Весь день от дома Рагнара поднимался дым, и всю следующую ночь над темными ветвями деревьев виднелось зарево. Лишь на второе утро вились только тонкие струйки дыма над долиной, где мы совсем недавно были так счастливы. Мы с Бридой подобрались ближе, оба оголодавшие, и увидели, как Кьяртан и его люди роются в углях.
Они вынимали искореженные куски металла, превратившуюся в ком кольчугу, серебро, сплавившееся в слитки. Они забрали все, что можно было использовать или продать. Они были недовольны, словно нашли слишком мало, хотя набрали достаточно, даже вывезли на телеге инструменты и наковальню Элдвульфа. Тайру, с веревкой на шее, посадили на лошадь, которую повел в поводу одноглазый Свен. Кьяртан помочился на кучу догорающих углей и засмеялся каким-то словам своего воина. После полудня они ушли.
Мне было шестнадцать, и я больше не был ребенком.
А Рагнар, мой господин, мой отец, был мертв.
* * *
Тела лежали в золе; невозможно было понять, кто есть кто, невозможно было даже отличить мужчин от женщин: в жарком пламени мертвецы съежились и походили теперь на детей, а дети – на младенцев. Тех, кто погиб снаружи, можно было опознать, и среди них я нашел Элдвульфа и Анвенда, раздетых донага. Я искал Рагнара, но так и не нашел. Я гадал, почему он не выскочил из дома с мечом в руке, и решил, что он предпочел умереть так, чтобы не видели враги.
Мы нашли еду в одном из погребов, который пропустили люди Кьяртана, обыскивая дом. Пришлось разгребать горячие головешки, чтобы добраться до погреба; хлеб, сыр и мясо отдавали пеплом, но мы все равно поели. Молча.
Вечером к дому начали робко подходить англичане, оглядывая пожарище. Они боялись меня, считая датчанином, и опустились на колени, когда я подошел. То были немногие спасшиеся счастливцы, потому что Кьяртан вырезал всех нортумбрийцев в Сюннигтвайте, даже детей, громко обвиняя их в сожжении дома Рагнара. Люди, должно быть, знали, что это его рук дело, но устроенная им в Сюннигтвайте резня все запутала, и потом многие считали, будто англичане и в самом деле напали на дом Рагнара, а Кьяртан отомстил им. И вот сейчас перед нами стояли уцелевшие.
– Приходите утром, – сказал я им, – похороните тела.
– Да, господин.
– Вы получите награду, – пообещал я, понимая, что придется расстаться с одним из моих драгоценных браслетов.
– Да, господин, – ответил один из них.
Потом я спросил, знают ли они, что произошло. Они перепугались, но наконец один из них сказал, будто ярл Рагнар готовил восстание против короля Риксига. Англичанин, служивший Кьяртану, рассказал об этом, когда приходил за элем. Еще этот англичанин посоветовал людям спрятаться до того, как Кьяртан начнет истреблять обитателей долины.
– Ты знаешь, кто я? – спросил я англичанина.
– Лорд Утред, господин.
– Никому не говори, что я жив, – велел я, и он удивленно уставился на меня.
Я решил, что Кьяртан должен считать меня мертвым, должен думать, что одно из обгоревших тел в доме – мой труп. Самому Кьяртану я был безразличен, но я не хотел, чтобы за мной охотился Свен.
– Возвращайся утром, – повторил я, – получишь серебро.
Есть такая вещь, как кровная месть. Она существует у всех, даже у англосаксов, несмотря на их показное смирение. Убьешь кого-то из моей семьи – и я убью кого-нибудь из твоей. Так продолжается поколение за поколением, пока одна из семей не исчезает с лица земли. И Кьяртан только что развязал кровную месть. Я не знал – как, не знал – когда, не знал – где, но знал, что отомщу за Рагнара. Я поклялся в этом той ночью.
И той ночью я стал богат. Брида подождала, пока уйдут англичане, а потом отвела меня к обугленным останкам кузницы Элдвульфа и показала на большой обгорелый обрубок вяза – кусок дерева, на котором стояла наковальня.
– Нужно его отодвинуть, – сказала она.
Мы двигали гигантский пень вдвоем. Под ним не оказалось ничего, кроме земли, но Брида велела мне копать, и, за неимением других инструментов, я копал Осиным Жалом. Прокопав на глубину одной ладони, я наткнулся на металл. Золото. Настоящее золото. Монеты и небольшие слитки. Монеты оказались странными, с надписями, каких я никогда раньше не видел, – то были не датские руны, не английские буквы, а нечто непонятное. Потом я узнал, что это монеты народа, живущего далеко в пустыне, поклоняющегося богу по имени Аллах. Должно быть, Аллах был богом огня, ведь корень «аль» в нашем английском языке означает «сжигать». На свете много богов, и люди, которые поклонялись Аллаху, сделали хорошие монеты. В ту ночь мы выкопали сорок восемь монет и несколько кусочков золота.
Брида сказала, что однажды ночью подсмотрела, как Рагнар с Элдвульфом прячут клад. Золото, серебряные монеты и четыре драгоценных камня… Без сомнений, это и было то самое сокровище, которое хотел найти Кьяртан, он ведь знал, что Рагнар богат, но Рагнар хорошо припрятал ценности. Все люди откладывают кое-что на черный день. В свое время я тоже откладывал и однажды даже забыл, где спрятал клад. Наверное, в один прекрасный день его найдет какой-нибудь счастливчик.
Клад Рагнара принадлежал его сыну, но Рагнар (было странно, что теперь он просто Рагнар, а не Рагнар Младший) все еще был в Ирландии, и я сомневался, жив ли он вообще, ведь Кьяртан наверняка послал туда убийц. Но, мертвым был Рагнар или живым, здесь его не было, поэтому мы забрали сокровища.
– Что будем делать? – спросила Брида той же ночью.
Мы с ней снова сидели в лесу.
Я уже знал, что делать. Наверное, знал всегда. Я англичанин, моя родина Англия. Я был датчанином, пока был жив Рагнар, потому что Рагнар любил меня, заботился обо мне, называл меня сыном, но теперь Рагнар умер, и у меня не осталось больше друзей среди датчан. У меня не было друзей и среди англичан – конечно, кроме Бриды и Беокки, который любил меня какой-то совершенно непонятной любовью, но англичане – мой народ. Кажется, я знал это с битвы у холма Эска, когда впервые увидел, как англичане побили данов. Тогда меня охватила гордость. Судьба правит всем, пряхи коснулись меня у того холма, и теперь наконец я ответил на это прикосновение.
– Пойдем на юг, – сказал я.
– В монастырь? – спросила Брида, вспомнив о зловещих планах Эльсвит.
– Нет. – У меня не было желания встречаться с Альфредом, учиться читать и протирать колени в молитвах. – У меня есть родня в Мерсии.
Я никогда не видел этих людей, ничего о них не знал, но они были моей семьей, а у семьи есть обязательства перед своими членами. Датское присутствие в Мерсии ощущалось слабее, чем где-либо, и, возможно, там я найду себе дом и не стану обузой родне, потому что принесу им золото.
Я ответил Бриде так, будто бы знал, что делать, но на самом деле я погрузился в бездну отчаяния и меня подмывало все бросить и разразиться слезами, подступавшими к горлу. Я хотел, чтобы жизнь шла как прежде, чтобы моим отцом оставался Рагнар, чтобы кругом царили праздничное веселье и смех.