— Похоже, новобранцы-кавалеристы все же пройдут зимнее обучение по полной программе, — сказала Урсула и широко улыбнулась.
VIII
Зима выдалась на редкость мягкой. Когда Морган прибыл в Лондиний вскоре после праздника Имболк,[30] символизировавшего начало весны, он был поражен, увидев, что его родной остров покрыт цветущим шафраном и примулой. На базарах вместо вяленой рыбы продавали свежую, а у одного лавочника он даже увидел несколько кусков баранины, правда, за баснословную цену.
Войдя в залы императорского дворца, он сразу услышал голос своей возлюбленной.
— Морган! — воскликнула Кордула. Они не виделись около полутора лет, и она почти заставила себя смириться с тем, что не увидит его раньше оттепели, пока не откроются для прохода южные горные перевалы.
Сначала он бросился к ней, чтобы обнять, но поток остановился, вспомнив, что за ними наблюдает множество любопытных глаз.
Трое королей и весь командный состав Легионов Афины изо всех сил старались сдержать улыбку.
— Подготовка к Свадьбе двух Легионов закончена, — доложил Морган и был вынужден замолчать, подождав, пока не стихнут восторженные аплодисменты. — Константин велел мне передать вам выражение его искренней и полной поддержки Великого похода, просил сказать не командующим Легионов Афины, а женщинам, что мужчины с нетерпением ждут встречи с ними. Более того, он разослал по всему Риму, Западной и Восточной частям империи известие о том, что Констант вскоре воссоединится со своей прекрасной невестой, и пусть дом Константина Третьего в ближайшее время будет благословен наследниками! — Раздавшиеся в ответ на его слова аплодисменты на сей раз предназначались Урсуле, которая приняла их с улыбкой. Ей удалось скрыть ото всех опасения насчет того, какие темные мысли может вызвать это объявление в некоторых закоулках империи на континенте.
— Я лично передал Константу новость о ваших планах, — продолжал Морган, — и в ответ принес личное послание будущей императрице. — Он открыл суму, вытащил свиток и с поклоном передал его Урсуле. — Констант сказал, что теперь и он сам, и его воины с удвоенным рвением стремятся закончить все свои дела в Испании, чтобы успеть приготовиться к приходу весны и своих невест в Арелат. Каких только вершин мы ни покорим! — декламировал он. — Каких морей ни преодолеем, в каких только боях ни сразимся, лишь бы показать себя достойными славных женщин Британии! Только бы познать теплые объятия в родном доме!
Все время, пока Морган передавал остальным послание от Константа, он сам не сводил глаз с Кордулы, обращаясь, казалось, к ней одной. Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали, и она прилагала все усилия, чтобы совсем не отдаться на волю чувствам. После декламации вновь последовали аплодисменты, и Урсула, воспользовавшись этой паузой, нежно обняла сестру.
Кордула тут же почувствовала, что и она с большим трудом сдерживает слезы.
IX
«Любовь моя!
Пишу второпях, потому что Морган уже должен ехать, чтобы воспользоваться покровом ночи и избежать преследования нашими врагами. Не стану раскрывать тебе подробностей дела, вдруг это письмо попадет в чужие руки. По той же причине не стану описывать тебе приготовлений к нашей свадьбе. Скажу лишь одно: не страшись ничего. Я буду рядом!
Я так горжусь тобой и тем благословенным делом, которое ты делаешь вместе с отважными женщинами, солдатами Первого и Второго Легионов Афины. Вы охраняете покой и безопасность провинции, пока мы погрязли в темных делах политики. Как же я завидую саксам, которым была незаслуженно оказана честь видеть вас в действии! Будь осторожна, любовь моя, отправляясь в походы. Обещай мне, что не станешь рисковать своей жизнью! Пусть в атаку вас ведет Пинноса, поскольку она куда более грозна и устрашающа в бою, чем ты. Какой враг не дрогнет, увидев ее ярость?
Заверяю тебя в твердом решении, моем и моих солдат, сменить вас на этом поприще как можно скорее. И не только потому, что мы всем сердцем стремимся оказаться дома, рядом со своими семьями, родными и близкими, но и из-за стыда, который сжигает нас при мысли о том, что мы не способны сами защитить свою Британию. И еще, любимая, одна лишь мысль о том, что я снова тебя увижу, загляну в твои глаза, услышу твой голос, наполняет смыслом мою жизнь. Каждый день, который проходит вдали от тебя, от нашего дома, — это день, прожитый впустую.
С любовью,
Твой Констант».
Урсула прижала письмо к груди. Она никак не могла справиться с волной нахлынувших чувств, желания быть рядом с любимым. Внезапно она вспомнила свое изумление от того, каким увидела Моргана. Ей тогда еще пришло в голову, что он выглядит изможденным, потрепанным ветрами и иссушенным жарким южным солнцем. Да, без всякого сомнения, суровые испытания наложили свой отпечаток и на него. «Боже мой, да в нем ничего не осталось от мальчика!»
Она глянула на свое отражение и стоявшем неподалеку блюде из полированного серебра. Может, она тоже изменилась? «Конечно, за эти два нескончаемых года мы все повзрослели. Интересно, изменился ли Констант? Узнаю ли я его? Сможет ли он меня узнать?»
X
На День весеннего равноденствия улицы Лондиния были заполнены людьми. Десятки тысяч британцев со всех концов острова пришли полюбоваться красотой и великолепием парада Первого Легиона Афины. Легион в полном составе должен был пройти по центру города и выйти на огромный мост через Темзу, прямо напротив императорского дворца. Им предстояло двигаться из города по направлению к востоку, по Уотлинг-Стрит[31] к портам, где их ожидали восемьдесят галер. На реке тоже было полно суденышек всех мастей, на которых любопытные, специально прибывшие издалека поглазеть на великолепное зрелище, старались хоть краешком глаза взглянуть на самих командующих.
Основной состав Легиона на парад вели Юлия, Фаустина и Баэтика. Урсула, Пинноса и другие офицеры Кориния должны были отправиться в путь лишь на следующий день вместе с авангардом. Они отплывали на двух новых галерах, которые только что пришли из Рочестера. Эти суда стояли на причале прямо перед императорским дворцом, возле моста. Каждое из них было великолепно, убранное от носа до кормы лентами цветов Легиона.
Когорта за когортой проходили по городу, и шум, раздававшийся со стороны Форума и прилегающих к нему улочек, становился поистине оглушительным. Сам воздух гудел и вибрировал от барабанной дроби и рева бесчисленного количества рожков и горнов, дудочек и свистков. Урсула и другие представители высшего командования, находившиеся вместе с королевскими свитами на ступенях Базилики, удивлялись тому, что такая какофония звуков вообще возможна.