Читать интересную книгу Десять желаний (СИ) - Славина Анастасия

…Во время последнего разговора с Яном женский голос что-то говорил на иностранном языке… Но что за женщина? На каком языке?

Тупик.

…Султан собирался дать Яну какое-то поручение… Но Султан в тюрьме.

Тупик.

Мысли вяло трепетали, как рыбки, давно выброшенные на берег. Не оставалось ни единого варианта, как отыскать Яна, но Катя не сдавалась. Нужно было двигаться дальше. Только в каком направлении?

Она продрогла, и уже собиралась вернуться в гостиную, как услышала плач ребенка, внезапный и громкий. Катя глянула вниз — и улыбнулась. Повод оказался пустяшным: у малыша упало в воду подтаявшее мороженое. А потом ее улыбка померкла: медленно, очень осторожно память стала распутывать клубок. Лето, река, утки, мороженое… Стараясь не упустить картинку, нарисованную воспоминаниями, Катя быстро переоделась, наскоро подобрала волосы шпильками и вызвала такси.

Она весь путь прошла заново: пересекла парк, спустилась по ступеням к озеру, затем добежала до реки. Река должна была вывести Катю к тому месту, где когда-то, словно из воздуха, появился Ян с обвинением в преследовании. Но набережная, словно длинная серая змея, везде была одинаковая: у воды — бетонный парапет, по другую руку — скамейки и стриженый газон, под ногами — плитка. Через одинаковое расстояние к реке спускались ступеньки, на них отдыхали утки.

Так где же?..

Катя металась по набережной, пока не поняла, что не найдет то самое место. Остановилась. Огляделась — и внезапно ее накрыло пережитое ощущение из детства. Словно она заблудилась в лесу, а вокруг, куда ни глянь, — только ели, кусты и мох, и даже солнца не видно из-за туч. Так странно было пережить это снова — в центре города.

Катя села, прислонясь к парапету. Руки замерзли. Она машинально потерла ладони друг о друга — и спрятала в карманы кожанки. Утки подплывали все ближе, самые смелые поднимались по ступенькам и протягивали головы, клянча еды.

Что она надеялась здесь найти? В тот раз Ян мог увидеть ее откуда угодно. Из окна любой кофейни. С крыши любого дома. Даже из проезжающего вдоль набережной такси. Значит, снова тупик?..

Хотелось сжаться в комок, лечь прямо здесь, у парапета. Хотелось так сильно, что Катя представила это. Почувствовала, как пористый бетон холодно и влажно трется о щеку… Надо было заставить себя подняться — и уйти, но что-то невидимое удерживало ее. Она казалась себе воздушным шариком, привязанным к этим блокам за ниточку. А ветер мотал ее, хлестал, тянул за собой…

Женщина в клетчатом пальто, с фигурой, как песочные часы, сошла с моста и направилась к домикам с черепичными крышами. Она шла легко, словно скользила, будто ее тело было не из плоти и крови. Ветер, играя, ворошил ее длинные темные волосы. На мгновение Катя встретилась с ней взглядом. Брюнетка прошла еще несколько метров, потом развернулась — и спустилась к набережной.

Последние метры женщины разглядывали друг друга.

— Я заметила вас с моста, — произнесла незнакомка. Голос у нее был глубокий, приятный, задевающий за живое. — Вас трудно не заметить.

— Почему? — Катя тускло улыбнулась. На ней была куртка цвета мяты, бежевая туника, серые джинсы. Наоборот, она сливалась с пейзажем.

— Вы в отчаянии — это заметно. Ваше отчаяние такое явное, оно настолько интенсивно-черного цвета, что затмевает все остальное. Вы знаете, что такое черный цвет — не вороного крыла, не маренго, не эбонит? Настоящий черный? Это даже не цвет, а полное поглощение цвета и света. И это то, что сейчас происходит с вами.

— А вы сумасшедшая. Это тоже очень заметно, — полушутя сказала Катя.

— Я не сумасшедшая, я художница. И если у вас есть свободное время, то не хотели бы вы провести его у меня дома, за чашечкой чая? Смотрите, вы уже посинели от холода. Утки перестали вас бояться. До моего появления одна из них пощипывала вам ботинок.

— Правда?! — Кате стало жутко от мысли, что она так глубоко ушла в себя.

— Нет, — улыбнулась художница. — Но через полчаса стало бы правдой. Пойдемте.

