Меня усаживают в Светином кабинете, в какой-то момент мне даже мерещится, что на меня она смотрит в сомнении, но все меняется, когда приходит японец, и мы обмениваемся с ним стандартными приветствиями. Светино лицо выглаживается, все будто становится на свои места.
Тадаши Мияке оказывается чрезвычайно улыбчивым мужчиной с узкими губами и серыми, пронзительными глазами. Волосы короткие, и вроде как уложены, но пребывают при этом настолько в виртуозном бардаке, что будь мне лет восемнадцать, я бы глаз от него оторвать не смогла. Рассказывает о себе Тадаши весьма охотно, даже многословно, я едва успеваю его переводить. Но успеваю. Каверзные Светины вопросы — тоже.
Если бы это была очередная проверка на профпригодность — я бы, пожалуй, даже грамоту попросила, за отличную работу.
— Флирт надо переводить? — спрашиваю я после третьего комплимента Тадаши в адрес Клингер.
— А не надо, я знаю, что он ни одно предложение без него не закончит, — ухмыляется Света, — мы с ним уже третий раз пересекаемся, и один раз он уже даже чуть от Козыря не схлопотал. Потому что Козырь, в отличие от меня, знает японский и все слишком хорошо понял… Но я успела спасти мировое достояние в области дизайна аксессуаров. Просто Тадаши иначе общаться не умеет. Был бы любовником всему миру, если бы ему позволили. И это не переводи, будь так любезна.
Интервью проходит спокойно и захватывающе. Я настолько увлекаюсь этой работой, что когда Света наконец закрывает блокнот на своих коленях и выключает диктофон — я понимаю, у меня затекла спина. Полтора часа как с куста, просидела не шевелясь, и воздух-то втягивая только для того, чтобы говорить получалось.
— Ну, что ж, идем обедать, — наобнимавшись и заселфившись с Тадаши напоследок, Света разворачивается ко мне.
— Я думала, потом…
— Нет-нет, обедать, — Клингер протестующе качает головой, — голодной я тебя не отпущу. Идем. Там поболтаем.
А вот это уже звучит опасно. Или мне только так кажется?
— Свет, ну не надо, — иногда я кажусь себе какой-то супердивой, иначе почему все подряд норовят за меня заплатить. Ладно, Ник еще, едва отбилась вчера от его обеда, тем более что аппетита все равно не было, так теперь еще и Клингер. Так изящно и незаметно оплатила мою часть заказа, что мне хочется спрятать стыдливо краснеющие щеки за меню. Нашлась, блин, девочка-содержанка.
— Забей, это командировочные, — повелительно роняет Света и — пока нам ничего не принесли, вытряхивает на стол свою косметичку. Лучшего способа отвлечь меня, чем занять ловлей укатывающейся помады, кажется, еще просто не придумали.
— Что ж мне с вами делать? — глубокомысленно и риторически тянет Света, разглядывая рассыпанный перед ней бьюти-арсенал. Ох, сколько там всего, и все какое. Я половину этих брендов даже не знаю. А кисти для макияжа в отдельных расшитых каким-то дизайнером шелковых футлярах… Ох и красота же.
— А что нужно? — заинтересованно уточняю я.
— Что-нибудь! — Света фыркает и щелчком идеально отполированного ногтя отправляет помаду в длительное путешествие до стоящей на столике сахарницы. — Новый вариант мейка для глаз, например. Мой визажист в последнее время то ли хандрит, то ли я на своих гормонах окончательно скурвилась и требую от неё чего-то невозможного. Классический цветоподбор меня немножко притомил.
— А можно мне попробовать? — я нерешительно скольжу взглядом по рассыпанным по скатерти коробочкам и тюбикам. Белым, золотистым, черным. — Я, конечно, не профи, но поиграть цветами люблю…
Это немножко личное, немножко дерзкое. Но почему бы не спросить, да? Интересно же! И с люксовой косметикой поработать любопытно, я её в руках не держала до этого.
— Ты умеешь? — Света заинтересованно смотрит на меня. — Училась визажу?
«Немного», что так и просилось наружу, я на языке все-таки удерживаю. Пусть я немножко сошла с ума и предлагаю свои лапки в аренду иконе московской моды, но я хотя бы не буду при этом выглядеть как закомплексованная первоклашка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я визажом практически жила последние лет пять, — улыбаюсь я, — когда зарплаты музейной переводчицы не хватало.
