2 мая 1606 года Марина Мнишек въехала в Москву. Роскошь этого въезда была необыкновенная, Григорий спалил на ее наряды четыре миллиона тогдашних серебряных рублей! Марина остановилась у «свекрови» в Вознесенском монастыре.
8 мая, в запретный для брака Николин день, состоялась свадьба и коронация Марины. На свадьбе возник скандал: послы польские подали приветственную грамоту, в которой царь не именовался ни императором, ни великим князем. Григорий выкинул грамоту вон. Послы стали принародно выговаривать ему от лица Польской республики и польского народа. Пришлось Григорию отрезать:
«Нам нет равного в полночных краях касательно власти: кроме Бога и нас, здесь никто не повелевает».
Любовь к женщине была удовлетворена, но политическая мечта не сбылась. Папа Римский виновато написал, что объединить поляков и немцев против турок не в его силах (читай, не в силах Бога!).
Тут надо было бы Грише идти в монастырь под вымышленным именем, писать стихи и мемуары. Но колесо уже несло его. Все вниз и вниз.
Был ли у Григория шанс?
У Григория, каким мы его помним и любим, не было ни единого шанса. Таких идеалистов, противников смертной казни и регулярного налогообложения, таких религиозных плюралистов у нас на Руси принято душить еще в колыбели.
Шанс был у Лжедмитрия Первого. Великолепный шанс. Имя этому шансу народная диктатура. Не плюрализм, а популизм. Не нужно было только Лжедмитрию путать эти созвучные латинские слова. А нужно было ему сделать то, до чего не додумался Годунов: совершить полную и окончательную антибюрократическую революцию. Ведь революция на Руси только такой и может быть. И ни разу ее до сих пор не случилось. Все, что у нас происходило под этим названием, на самом деле было простой сменой одной шайки бюрократов-подельников на другую.
Должен был Лжедмитрий воспользоваться народной любовью, заручиться поддержкой передового отряда стрельцов и делать все, как начинал безумный лжепапа Грозный. Только уничтожив все разрядные записи, доведя боярство и дворянство до мещанского звания и обихода, до Лобного места и непрерывной кадровой ротации, до смертельной угрозы за копеечную взятку, можно было начинать строить Империю и воспитывать народ в духе татаро-монгольских заповедей. И еще нужно было давать народу жить за счет спасенных от казны денег.
Но Гриша этого не потянул и оказался не гож в цари. Активов у него почти не осталось. Благодарный русский народ отвлекся от приятного царя своим обычным делом — скотским трудом до беспамятства.
Пассивы же были таковы.
1. Церковь затаила смертельную ненависть.
2. Сброд придворный и чиновный точил ножи.
3. Ухватка московская не находила кровавого выхода и накачивала ненависть среднего класса в гнойный нарыв.
4. Поляки дулись и тоже интриговали против.
А тут еще казаки закрутили карусель по-новой. Одни казаки запорожские и донские — вполне наелись на разбое при войске Лжедмитрия. Но другие казаки, терские, — самые злые от соседства с Чечней — только скалились да облизывались.
Надоумил их кто-то из московских, что игра в убиенные царевичи еще не кончена. Триста казаков атамана Федора Бодырина объявили, что царица Ирина родила в 1592 году законного наследника престола, Петра, которого проклятый дядя Годунов подменил девочкой Феодосией, да и ту потом сжил со свету. Так что царевич законный есть. И скрывается он, естественно, на Тереке. Подобрали двух актеров — Дмитрия да Илью Муромца (правда, из Мурома, такое забавное совпадение). Муромец пять лет до этого ошивался в Москве, кричал, будто знает, что как. Остановились на нем.
Узнавши о царевиче Петре, Гриша стал беззлобно звать племянника в Москву. Но казакам сначала это было не в масть. Они двинули 4 000 сабель на Астрахань, города не взяли и тогда уж приняли приглашение царя. Пока они шли на Москву, там завертелась последняя интрига.
Прощенные и пожалованные царем Шуйский и Мстиславский, Голицын и Куракин составили заговор против доверчивого Григория. Народным возмущением Гришу было не взять: при любых нападках на царя, при обвинениях в самозванстве, народ, стрельцы, черная сотня в прямом смысле рвали шептунов на куски. Решили зайти сзади. Заговорщики постановили сначала убить Григория, а уж потом разбираться с народом и меж собой, кому быть царем.
