Читать интересную книгу Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли - Кэтрин Уэбб

— Покайтесь! Осознайте свои ошибки и греховность избранного пути! Всю тяжесть ваших грехов! Оставьте этот бессмысленный и полный опасностей путь, ибо он ведет вас вниз, к разрушению, к уничтожению всего, что чисто, свято и хорошо в мире! — выкрикивает викарий, голос у него высокий и взволнованный, лицо словно охвачено огнем, который затмевает электрический свет из задней комнаты.

У Кэт сердце уходит в пятки, в животе что-то протестующе ворочается. Она кашляет, силясь глотнуть воздуха, вздрагивает, когда рядом с ней грохочут башмаки — рядом с ее головой, руками, ногами. Нельзя, чтобы он увидел ее. Она старается подняться, но делает это слишком быстро, волна головокружения вынуждает ее сесть обратно на грязную землю. Викарий медленно шествует вперед, делая один короткий шажок за другим. Высоко над головой он держит позолоченный крест двенадцати дюймов в длину, который сверкает, как его глаза. Потрясая им, он медленно приближается к двум полицейским, которые борются с каким-то человеком, — тот дерется, кусаясь и царапаясь, лишь бы не упасть на землю.

— Оставьте меня, паршивцы! Я зашел всего лишь выпить пинту пива! — гневно кричит мужчина.

— Тогда откуда у тебя в кармане билет со ставкой, Кит Берринджер, и почему у тебя в кармане заработок за две недели? — спрашивает один из полицейских. — Откладывал на дождливый денек? — уточняет он, и его товарищ хохочет, потому что начинает моросить дождь, обращая пыль в грязь.

— Покайся, сын мой! Оставь грешный путь, как змея оставляет старую кожу! Возродись для любви и страха Господня! — взывает викарий, придвигаясь к дерущимся настолько близко, насколько это возможно.

— Господи! Ну зачем вы еще эту чертову церковь с собой притащили! Мало мне всего остального? — горестно сетует Кит Берринджер.

— Ну, это была не наша идея, — неприязненно бормочет один из полицейских, а Альберт стоит перед ним, сияя и тяжело дыша.

Все еще кашляя, Кэт встает на колени. Она знает, что лучше отвернуться, на тот случай, если их взгляды пересекутся, однако не может отвести глаз от викария. Если он посмотрит вниз, справа от себя, то увидит ее. Кровь пульсирует у нее в висках. Она стоит на четвереньках, словно животное, пальцы утопают в земле, размокшей от дождя, одежда в грязи. Она стискивает зубы, однако не может сдержать нового приступа кашля. Спазмы в груди причиняют боль, она опускает голову, едва не прижимаясь к земле. На мгновение все голоса вокруг затихают — свистки, крики, топот ног, хлопанье дверей, трубный глас викария и смех полицейских, — все остается за глухой стеной тяжких ударов, заполняющих слух. Тени мешают ей смотреть, прорезаемые яркими вспышками света. «Только не теряй сознание!» — приказывает она себе. Она не может оказаться под арестом, не может допустить, чтобы ее увидели. Не может беспомощно лежать в грязи.

Постепенно воздух возвращается в легкие, она дышит свободнее, в голове проясняется, и звуки слышатся отчетливо. Она встает на ноги, косится на викария. Тот высматривает новую мишень. Полицейские уволокли Кита Берринджера, который, кажется, сам хотел пойти с ними, только бы не выслушивать проповедь.

— Путь праведный есть путь чистоты духовной и телесной, путь целомудрия и честности… — провозглашает викарий, обращаясь к бегущим слева и справа фигурам, размахивая крестом им вслед, как будто может исправить грешников одним его видом.

«Беги, сейчас же!» — приказывает себе Кэт. Но уже слишком поздно. Поднявшись, она как раз попадает в поле его зрения, и он разворачивается, налетает на нее:

— Ты! Молодая женщина! Тебе не место здесь! Женщины созданы нежными, кроткими сосудами, вмещающими смирение перед законами Господа… — Голос его замолкает.

Их взгляды встречаются. Мгновение ей кажется, что он не узнаёт ее. Многие не узнают своих слуг без привычной униформы, за стенами дома, тем более в темноте, в грязи. Однако он хмурится, стараясь вспомнить ее, и за миг до того, как Кэт срывается с места, она понимает, что он вспомнил. Глаза его широко раскрываются от изумления.