Её почти всегда не хватало, увы.
Света скептически измеряет меня взглядом, я явственно вижу, как этот самый скепсис в ней борется с заинтересованностью. А я, спрятав руку под скатертью, скрещиваю пальчики.
— Ну, давай, — наконец хмыкает она и двигается ко мне, — распишешь меня под матрешку — я приеду в таком виде к Козырю и скажу, что это ты виновата. Глядишь, больше ему краситься и не придется, сам поседеет.
— Договорились, — я довольно явно представляю эту картину, пока тянусь к заветным кистям.
Судя по заинтересованным взглядам официантов, вот таким непотребством в их ресторане еще никто не занимался. Но все для нас за наши, точнее Светины, деньги.
— Итак, визаж, японский язык, — тянет Света, самолично протирая веки маленькой очищающей салфеточкой, — скажи-ка, Вика, может, ты случайно еще и на машинке вышивать умеешь, как кот Матроскин? Есть еще строчки в списке твоих умений? Давай, колись, вгоняй меня в личностный кризис, я ведь всего лишь в шмотье разбираюсь.
— Ну, по диплому я еще юрист, — я улыбаюсь, строя из себя ту еще скромницу. Вгонишь её в кризис, ага… И «всего лишь в шмотье» — ну-ну. При том, что со Светланы Клингер можно было писать учебники на тему «Как продать себя» — мне было смешно. Куда уж там моему скромному невостребованному диплому.
— Красота, — Света коротко кивает, — а почему ж ты по диплому не работаешь? Визаж тебя больше штырит? Осознала на полпути, что пошла не туда и раскаялась? Хорошо же тебя плющило, при таком-то разбросе интересов.
Вопрос у неё получился, как говорится, не в глаз — а по темечку. Бутылкой.
Томность и легкость у нашего разговора теряются тут же.
— У меня… есть причины, — осторожно растушевывая базу под мейк на веках, откликаюсь я. А текстура-то восхитительная. Интересно, какова эта косметика на стойкость.
— А, так ты с Ветровым пересекаться не захотела после развода? — королева метких и некорректных вопросов продолжает свое черное дело выведения меня из равновесия. Интуиция у неё на уровне телепатии. Может, она что-то знает?
— Я тебе сейчас глаза накрашу неровно, — недовольно ворчу я, надеясь, что Света все-таки от меня отстанет.
Ага, размечталась. У Светы, кажется, в крови забурлил папарацци, почуявший интересную жилу.
— Так все-таки, что у нас получается. Он юрист, ты юрист, вы с универа, что ли, стр… поженились? — настырно продолжает свой допрос Света.
— Когда еще делать ошибки, если не в молодости?
— Ну, сколько лет вашей ошибке? Лет восемь?
— В декабре восемь будет, — вздыхаю я, — и не надо называть Маруську ошибкой. Только ею и оправдывается Ветровское существование.
— Ясно-ясно, — елейно откликается зараза Клингер, — ну, окей. Так что там сделал Яр, что ты впечатлилась и решила, что юриспруденция — это не твое?
Она зовет его Яром. Небрежно, по-приятельски, как минимум, как старого знакомого. А может, и вправду что-то знает. Но какой тогда в этом допросе вообще смысл?
— Кто сказал, что я сама решила, что юриспруденция — это не мое?
— А, так все-таки тебе помогли…
Я запоздало прикусываю кончик языка, потому что вырвалось совсем не то, чем я собиралась делиться. Есть какая-то магия в языке Светланы Клингер. Она умеет добиваться откровенных ответов на свои откровенные вопросы.
Света же выглядит не то чтобы удивленной. Скорее задумчивой, будто что-то для неё стало четче.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вика, не молчи, а то я начну кусаться, — алчно улыбается Света. Нет, точно нарисую ей косые стрелки, и пусть и вправду пугает мужа, — нельзя же оставлять меня без подробностей, я так могу умереть от любопытства.
Вот как ей сказать, что это несколько личное? Что я попросту не делюсь этим со всеми подряд, особенно, если знаю их несколько дней. Вот только именно Клингер называть «всеми подряд» именно что и не хочется.