к справочному монитору за подсказкой, склонился над ним — и вдруг скорее почувствовал, нежели услышал позади себя какое-то движение. Обернулся — и обомлел: крышка «гроба» была откинута в сторону — оставалось только удивляться, сколь бесшумно ей удался этот маневр — а Ксен, потерянно озираясь, сидела на своем былом ложе.
— Ты проснулась! — просиял я. — Так быстро! — бросился было к девушке, но приостановился, сообразив, что та может устыдиться своего вида — и принялся уже привычно стягивать куртку, чтобы поделиться ею с Ксен.
Между тем, блондинка молча кивнула, пошарила рукой где-то внизу — и вдруг подняла ее с крепко зажатым в пальцах игольником. Ствол оружия был направлен на меня.
— Ксен, что ты делаешь? — опешил я.
Губы блондинки растянулись в какой-то совсем нехорошей улыбке. Не ее улыбке!
— Ты… Ты не Ксен! — осенило тут меня.
— Я-то как раз Ксен, — холодно бросила из «гроба» девица — и выстрелила в меня из игольника почти в упор.
27. Во сне и наяву
Мне снился странный сон.
Будто бы лежу я на узкой койке, глядя в низкий потолок, почему-то не в силах ни пошевелиться, ни заговорить. Даже глаза в сторону не могу скосить. В голове — муть, будто топкое болото плещется…
А где-то рядом со мной разговаривают двое мужчин. Один из них — в этом я уверен, хотя и не смог бы ответить почему, видеть-то я его не вижу — действительно находится не далее пары метров от меня (гм, а метр — это сколько? Где-то с дул, да?), а вот второй отвечает ему с экрана дальней связи — также понятия не имею, как я это понял.
— Он же сейчас в сознании? — подозрительным тоном осведомляется у собеседника тот, чей голос доносит эфир. — Значит, все слышит?
— Слышит, — подтверждает здешний. — Но ничего не запомнит: в мозгах у него сейчас полный сумбур, а когда все там наконец разложится по полочкам, доступным окажется лишь то, что я ему закачал.
— Ты специально залил ему такой сумасшедший объем? Чтобы у паренька крыша поехала? — в голосе слышится усмешка.
— Да что я, по-твоему, совсем изверг? Сперва мне просто было нужно, чтобы, когда отключусь, он смог, как положено, ответить Ордену. А значит, уверенно заговорил на «уме». Ну и требовался убедительный предлог, чтобы без помех внедрить в его память шифровку от Посредника. Но отдельного курса наречия на борту не нашлось, только полная справочная база. Время поджимало: выковырять оттуда лингвистическую часть я уже никак не успевал. Ну вот и… Собственно, так даже лучше: тем надежнее теперь спрятано донесение!
— Это да, — соглашаются в эфире. — Так что ты хочешь от меня?
— Документы я ему состряпал, теперь парня нужно отсюда забрать — и всучить ему тот «Орк». Корабль же готов?
— Как договаривались. Владельца мы разорили, звездолет арестовали за долги — стоит сейчас на Бака.
— Хм, а почему на Бака?
— Так получилось.
— Ладно, не важно. Главное, чтобы «Орк» принял этого Юрия Васс иль Ев в качестве капитана — только тогда можно будет использовать ключ.
— Это понятно. А сам ты что, не прилетишь? Почему сваливаешь парнишку на меня?
— Ну, ты же знаешь, в каком я сейчас состоянии. А тут еще внезапно образовалась парочка спешных делишек…
— Более спешных, чем прочесть донесение Посредника?
— Поверь, так и есть. Мне тут кое-кто нехороший на хвост сел — нужно бы стряхнуть, ну и понять, насколько все плохо. Не дай орден, снова Синдикат нарисовался…
— Вот как? Синдикат?
— Я разберусь, не переживай. Но Юрий — на тебе. И это, если полезешь ему в голову за шифровкой — будь уж любезен, аккуратнее там: парень мне, как-никак, жизнь спас! Меня здорово прижали сам знаешь чьи ищейки, если бы не он, мне бы не выпутаться!
— Ага, а ты за это отобрал у него его прошлое!
— Говорю же, выбора у меня не было! Да и какое там прошлое — одно название! Дикая планета, жалкая судьба… К тому же, если извлечь шифровку грамотно — он все вспомнит. Ну, почти все. Плюс новые знания частично сохранит. Может быть, даже сумеет с ними где-нибудь неплохо устроиться…
— Но ты же не намерен потом оставить ему тот «Орк», пусть даже выпотрошенный, без ключа?
— Сдурел? Конечно, нет… Кто ж такими кораблями почем зря разбрасывается?!
Голоса незнакомцев стихли — и я… проснулся? А вот не уверен… Точно ли то был сон — а теперь явь? Мысли мои как вязли, неуклюже затаптывая друг друга в липкую тину, так и вязнут…
И все же, что происходит?
Опутанный проводами, я где-то полусидел-полулежал. Попытка поднести к лицу руку — у меня безумно чесалась щека — успехом не увенчалась: предплечье что-то крепко удерживало. Не вышло и импульсивно дернуть ногой. А вот слегка повернуть голову и скосить глаза, чтобы хоть как-то осмотреться — получилось. Уже прогресс!
Первое, во что уперся мой взгляд — настежь распахнутый «хрустальный гроб», в котором недавно мы с Дик привезли на «Еву» Ксен. То есть, как оказалось, не ту Ксен, не нашу…
Так, вот что-то, кажется, вспоминается. Значит, я пришел в медотсек проведать Ксен, девица до срока встала из «гроба», достала игольник…
Едва нарисовав в уме эту картину, я увидел и саму блондинку. Одеться та не удосужилась — так ничтоже сумняшеся нагишом и рассекала, разве что навесила на себя невесть откуда взятую кожаную плечевую портупею с кобурой, из которой теперь торчала рукоять игольника. Кстати, совсем рядом от меня торчала, только руку протяни! Ну, я и протянул. Вернее, попробовал протянуть — пошевелиться мне снова не удалось. Но теперь я рассмотрел, почему так: мои запястья и локти были надежно прихвачены встроенными в подлокотник кресла (да, я понял, что нахожусь в терапевтическом кресле с запрокинутой спинкой) широкими металлическими браслетами.
— Не дергайся, капитан, — скривилась блондинка. — Мы еще не закончили.
— Что не закончили? — на автомате спросил я.
— Ковыряться в твоей памяти.
— А… зачем в ней ковыряться?
— Хочу оттуда кое-что достать. И если не будешь мне мешать — может быть, даже выживешь после этого. Станешь, конечно, дурачком — ну да ты и так у нас