Глава десятая

Эстер на мгновение просыпается среди ночи, проводит рукой по пустой половине кровати. Решив, что скоро утро, она снова засыпает, придавленная, будто саваном, смутным ощущением безнадежности. Она чувствует апатию, ей кажется, что нет смысла вставать. Однако с наступлением утра, когда лучи солнца, пробравшись между занавесками, снова будят ее, она замечает, что подушка Альберта гладкая и пухлая, а простыня с его стороны кровати по-прежнему туго натянута. Накануне, когда она уходила спать, он остался сидеть с Робином Дюрраном, увлеченный беседой. И теперь ясно, что, где бы он ни был, спал он уж точно не в своей постели. Эстер одевается со всей тщательностью, на какую способна без помощи Кэт. Она ощущает непонятную тревогу с тех пор, как увидела во дворе Кэт с Робином Дюрраном. Он казался взволнованным. То, как близко он стоял к Кэт, как жестикулировал, показалось ей слишком уж фамильярным. Как будто они хорошо знакомы, как будто между ними есть какие-то отношения, о которых она ничего не знает. Амелия назвала Робина красавчиком; может, и Кэт такого же мнения.

Эстер закалывает волосы, немного припудривает щеки, чтобы придать им гладкости, спускается в своем утреннем платье и застает Альберта в гостиной: он сидит, сложив руки на коленях, взгляд устремлен в пустоту. Штанины его брюк в пыли и грязи, ботинки покрыты грязной коркой. Что касается Робина Дюррана, его тут нет.

— Альберт, что с тобой? Где ты был? — спрашивает она, останавливаясь рядом с ним, беря в руки его вялую ладонь.

Он медленно поднимает на нее глаза, как будто древний старик, моргает раз-другой, прежде чем узнает ее.

— Этти, я ждал тебя. Прости меня. Я был слишком взволнован, чтобы ложиться в постель. Решил, что лучше не тревожить тебя пока… — бормочет он.

— Тревожить? Но чем? Что же случилось? — Эстер крепко сжимает его руку.

Ей не нравится то, что он глядит на нее как будто откуда-то издалека и что голос его пронизан усталостью и недоумением.

— Боюсь, порок живет среди нас… гниль и плесень замарали чистоту нашего дома, — произносит Альберт, морщась, как будто даже собственные слова отвратительны ему.

— Гниль? Альберт, пожалуйста, я не понимаю тебя!

— Служанка. Та, с темными волосами. Мы немедленно должны избавиться от нее, — произносит он более решительно.

— Кэт? Почему? Что случилось? — с тревогой спрашивает Эстер. Гниль и плесень? Она думает о том, на чем поймала Амелия своего мужа, о фамильярности Робина с Кэт. У нее пересыхает в горле. — Это мистер Дюрран?

— Что? О чем ты? Это не имеет никакого отношения к Робину! Он уже вернулся? Он пришел из лугов? — Альберт привстает со стула, но только для того, чтобы устало упасть обратно.

— Не знаю… Альберт, где ты ночевал?

— Нигде. Я не мог спать. Не мог спать. Мне нужно многое обдумать… Девушку необходимо прогнать… и как можно скорее. Ничего удивительного! Ничего удивительного, что у меня не получилось! Запятнанный дом! Такое распутство… Она марает все, к чему прикасается… — Альберт резко вскидывает руки, лицо вытягивается от отчаяния.

— Распутство? Какое еще распутство? — Эстер силится держать себя в руках, опускается рядом с ним на корточки, пытаясь понять по его лицу, о чем он.

Его лицо близко, взгляд потемнел от мыслей, прочесть которые она не в силах. На ее глаза наворачиваются слезы, горячие и едкие.

— Берти, умоляю. Объясни, — просит она.

Альберт смотрит на нее сверху вниз и улыбается кроткой печальной улыбкой.

— Ну конечно же ты не понимаешь. Ты воплощение женских добродетелей, — произносит он. Эстер тоже улыбается, радуясь хотя бы тому, что ссора, вызванная ее непрошеными ласками, кажется, позабыта. — Вечером я пошел с полицейскими в игорный притон Тэтчема, снискавший дурную славу. Я пошел, чтобы убедить людей оставить стезю греха, отказаться от безбожного времяпрепровождения… Я пытался объяснить, какой вред они наносят самим себе, всем нам… всему человечеству!

— Но… но при чем здесь Кэт?

— Кэт? Кто такая Кэт?

— Наша горничная, Берти. Ты сказал, что горничную необходимо уволить…

— Да! Она всенепременно должна уйти! Она была там, Этти, была там и бежала, как крыса, когда ворвалась полиция и разворошила это гнездо… Я ее видел! Я ее узнал!

— Должно быть, ты ошибаешься, Берти… Зачем, ради всего святого, Кэт идти в Тэтчем, в игорный зал? Не может быть, чтобы там была она, она находилась наверху, в своей постели, я уверена!

— Нет, ты не можешь быть уверена. Я видел ее, Эстер. Она лжет, играет и, без сомнения, распутничает…

— Ты наверняка ошибаешься, — настаивает Эстер.

— Я хочу, чтобы она ушла. Она погубит всех нас.

— Нет, Альберт! На этот раз ты должен послушать меня, пожалуйста. Ты ошибаешься. Она хорошая девушка! Она столько работает…