Читать интересную книгу Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых - Вольдемар Балязин

С. А. Панчулидзев сообщает, что за два года до своей смерти двадцатичетырехлетний штабс-ротмистр Кавалергардского полка Алексей Яковлевич Охотников влюбился в Елизавету Алексеевну, зная, что Александр оставил ее из-за своей любви к Нарышкиной. Он знал также, что императрица совершенно неприступна из-за того, что, несмотря ни на что, любит своего мужа. Охотников не терял надежды, и вскоре Елизавета Алексеевна откликнулась на его чувство. Об их близости узнал Константин Павлович и вечером 4 октября 1806 года нанятый им убийца ударил Охотникова кинжалом в бок, когда штаб-ротмистр выходил из театра.

Раненого Охотникова привезли домой без чувств. Когда он пришел в себя, то прежде всего попросил все случившееся сохранить в тайне, объясняя свою рану дуэлью. Домашние знали, что за дуэли полагалось строгое наказание, и потому молчали. К нему немедленно приехал личный хирург Елизаветы Алексеевны, перевязал рану и, опасаясь роковых последствий, остался ночевать в соседней комнате. Ночью врач встал, подошел к постели Охотникова и обнаружил, что она пуста.

Врач кинулся в гостиную и увидел, что Охотников лежит без чувств на диване, а на столе лежало только что оконченное письмо к Елизавете Алексеевне, в котором раненый, успокаивая находившуюся в эти дни на последнем месяце беременности императрицу, умолял не верить городским слухам о его тяжелом ранении и заверял, что все в порядке.

Доктор уложил Охотникова в постель и обещал передать письмо в руки Елизаветы Алексеевны.

Несмотря на уход и заботы, рана не заживала и через три недели Алексей Яковлевич почувствовал, что умирает. Безутешно скорбевшая императрица предупредила своего возлюбленного о том, что приедет к нему, и послала в дом к умирающему свою родную сестру, принцессу Амалию Баденскую, которая жила тогда в Петербурге и стала посредницей между императрицей и Охотниковым. Амалия приехала к Охотникову и сказала, что Елизавета Алексеевна будет у него в девять часов вечера. Охотникова одели в мундир, убрали комнату, где он лежал, цветами, но значительные перемены в лице, болезненная худоба и сильный жар все же бросились в глаза Елизавете Алексеевне. Она с трудом сдерживала рыдания, стараясь быть спокойной и даже веселой. Когда она, прощаясь, поцеловала больного в губы, Охотников сказал: «Я умираю счастливым, но дайте мне что-нибудь, что унесу с собою».

Елизавета Алексеевна отстригла локон, положила его в золотой медальон и сняла с пальца кольцо.

Утром он причастился, исповедался и, попросив кольцо и медальон положить в его гроб, тихо скончался.

Узнав о смерти своего возлюбленного, Елизавета Алексеевна едва не умерла от горя. Ни гнев Александра, ни боязнь скандала, ни то, что она была на последних днях беременности, не могли ее остановить. Она бежала из дворца и, приехав в дом Охотникова, долго стояла у его гроба на коленях, рыдая и молясь.

Охотников умер 30 октября, а 3 ноября, на четвертый день после его смерти и почти сразу после похорон, Елизавета Алексеевна родила дочь, названную Елизаветой. С первого же дня мать безумно полюбила девочку, называя ее «котеночком». Это слово — «котеночек» — она писала по-русски в письмах своих к матери, хотя, разумеется, язык этих писем был французским. Свекровь императрица Мария Федоровна говорила об этом ребенке одному близкому ей человеку: «Я никогда не могла понять отношения моего сына к нему и к его матери. Только после смерти девочки поверил он мне эту тайну, что его жена, признавшись ему в своей беременности, хотела уйти, уехать. Мой сын поступил с ней с величайшим великодушием». Елизавета Алексеевна, оказавшаяся несчастной любовницей и покинутой женой, оказалась и несчастной матерью. Ее Лизанька прожила, как и дочь Чарторижского — Мария, совсем недолго и умерла через полтора года, 30 апреля 1808 года. Девочку похоронили на одном кладбище с ее отцом — в Александро-Невской лавре, и когда осиротевшая мать приезжала к ней на могилу, она навещала и могилу Охотникова, над которой через полгода после его похорон был поставлен дорогой и большой памятник: на скале возле сломанного молнией дуба стояла коленопреклоненная женщина, держащая в руках погребальную урну… Небогатые родственники Охотникова не могли поставить такой памятник. Это сделала безутешная Елизавета Алексеевна.

Новелла 9

Таинственная мадемуазель Жорж

А теперь расскажем об одном до конца не выясненном эпизоде, переплетающимся как с большой политикой, так и с интимной жизнью Александра, когда одной из его мимолетных любовниц стала парижская актриса мадемуазель Жорж, бывшая перед тем любовницей Наполеона.

