Увидев мой ни разу не радостный взгляд, он начал оправдываться.
– Я не собираюсь навещать их как раньше, просто буду заходить, интересоваться, как дела, разговаривать с ними.
– Серьезно? – мрачным тоном спросила, – А можно мне тогда тоже гарем? Эльфов позовем? Буду только общаться.
Я даже представила себя сидя в гостиной в окружении накачанных эльфов с длинными белыми, словно снег, волосами
– У моей жены гаремов не будет! – отрезал Ревенер.
Вот тут у меня нашлись силы и встать, и, возможно, съездить по наглой роже.
– Нет! – громко сказала я.
– Нет твоему гарему? – с надеждой спросил дракон.
– Нет твоему предложению, – я разозлилась, – считай, что ты меня оскорбил.
– Оскорбил? – взревел Его Величество, – Напоминаю тебе, что я император. Глава страны, а ты моя подданная!
– И задница.
– Что? – он открывал и закрывал рот, как рыба на суше.
Я могу ошарашить. Да. Считай, что это мой третий дар.
– Ты! – кричала я, – предлагаешь стать твоей женой! Мне! Ведьме! Зная, какие мы свободолюбивые. А сам не собираешься отказываться от гарема!
– Я же сказал! – он тоже кричал на меня. – Гарема не будет в том смысле, который все подразумевают.
Я наткнулась глазами на висящий на стуле женский халат и с гневными вздохами одела его, завязав на поясе, пытаясь как-то устаканить свои злые мысли.
– Простите, Ваше Величество, – посмотрела на дракона. – Ваше предложение лестно, но принять его не могу.
– Это твое последнее слово? – он с силой сжал мой подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.
– При таких условиях – да, – отвела я взгляд, вывернувшись из захвата.
– Хорошо, деса де Риверс, – прищурился он, отпуская меня. – Тогда закончите отбор. На все про все – три дня. На испытания не зовите. Пусть ваш треклятый дар все скажет! Я для этого вас и позвал!
– Как вам будет угодно! – выпалила я и, подхватив все еще спящего фамильяра, унеслась прочь из его комнат.
Уже в своих покоях я дала волю слезам.
Как только покину дворец, отправлюсь в другой город, или в путешествие. Неважно куда, лишь бы подальше.
С этой мыслью проспала остаток дня и всю ночь, слишком расстроенная, чтобы бодрствовать.