class="p1">— По-всякому. Когда салаки поменьше — выручка неплохая, а когда она густо идет — некуда сбывать. Если бы можно было кильки и шпроты приготовлять — другое дело… Да ведь нужны машины, котлы и мало ли еще что. Денег не достанешь, а у самих столько не наберется.
— А чей это новый домик на берегу?
— Это молодой Клява построил, зять Бангера.
— Ах, зять!
— Ну да, зять. Тпру, Машка!
Повозка остановилась. Навстречу гостю вышел сам лавочник.
— Приветствую вас, господин Бангер! Ну как, подготовлено у вас что-нибудь? — спросил Питерис, сходя с повозки.
— Здравствуйте, здравствуйте!.. Все уже в порядке. Сегодня в шесть вечера созывается собрание в помещении кооператива. Афиши расклеили еще на прошлой неделе, а при встречах с людьми я сам тоже напоминал, чтобы не забыли прийти.
— Как на это смотрит народ?
— Так себе, в общем средне. Свой человек, конечно, каждому милее какого-нибудь проходимца. Джим, помоги внести вещи, а потом отведешь лошадь на выгон. Сегодня больше ехать никуда не придется.
Во дворе Питериса постигло всегдашнее несчастье: дремавший на солнышке пес вскочил и набросился на гостя, выводя при этом такие рулады, как будто ему наступили на хвост. Не на шутку струхнувший Питерис спрятался за спину Бангера, стараясь задобрить собаку.
— И что это за мода оставлять таких зверей без намордника, — тихо ворчал он. — Ну, погодите у меня, вот стану депутатом, всем вам надену намордники!
Лавочник прикрикнул на пса, тот немного утих, хотя продолжал еще сердито ворчать, не спуская злобного взгляда с ног Питериса, словно желая сказать: «Попадись ты мне подальше от хозяина, я бы с тобой разделался!»
— Пойдемте, господин Питерис, я хочу показать вам новую лососевую мережу, — пригласил Бангер гостя к сараю. — Только что закончили.
— Ах, да, да, весьма любопытно… Гм-гм… вы говорите — лососевая мережа… Отстань ты от меня, сатана!
Последнее восклицание, удивившее гостеприимного лавочника, относилось к собаке. Питерис снова стал пятиться, не спуская глаз с врага.
— Чего он так глядит на меня? Злой, наверно?
— Нет, Султан не кусается. Не надо только бояться, он сразу и отстанет.
— Ох, не говорите. Со мной бывали случаи… Иной раз скажут, что пес смирный, как овца, а он возьмет да и вцепится в ногу. Со мной случалось. Нет, с собаками шутки плохи, их укусы месяцами не заживают.
Бангеру ничего больше не оставалось, как посадить пса на цепь. Теперь Питерис мог вздохнуть свободнее, но ненадолго: когда они вошли в сарай, наседка, прогуливавшаяся там с целым выводком цыплят, грозно растопырила крылья. «Кор-кор-кор», — закудахтала она, подбегая к Питерису, и подпрыгнула в воздух. Он отпрянул, но сейчас же понял, что перед ним всего-навсего курица, и, покраснев, тихо пробормотал:
— Чего только у вас здесь нет…
Нет, с животными шутки были плохи. Питерису приятнее было иметь дело с людьми. Он облегченно вздохнул, когда мережа была осмотрена и хозяин дома повел его в комнату, где госпожа Бангер уже накрыла стол к завтраку. Копченые угри и клубника с молоком Питерису очень понравились.
Около шести часов они направились к кооперативу. Бангер еще раньше велел работнику отнести туда киноаппарат и патефон. Красные и зеленые листовки, расклеенные на всех воротах и даже на будках для сетей, возвещали:
!! БОЛЬШАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОГРАММА
Грандиозное кино. Сеанс в 6 часов вечера. Будет показан мировой боевик, съемки которого обошлись в 2 миллиона долларов и потребовали множества человеческих жертв:
«СИНГАПУРСКОЕ ЧУДОВИЩЕ,
ИЛИ
ТАЙНЫ ГАРЕМА ВЛАСТИТЕЛЯ ВОСТОКА»
Возвышенная музыка! Захватывающий сюжет! После сеанса речь деятеля рыболовства — господина А. Питериса: «Что необходимо для улучшения положения рыбаков».
Вход для всех свободный.
Много публики должно было явиться на этот заманчивый вечер. Киносеанс, Сингапур, гарем, прекрасная музыка — и все даром. Кто из рыбаков оказался бы настолько глупым, чтобы упустить такой редкий-случай? Все, у кого только было свободное время, валом повалили — старички, старушки, дети, девушки, свободные от работы в коптильне, парни, которые в тот вечер не были в море у неводов или сетей. Помещение кооператива быстро наполнилось так, что яблоку негде было упасть. Растянули на стене большую простыню, проекционный аппарат поместили за спинами зрителей. После этого перед экраном поставили столик с графином, и Питерис занял за ним место. Он несколько отступил от объявленного в программе порядка и заявил собравшимся, что речь его будет предшествовать художественной части. Он знал по опыту, как выглядит собрание, когда сначала показывают фильм: только закончится сеанс, и публика сразу расходится — говори тогда перед пустым залом! И на этот раз, узнав, что сингапурское чудовище будут показывать позже, многие из молодежи решили уйти.
— Времени еще достаточно… Придем, когда наговорится, — рассуждали они.
Но Питерис знал, как исправить положение.
— Прошу не расходиться, — предупредил он. — Тех, кто выйдет, впускать больше не будут, чтобы не мешать ходу сеанса.
Ничего не поделаешь, пришлось снова усесться и покорно выслушать речь агитатора. Питерис говорил часа полтора. Он не стал бросаться красивыми и высокопарными словами, а просто, как свой человек, обсудил условия жизни рыбаков, их мелкие и крупные беды, искусно пользуясь полученными из разговора с Джимом Косоглазым сведениями. С кооперативной рыбокоптильней рыбаки еще ничего особенно не достигли. Здесь нужна настоящая консервная фабрика. Что касается котлов, машин и прочего, все это оборудование обойдется дорого, его должно дать государство — ведь тогда ему будет что экспортировать за границу и в казну станет прибывать валюта. А как обстоит дело с рыбачьим портом? А где дорога, чтобы машины могли подходить к берегу с полным грузом? Сколько карбасов было разбито и опрокинуто, сколько неводов приходилось разыскивать на дне приглубины, — а все из-за того, что посудину на ночь приходится оставлять на открытом месте. Почему не построен мол? Почему здесь нет ни одной спасательной лодки? Отчего нет того, нет другого? Эти вопиющие несправедливости до того взволновали Питериса, что он весь раскраснелся и теперь заговорил с пафосом. Он искусно играл на чувствах рыбаков, заставляя их вспоминать погибших сыновей и братьев, пробуждая в них былую скорбь.
— Почему это так? — громовым голосом спросил он, обращаясь к залу.
Ответ у него уже был готов:
— Потому что в Риге, в сейме и около правительства у вас нет ни одного защитника из своих людей. И пока его не будет, не ждите, что кто-нибудь облегчит вашу участь. Люди, которые приезжают к вам с обещаниями молочных рек и кисельных берегов, — это только охотники за наживой. Они