Были завербованы 18 тысяч псковичей и новгородцев, стоявших под Москвой лагерем и назначенных в крымский поход. В ночь с 16 на 17 мая 1606 года это войско вошло в Москву, заняло все 12 ворот, никого не впускало в Кремль и не выпускало оттуда. Немецкая гвардия царя была распущена ложным приказом. Остались только 30 алебардщиков. В четыре часа утра ударил колокол на Ильинке, набат немедленно подхватили все прочие колокола. Толпы московского сброда, возглавляемые уголовниками, освобожденными в эту страшную ночь, хлынули к Кремлю. На Красной площади сидели верхом 200 бояр в броне и при полном вооружении.
Сбегавшимся сонным обывателям объясняли, что поляки бьют бояр и хотят убить царя Дмитрия Иваныча, нашего Митеньку. Василий Шуйский с крестом в одной руке и с мечом в другой въехал через Спасские ворота в Кремль. Перекрестившись на Успенский собор, крикнул: «Во имя божие идите на злого еретика!» — вот ведь шел по канату!
Такого революционного блефа не припомнить, не сыскать. Народ всегда более-менее информирован, на кого нападает. А тут огромные толпы стояли вокруг Кремля, чтобы защитить родную петушиную власть, а те, кто поднял бучу, мягкой лисьей походкой проходили в курятник и уговаривали людей подождать за забором, чтобы не наследить на ковры. Итак, вокруг Кремлевских стен, на Красной площади толпились десятки и сотни тысяч Гришиных друзей, а внутри Кремля его дворец окружали сотни или тысячи врагов, — зэков, бояр, доверчивых военных. Связи между дворцом и Красной площадью не было.
Лжедмитрий проснулся от шума. Его фаворит Басманов сбегал посмотреть и в ужасе закричал: «Ты сам виноват, государь: все не верил. Вся Москва собралась на тебя!»
В палату ворвался кто-то из заговорщиков и стал орать: «Ну что, царь безвременный, проспался ли ты?» Ну, и так далее, типа «кончилось ваше время!» Басманов зарубил крикуна.
Григорий взял меч, вышел на крыльцо и крикнул: «Я вам не Годунов!» Но по нему ударили из пищали. Пришлось спрятаться.
Вошли бояре. Басманов стал уговаривать их не выдавать царя. Спасенный Басмановым из ссылки Татищев зарубил своего благодетеля. Труп придворного сбросили в толпу, которая сразу охмелела от крови, рванулась во дворец. Григорий кинулся к жене, велел ей прятаться, сам побежал в каменный дворец по крышам навесов, построенных к свадьбе. Сорвался с высоты 15 сажен (!), вывихнул ногу, разбил грудь…
Толпа искала во дворце Марину. Но миниатюрная царица спряталась под колокольной юбкой своей гофмейстерины и пересидела там до прихода бояр, которые прекратили беспредел и проводили царицу в спальню.
Григория нашли стрельцы, отлили водой, внесли во дворец. Он пообещал им за верность имение и жен бунтовщиков. Это понравилось. Тогда бояре стали кричать: «Пойдем в стрелецкие слободы, убьем стрелецких жен и детей!» Стрельцы засомневались: «Давайте сюда старую царицу, пусть она нам скажет, что это ее прямой сын, тогда мы умрем за него!» Бояре согласились.
К Марфе в монастырь сходил Голицын, выкрикнул в толпу, что истинный царевич Дмитрий покоится в Угличе, еще добавил, что Григорий винится перед народом во лжи и самозванстве. Все завопили: «Бей его, руби его!» Сын боярский Валуев выстрелил в царя. Другие дорубили несчастного и сбросили труп его на труп Басманова. Чернь потащила голые тела через Спасские ворота на Красную площадь, оттуда — в Вознесенский монастырь. «Ну, что, твой это сын?» — спрашивали цареубийцы у показавшейся в окне царицы-матери. «Теперь он уже, разумеется, не мой», — грустно и двусмысленно отвечала Марфа.
Праздник продолжался. Были убиты польские музыканты, потом еще какие-то мелкие поляки. Послов, свиту Марины и ее семейство не тронули: войны с Польшей не хотелось. Всего погибло по полторы-две тысячи поляков и русских, — ерунда по нашим понятиям.
Три дня тела Григория и Басманова лежали на лавках на Красной площади. Гриша был в маске, с дудкой и волынкой. Театральная Москва прощалась с великим своим актером.
Тело Лжедмитрия погребли во дворе богадельни за Серпуховскими воротами, но тут ударили морозы, небывалые в конце мая. Тогда труп царя-колдуна вырыли, сожгли в котле, пепел смешали с порохом и выстрелили этой адской смесью из пушки в ту сторону, откуда пришел в Москву наш незадачливый «Inperator».
Царь Василий Шуйский
19 мая 1606 года народ толпился на Красной площади. Нужно было выбрать правильного патриарха, чтобы он возглавил временное правительство, а потом уж земским собором, или как Бог даст, хотелось выбрать и царя.