Академик Фредерик Массон в книге «Наполеон и его женщины» так говорит о мадемуазель Жорж: «Жорж в 17 лет была прекрасна, бесподобно прекрасна; голова, плечи, тело — все просилось на картину… Он (Наполеон) был большим поклонником ее красоты, но ему очень нравился и ее бойкий, живой ум». Однако не прошло и года, как Жорж тайком покинула Париж и уехала в Россию. Это случилось после того, как в Париж прибыл русский посол граф П. А. Толстой. Отправляя Толстого в Париж, Александр написал ему: «Мне вовсе не нужен дипломат, а храбрый и честный воин, и эти качества принадлежат вам». Александр не знал тогда, насколько точно определил он качества своего посла — Толстой оказался храбрым воином, совершенно непригодным к дипломатии, хотя его взгляд на перспективу был абсолютно правильным. Он не верил в миролюбие Наполеона и призывал Александра готовиться к большой войне с Францией, что и послужило причиной скорого отъезда его в Петербург.

Вместе с графом Толстым в Париж приехал один из внуков княгини Ливен — Бенкендорф. Он стал организатором большой дворцовой интриги, в центр которой попала несравненная красавица мадемуазель Жорж. Бенкендорф признался Жорж в любви и организовал ее побег в Петербург, пообещав жениться. 11 мая 1808 года Жорж, сопровождаемая танцором из Оперы Дюпором, для конспирации переодетым женщиной, выехала в Петербург. Вскоре она прибыла туда и в письмах родным уже стала подписываться двойной фамилией — Жорж-Бенкендорф, хотя в Петербурге о замужестве речь уже не шла. Интрига состояла в том, что Жорж была намечена Бенкендорфом и его соучастниками в любовницы Александру для того, чтобы царь отвернулся от Нарышкиной, а затем возвратился к Елизавете Алексеевне. Однако интрига, благополучно начавшись, не получила развития. Жорж приехала к царю в Петергоф, получила за свой визит алмазную пряжку, но повторного приглашения не получила и перешла к Константину Павловичу, который так же не очаровался ею, заявив: «Ваша мадемуазель Жорж в своей области не стоит того, чего стоит в своей моя парадная лошадь».

Не добившись успеха у августейших братьев, мадемуазель утешилась интрижками и связями с офицерами и придворными, а после 1812 года вернулась в Париж и заняла свое прежнее место в театре.

Любопытно, что по возвращении в Париж Наполеон приказал выплатить актрисе ее жалованье за те годы, какие она провела в Петербурге. Возникает вопрос: за какие услуги Франции получила она эти деньги?

* * *

А после того прошла война 1812 года, и русская армия, освободив Европу, взяла вместе с войсками союзников Париж. Злой гений монархов Европы — Наполеон Бонапарт — подписал отречение от престола и был сослан на остров Эльбу, а союзники осенью 1814 года съехались в Вене, чтобы решить все дела послевоенной Европы.

Новелла 10

«Танцующий конгресс»:

любовь и политика

Второго сентября 1814 года Александр отправился на Конгресс в Вену.

По дороге он заехал в Пулавы, имение Чарторижских, где вновь подтвердил решимость восстановить независимую Польшу. Взяв с собой князя Адама, он отправился в Австрию и через неделю въехал в Вену вместе с Фридрихом-Вильгельмом III. 15 сентября в Вену прибыла со своими фрейлинами Елизавета Алексеевна, цесаревич Константин и великие княгини Марий и Екатерина.

Александру был отведен один из самых роскошных дворцов императора Франца — Хофбург.

Два императора, дюжина королей и больше сотни владетельных особ собрались на этот «Танцующий Конгресс», продолжавшийся необычайно долго — до июня 1815 года. Среди участников Конгресса был и Адам Чарторижский.

Князь Адам и Елизавета Алексеевна встретились в Вене осенью 1814 года, через 15 лет после разлуки. Вот какие отрывки из «Дневника» Чарторижского опубликовал через сто лет, в 1916 году, профессор Шимон Аскенази в журнале «Голос минувшего»: «Здесь я вижу ее, сильно изменившуюся, но для меня всегда ту же со стороны ее и моих чувств. Они утратили свой пыл, но в них сохранилось достаточно силы, чтобы не видеть ее было великой мукой… Всем она нравится. В некоторых отношениях похорошела. Я несчастлив и печален, каким давно не был».

«3 декабря. Попадаю к Нарышкину. Вторая встреча. Признаны новые обязанности. Она всегда истинный ангел… Моя тетка (княгиня Елизавета Любомирская, урожденная Чарторижская) сплетничает; мой отец сказал ей о ней. Наука, что мало можно кому доверить настоящую и важную тайну. Третья встреча при посредстве Нарышкина. Визит императора к моей тетке. Ее визит и письмо. Жар, и сны, и угрызения, укоряющие в виновности. Стан и лицо изменились, однако все та же очаровательность, а душа ангельская».