Они прошли через арку — и Катя словно оказалась в другом городе. Внутренние дворики здесь были выложены булыжником. Вдоль ступенек тянулись резные металлические ограды. Тонкими струями шуршал миниатюрный фонтан. В окнах первых этажей стояли куклы и висели картины, красовался дизайнерской вывеской уютный свадебный салон. Миновали кафе, где у окна стоял пустующий столик, изящный, круглый и такой крошечный, что на нем могли уместиться только пара чашечек кофе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Они зашли в подъезд возле кафе и по винтовой лестнице поднялись на четвертый этаж. Дверь распахнулась — и Катя оказалась в просторной студии.

— Красиво…

— Располагайся.

Свет из окна падал на мольберт. У противоположной стены стояла круглая кровать, усыпанная пестрыми подушки. К белым стенам прислонялись холсты — и большие, словно оконная рама, и маленькие, размером с ученическую тетрадь. С десяток картин висело на стенах.

Незнакомка положила в высокие прозрачные стаканы дольки апельсина и листочки мяты. Залила чаем из заварника. Как соломки, вставила трубочки корицы. Аромат мгновенно наполнил студию.

— Меня Мариной зовут, — женщина плеснула в чай из коньячной бутылки. Протянула гостье стакан.

— Катя.

— Приятно познакомиться, Катя.

Они чокнулись стаканами. Долго пили чай, сначала обжигающий, потом подостывший, терпкий. Марина подливала в чай коньяк. Потом они пили коньяк без чая, закусывая полукругами лимона. И чай, и коньяк, и лимон — все гармонировало со студией, с его цветом и запахом. С настроением. Стало спокойно и приятно.

Марина поставила блюз, пластинка играла на патефоне — Катю это уже не удивило, теперь гармония была и в звуках. По телу расползалось тепло. Захотелось прилечь, растянуться мурлыкающей кошкой на гладкой простыне цвета горького шоколада.

Голос Марины, словно вода сквозь песок, просачивался через кожу и концентрировался где-то под ложечкой. Художница становилась все разговорчивее. Она рассказывала о своем детстве, которое провела в Америке в хипповской коммуне под Сан-Франциско. О картинах, которые успешно продает через интернет. О замужестве, которое длилось четыре дня.

Не прерывая монолога, Марина поменяла пластинку на патефоне — заиграл Нэт Кинг Коул, — но не вернулась на свое место, а стала у Кати за спиной. Растянула завиток, вылезший из пучка, — и отпустила его. Он щекотно и приятно скрутился в пружинку. Катя прикрыла глаза и опустилась на спинку стула. Пол покачивался, словно танцевал под спокойную печальную музыку. Художница снова расправила завиток, а затем очень медленно, тягуче, стала вытаскивать шпильки из пучка. Кате казалось, что шпилька тянется из самой глубины солнечного сплетения, а следующая — с низа живота, через позвоночник, через затылок. Тонко, нежно, звеняще. И все тело тянулось за шпилькой, выворачивалось изнанкой, медленно и сладостно.

Марина распустила Кате волосы, помогла копне мягко опуститься на лопатки и осторожно коснулась боковых прядей, словно завершая сложную торжественную прическу.

— Я хочу нарисовать тебя.

— Ладно… — все еще звеня от ощущений, ответила Катя.

— Но не здесь, на кровати.

Марина помогла ей раздеться. Катя легла на спину, на прохладный шелк простыни — и увидела под самым потолком картину в синих тонах с золотыми мазками. Не было даже понятно, что именно изображено на холсте, — человек, или животное, или абстракция. Но что-то в плавных изгибах линий, формах и оттенках — скорее, на уровне подсознания, чем здравого смысла — казалось знакомым, царапало душу. Катя долго вглядывалась в картину, потом приподнялась на локтях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Кто это?.. Кого ты рисовала?

— Нравится? — спросила Марина, не переставая наносить мазки на холст. Ее запястья и лоб были вымазаны черной краской. — Это мой старый приятель — Ян. Строптивый. Своевольный. Никогда не знаешь, что у него на уме. Наверное, поэтому он играет такую прекрасную музыку.

Катя медленно выпрямилась. Не отрываясь, она смотрела на Марину. А Марина, замерев у мольберта с кистью в одной руке и палитрой — в другой, заинтриговано смотрела на нее. Катя все не могла поверить в услышанное.