важно, что ему предстояло стать участником драмы. Алекс же в это время старался холодно просчитать все варианты, абстрагируясь от недавно обретенного внутреннего "я", пропитанного воспоминаниями Данко. Впрочем, некоторые оказались весьма полезны. Только ему мать рассказала про лазейки проклятого, теперь то он в этом не сомневался, дара. И к тому же, в отличии от главного героя их сказки, сердце Данко пока оставалось при нем.
Глава 39. Искупление
О Ветре, Мраке и Снеге
– Ведомо ли тебе, Душа, что когда срок службы Человека истечет, то мне достанутся и его жалкие кости, и, конечно же ты, ведь несмотря на его к тебе наплевательское отношение, он – это ты. А то, что ты тут представляешься миловидной девой – всего лишь аллегория, не имеющая отношение к действительности. – Смерть насмешливо рассматривала сквозь отблеск Зари чуть сияющий силуэт.
– Ну если уж говорить о действительности, то тебя вообще нет. – Душа вернула Смерти шутливый тон.
– Тогда продолжим действовать в рамках аллегории. – Смерть нахмурилась. – Подойдите все ко мне. И подтащите его сюда.
* * *
– У вас будет от силы пять минут, пока не закончится пересменок, но проскочить времени хватит. Личный кабинет Главного Ограничителя не далеко от экспериментальной арены. Серая дверь под номером 6. Вот, возьмите халат, его нужно как-то спрятать, хотя обысков больше не будет, Филипп распустил почти всю охрану. Так, сейчас я снова запущу аудиослежку, поэтому о плане больше не слова.
– Подождите! – Спасибо Вам, доктор София!
– Не стоит Лола, я лишь пытаюсь искупить вину.
– Все равно спасибо. Мы все хотим, чтобы это закончилось.
– Лекарство в надежном месте?
– Да.
– Не стану предупреждать, насколько Филипп хитер и опасен. Все. Идите!
* * *
– Анна, я бы хотел, когда все закончится, да я понимаю, наша ситуация необычна, нужно, конечно, в первую очередь подумать об Альберте, но я надеюсь, Алекс найдет способ обратить эффект… Я об этом успел рассказать мальчику, вспомнил одну из лекций о природе случая…
– Герман, – Анна внимательно посмотрел на старого профессора, – О чем ты начал говорить?
– Когда?
– В начале.
– Ах, да, я имел в виду, что хотел бы, если бы ты, мы могли бы… Ох, Анна, прости, не знаю, что происходит, я будто косноязычный мальчишка…
– Анна взяла Гесина за руку.
– Попробуй еще раз…
– Вот оно! Слово, которое я искал! Я столько раз портил тебе жизнь, и хотел бы сделать это еще раз. – Герман тут же спохватился. – Ах, нет! То есть, да! Конечно же, я не собираюсь портить тебе жизнь, больше не собираюсь. Наоборот, остаток своей хочу посвятить искуплению вины.
– Герман, ты не должен ничего искупать. За кого ты меня принимаешь?
– Я снова не так выразился. Я просто хочу быть возле тебя. Быть с тобой.
– Герман, мы старые люди, успели уже пожить, полюбить…
– Я не прошу любить меня! Нет! Да и к тому же это запрещено…
– Знаешь, несмотря на твою гордыню и высокомерную интеллектуальность мне всегда нравилась эта твоя способность.
– Какая? – Герман замер, глядя на Анну.
– Ты всегда мог меня рассмешить.
* * *
Мама, мама, мне нужна твоя помощь. Что это за слово, которое произносят все? Там в аудитории одновременно разговаривали десятки человек… Ограничители, ДОЛОВЦы, студенты, но в основном профессор и мерзкий Филипп. Еще Анна, когда пришла меня спасать. Вот оно! Душа ведь тоже спасала человека, именно ей должно было принадлежать то слово. А в этот раз кому?
– Алекс, Вы спите?
– Нет, доктор. Что–то случилось? Глупый вопрос, конечно, учитывая наши обстоятельства.
– Шутите? Хороший признак. Хотя больше походит на юмор висельника, но я, как Ваш лечащий врач, рада и тому.
– Боюсь, мой случай разрушит Вашу карьеру.
– А я жалеть не буду. Подамся в частные головоправы. Буду работать только с привыкающими парами. Никаких политических шишек.
– Вы тоже идете на поправку доктор, так Вы хотели о чем-то поговорить?
– Да. Не знаю, насколько это важно, но раз Вы вспомнили, что Вашу мать и Филиппа связывали давние отношения, думаю того, что Серый кардинал был безответно в нее влюблен, Вы могли и не знать.
– В мою мать? Этот…? За что мне такое? Простите, я нисколько не сомневаюсь в Вашей компетентности, но откуда информация?
– Очень давно, я и позабыла о том случае, когда мы вместе работали над одним проектом, я оставила журнал в его кабинете. Мы распрощались несколько минут назад, я и не думала, что он успеет куда-то выйти, да еще и оставит открытой дверь. Подумала, ничего ужасного, просто возьму свою вещь и выскользну, не хотелось бегать за Филиппом по коридорам. На столе лежала старая карточка. Я была более молода и любопытна. Откровенно говоря, никто из наших в здравом уме не заподозрил бы Филиппа в романтических отношениях. А тут это фото. На обороте была надпись "Моя любовь, моя душа".
– Психея…
– Я еще не поняла, зачем латынь из-за одного слова. Теперь все сошлось.
– Значит, Филипп пускал слюни на мою мать…
– Алекс…
– И что нам это дает?
– Вы можете предположить, что он прикажет сделать с Лолой, если Случай выберет ее.
– Нет. Я не позволю этому чудовищу даже прикоснуться к ней.
– София на миг отвела глаза. Выдерживать взгляд Алекса не было сил.
* * *
Лола дождалась окончания вечерней смены патруля. – А что, если он уйдет… Ну не знаю, домой, есть же у него дом? – Они с Вэл придумали прекрасный способ перехитрить аудиослежку, разговаривая на итальянском, который Лола, как знаток латыни одолела пару лет назад самостоятельно для общего развития, а Вэл изучала в школе, как второй иностранный.
– Думаю, на время эксперимента, зверь поселился здесь.
– А ты значит, решила, что сможешь его приручить?
– Я дам ему лекарство.
– Как? Скажешь – "Милый, давай выпьем и обо всем забудем?"… Он параноик, Лола! И очень опасен.
– Знаю, Вэл, но мы должны хотя бы попробовать. Ведь он продолжит издеваться над Алексом с помощью нас всех… Как думаешь, что он может приказать?
– Что-то особенное, омерзительное, и едва ли это будет смерть… Он не может физически навредить Алексу, но уничтожить его морально вполне. Превратить в безвольное орудие для копания в чужих мозгах.
– Ты права, я попытаюсь выяснить, что он задумал.
– Хорошо. Держись, подруга. – Лола нервно одернула белый халат. Маленькая ампула лежала в кармане. Жаль, что это не яд, а всего лишь состав, который развязывает язык. В отделе К такое в порядке вещей, – подумала она. –