Читать интересную книгу Холодный дом (главы XXXI-LXVII) - Чарльз Диккенс

Аллен спрашивает - почему?

- Почему? - повторяет мистер Снегсби, в отчаянии хватаясь за пучок волос, торчащий на затылке его лысого черепа. - Да как же мне знать, почему? Впрочем, ведь вы холостяк, сэр, и дай вам бог еще долго оставаться в блаженном неведении супружеской жизни и задавать подобные вопросы женатым!

Высказав это доброе пожелание, мистер Снегсби кашляет - кашлем, выражающим унылую покорность судьбе, - и заставляет себя выслушать посетителя.

- Ну вот, опять! - говорит мистер Снегсби, весь бледный от обуревающих его чувств и необходимости говорить шепотом. - Вот опять, с другой стороны! Одно лицо строжайше запрещает мне говорить о Джо кому бы то ни было, даже моей женушке. Потом приходит другое лицо в вашем лице, - то есть вы, - и столь же строго запрещает мне говорить о Джо любому другому лицу и особенно первому лицу. Да это просто какой-то сумасшедший док! Говоря напрямик, это форменный Бедлам *, сэр! - заключает мистер Снегсби.

Не в конце концов оказывается, что дело вовсе уже ее так плохо, как он думал, - мина не взрывается у его ног, и яма, в которую он упал, не разверзается еще глубже. Мягкосердечный и огорченный тяжелым состоянием Джо, он охотно обещает "забежать вечерком", пораньше, как только можно будет тихонько выбраться из дому. И когда наступает вечер, он действительно потихоньку уходит; но кто знает, может быть миссис Снегсби не хуже его умеет делать свои дела втихомолку.

Джо очень обрадовался своему старому приятелю, и когда они остаются вдвоем, говорит, что "мистер Снегсби" чудо какой добрый, если сделал такой большей крюк из-за такого никудышного малого, как он, Джо. Тронутый видом больного, мистер Снегсби немедленно кладет на стол полкроны - свой волшебный бальзам, исцеляющий все раны.

- Ну, как ты себя чувствуешь, бедняга? - спрашивает торговец, сочувственно кашляя.

- Мне повезло, мистер Снегсби. вот повезло-то, - отвечает Джо, - так что ничего мне больше не нужно. А уж как мне тут хорошо, вы и представить себе не можете. Мистер Снегсби! Очень я горько каюсь, что натворил такое, но ведь я не затем туда пошел, сэр.

Торговец тихонько кладет на стол еще полкроны и спрашивает Джо, почему он кается и что именно он натворил?

- Мистер Снегсби, - отвечает Джо, - я пошел и заразил одну леди, что там была, только она была не та, другая леди, и никто из них мне за это худого слова не сказал, потому что они такие добрые, а я такой несчастный. А леди вчера сама пришла меня навестить и говорит: "Эх, Джо! говорит. А мы думали, ты пропал, Джо!" говорит. А сама сидит, улыбается до того спокойно ни словечком меня не попрекнула за то, что я натворил, даже косо не глянула - вот какая; а я к стене отвернулся, мистер Снегсби. И вижу я - мистер Джарндис тоже волей-неволей, а отвернулся. А мистер Вудкот, тот пришел накапать мне чего-то, чтоб мне полегчало, - он день и ночь мне капает, - и вот наклонился он надо мной и стал говорить до того весело, а я вижу - у него слезы полились, мистер Снегсби.

Растроганный торговец кладет на стол еще полкроны. Если что и может облегчить его душу, так лишь повторное применение этого испытанного средства.

- Знаете, про что я думаю, мистер Снегсби, - продолжает Джо, - может, вы умеете писать очень большими буквами, а?

- Конечно, Джо, как не уметь! - отвечает торговец.

- Большими-пребольшими буквами, громадными, а? - спрашивает Джо в волнении.

- Да, бедный мой мальчик.

Джо смеется, очень довольный.

- Так вот я про что думаю, мистер Снегсби: ведь мне велели не задерживаться на месте, все гнали и гнали, а я все шел да шел, а больше гнать некуда, так вот уж вы сделайте милость, напишите очень большими буквами, чтобы всякий мог разобрать, повсюду, что, мол, очень я горько каюсь, правда истинная, что натворил такое, хоть я вовсе не затем туда пошел и даже вовсе ничего знать не знал, а все-таки смекнул, когда мистер Вудкот из-за этого заплакал раз, да он и всегда о том горюет, и, может, он, бог даст, простит меня в душе. Вот написать про это большущими буквами, может он тогда меня и простит.

- Так и напишем, Джо. Большущими буквами.

Джо снова смеется.

- Спасибо вам, мистер Снегсби. Очень вы добрый, сэр, а мне теперь стало еще лучше прежнего.

Отрывисто кашлянув, кроткий маленький торговец кладет на стол четвертую полукрону - первый раз в жизни пришлось ему истратить на подобные нужды столько полукрон - и неохотно уходит. Никогда больше он не встретится с Джо на нашей маленькой земле... никогда.

Ибо повозка, которую так тяжело влачить, близится к концу своего пути и тащится по каменистой земле. Сутками напролет ползет она вверх по обрывистым кручам, расшатанная, изломанная. Пройдет еще день-два, и когда взойдет солнце, оно уже не увидит эту повозку на ее тернистом пути.

Фил Сквод, закопченный и обожженный порохом, исполняет обязанности сиделки и одновременно работает в качестве оружейника за своим столиком в углу, то и дело оглядываясь, кивая головой в зеленой суконной ермолке и твердя: "Держись, мальчуган! Держись!" Нередко сюда приходит мистер Джарндис, а Аллен Вудкорт сидит тут почти весь день, и оба они много думают о том, как причудливо Судьба вплела этого жалкого отщепенца в сеть стольких жизненных путей. Кавалерист, могучий, пышущий здоровьем, тоже часто заглядывает в чулан и, загородив выход своим атлетическим телом, излучает на Джо столько энергии и силы, что мальчик, как бы немного окрепнув, отвечает на его ободряющие слова более твердым голосом.

Сегодня Джо весь день спит или лежит в забытьи, а Аллен Вудкорт, который только что пришел, стоит подле него и смотрит на его изнуренное лицо. Немного погодя он тихонько садится на койку, лицом к мальчику, - так же, как сидел в комнате переписчика судебных бумаг, - выстукивает ему грудь и слушает сердце. "Повозка" почти остановилась, но все-таки тащится еле-еле.

Кавалерист стоит на пороге, недвижно и молча. Фил, тихонько стучавший по какому-то металлу, перестал работать и замер с молоточком в руке. Мистер Вудкорт оглядывается; его сосредоточенное лицо поглощенного своим делом врача очень серьезно, и, бросив многозначительный взгляд на кавалериста, он делает знак Филу унести рабочий столик. Когда Фил снова возьмет в руки свой молоточек, на нем будет ржавое пятнышко от слезы. - Ну, Джо! Что с тобой? Не пугайся.

- Мне почудилось, - говорит Джо, вздрогнув и оглядываясь кругом, - мне почудилось, будто я опять в Одиноком Томе. А здесь никого нет, кроме вас, мистер Вудкот?

- Никого.

- И меня не отвели обратно в Одинокий Том? Нет, сэр?

- Нет.

Джо закрывает глаза и бормочет:

- Большое вам спасибо.

Аллен внимательно смотрит на него несколько мгновений, потом, приблизив губы к его уху, тихо, но отчетливо произносит:

- Джо, ты не знаешь ни одной молитвы?

- Никогда я ничего не знал, сэр.

- Ни одной коротенькой молитвы?

- Нет, сэр. Вовсе никакой. Мистер Чедбендс, тот молился раз у мистера Снегсби, и я его слушал; только он как будто разговаривал сам с собой, а вовсе не со мной. Молился он куда как много, только я-то ничего понять не мог. Другие джентльмены, те тоже кое-когда приходили молиться в Одинокий Том; только они все больше говорили, что другие молятся не так, как надо, других, значит, осуждали, а то сами с собой разговаривали, а не с нами вовсе. Mы-то никогда ничего не знали. Кто-кто, а я знать не знал, об чем это они.

Эти слова он произносит очень медленно, и только опытный и внимательный слушатель способен услышать их, а услышав, понять. Ненадолго заснув или забывшись, Джо вдруг порывается соскочить с постели.

- Стой, Джо! Куда ты?

- На кладбище пора, сэр, - отвечает мальчик, уставившись безумными глазами на Аллена.

- Ляг и объясни мне. На какое кладбище, Джо?

- Где его зарыли, того, что был добрый такой, очень добрый, жалел меня. Пойду-ка я на то кладбище, сэр, - пора уж, - да попрошу, чтоб меня рядом с ним положили. Надо мне туда - пускай зароют. Он, бывало, часто мне говорил: "Нынче я такой же бедный, как ты, Джо", говорит. А теперь я хочу ему сказать, что я, мол, такой же бедный, как он, и пришел, чтоб меня рядом с ним положили.

- Успеешь, Джо. Успеешь.

- Кто его знает! Может, и не захотят там зарыть, если я туда один пойду. Так уж вы обещайте, сэр, что меня туда отнесут и с ним рядом положат.

- Обещаю, Джо.

- Спасибо вам, сэр. Спасибо вам. Придется ключ от ворот достать, чтоб меня туда втащить, а то ворота день и ночь заперты. А еще там ступенька есть, - я ее своей метлой подметал... Вот уж и совсем стемнело, сэр. А будет светло?

- Скоро будет светло, Джо.

Скоро. "Повозка" разваливается на части, и очень скоро придет конец ее трудному пути.

- Джо, бедный мой мальчик!

- Хоть и темно, а я вас слышу, сэр... только я иду ощупью... ощупью... дайте руку.

- Джо, можешь ты повторить то, что я скажу?

- Повторю все, что скажете, сэр, - я знаю, это хорошее.

- Отче наш...

- Отче наш!.. да, это очень хорошее слово, сэр.