Читать интересную книгу Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

Тот снял батальон новгородцев со второй линии и двинулся в обход. С фронта же Голицын завернул против шведов не только свои полковые пушки, кои удалось перетащить через гать и речки, но и захваченную шведскую батарею. Между сторонами началась артиллерийская перестрелка.

Эту артиллерийскую канонаду в главной шведской квартире приняли поначалу за отдаленную ночную грозу. Однако чуткое ухо короля реагировало на канонаду мгновенно. Выйдя из своей палатки, Карл сразу определил: «У Рооса сражение!»

Взяв с собой два десятка дежурных драбантов и приказав поднять и вести следом конную дивизию Крейца, король, застегивая на скаку пуговицы своего глухого мундира, помчался на разведку в сторону Доброго. Карл скакал по лесной дороге и пытался представить — что же произошло там, у Рооса? Поначалу король думал, что Роос выполнил его приказ, переданный ему вечор через Понятовского, и начал поутру отступать к главным силам, а русские стали его преследовать. Однако в таком случае Роос должен быть уже у самого леса. Но в лесу и на опушке, куда выскочил король со своими драбантами, было пусто, а канонада гремела в версте от леса, у Доброго. Значит Роос и не подумал выполнить приказ и начать ночной марш, а русские атаковали его своей волей, как и предсказывал Гилленкрок. Не раздумывая, король, не дожидаясь подхода Крейца, помчался дальше с кучкой драбантов к Доброму, чтобы на месте выяснить, отчего не был выполнен Роосом приказ главного штаба.

— Тише ты, Филя! — кулаком ткнул Фрол в бок зашуршавшего в придорожной канаве солдата.— Вишь, скачут! Бери, Филя, первого, я — того, что с перьями на башке, а ты, Васька, цель в третьего! — распорядился сержант по своему дозору, высланному на дорогу от батальона новгородцев, что в полуверсте перестраивался в рощице для удара в тыл шведам.

Выстрелы из канавы грянули дружно, и офицер с плюмажем на шляпе (адъютант короля), и молоденький драбант, в которого целил Васька, замертво свалились с лошадей. Остальные шарахнулись в сторону, и вскоре вся кавалькада помчалась обратно в лес.

— Эх, ты, Филя-простофиля! Не сбил своего драгуна!— без злобы ругнулся сержант, потому как был доволен своим метким выстрелом.— Знатного офицера снял с коня! Вишь, какая каска с перьями и сумка на золоченой перевязи, да и кошель с золотыми!

Фрол Медведев брал себе честный трофей. Само собой, он не был бы так благодушен, если бы знал, что пуля Фили разминулась с самим королем Швеции. Но в этот момент взвилась ракета из рощицы. Новгородцы двинулись в атаку на Доброе, и Фрол Медведев с его караулом поспешили присоединиться к своему батальону.

С опушки леса Карл в бессильной ярости наблюдал за разгромом бригады Рооса. Хотя сам король и спасся от пули незадачливого Фили, но он ничем, до прихода кавалерии Крейца, не мог помочь этому старому и упрямому дуралею Роосу. Не выполнил вовремя приказ, не ушел ночью из Доброго, а теперь русские, зашедши ему в тыл, на глазах короля сомнут и раздавят бригаду! И точно, после атаки новгородцев шведы так и брызнули из Доброго в разные стороны. Больше всего бежали влево и вправо, где еще не было русских. Только сам Роос и Понятовский со своими адъютантами и охраной засели в хоромах старосты и бились ожесточенно.

— Я вижу, русские научились у нас бить противника по частям и производить маневр на поле боя! — угрюмо заметил Карл примчавшемуся наконец Крейцу,— Выводите скорее свои полки из леса и загоните московитов в Черную Натопу, пока они не перекололи всех солдат Рооса.

— В деревне еще слышны выстрелы, сир!— Крейц указал на Доброе.

— Сейчас наших там подожгут и выкурят, как лисиц из нор! Атакуйте же, генерал! А мы, — король обратился к своему второму адъютанту,— поедем закрыть глаза бедному графу Линару и моему верному драбанту.

— Надобно, Михайло Михайлович, подтянуть пушку и выбить этих упрямцев из избы! — обратился Бартенев к Голицыну. Его новгородцы окружили избу старосты, но всякий раз, когда они бросались к ней, их встречал дружный залп охраны Рооса и Понятовского.

— Поздно, майор, поздно!— сказал Голицын.— Гляньте, из леса на нас летит целая туча!— Голицын показал на мчащиеся через Поле в облаках пыли полки шведских рейтар.— Забирайте трофеи, выводите батальон из деревни и стройте в каре. Поиск кончен полным триумфом, пора и честь знать!

В этот самый миг Васька Увалень решил доказать, что никакой он не увалень, а лихой валдайский молодец. Ужом прополз он по,придорожной канаве, укрытый ею от шведских пулек, вскочил внезапно, в три прыжка перебежал улицу перед домом старосты и бросил горящую головню на крышу дома, прежде чем шведские стрелки опомнились и дали залп. Васька Увалень упал, сраженный шведской пулей, напоследок не успев даже пожалеть, что не пригодятся ему новенькие офицерские сапоги. Но соломенная крыша жарко задымилась, затем рванулся пламень и как горох высыпали из избы шведские и польские офицеры. Тут уже защелкали фузеи новгородцев, и несдобровать бы ни Роосу, ни Понятовскому, если бы трубы не пропели общую ретираду и русские батальоны не начали выходить из деревни и стройно, в полном порядке, увозя трофеи, гоня пленных и унося раненых, не стали спускаться к реке. Выскочивших было из деревни шведских рейтар завернула назад картечь русских пушек. Хладнокровно, на глазах двух армий — своей и подходившей шведской, гренадеры Голицына переправились через реку и перенесли на руках все пушки. Рейтары Крейца так и не решились их преследовать. Генерала Рооса и польского полковника Понятовского драбанты короля отыскали средь грядок капусты, где скрывались оба отважных воителя вместе со своим штабом, столь они были напуганы горящей головней Васьки Увальня. А за Белой Натопой полки русской армии виватами приветствовали усталых, грязных гренадер Голицына, чьи лица и руки были черными от пороха. Добрый знак был показан под Добрым всем русским войскам.

В Петербурге

В Петербурге князя Якова Долгорукого с товарищами по шведскому плену встречали как героев. Сам генерал-адмирал Федор Апраксин доставил их на своей яхте из Кроншлота на берега Невы. По пути адмирал удивлялся бесстрашному дерзновению пленных:

— Да как же вы с голыми руками на ружья и пушки решились пойти!

— Сыты были, Федор Матвеевич, по горло шведской неволей-то!— гудел в ответ в широкие усы князь Яков,— А тут дал нам господь бог благой случай, и в случае том мы солдат пометали кого в воду, кого под палубу и ружья их взяли. Дале же помог добрый зюйд да святой кормщик Николай-угодник! В схватке же той и сей драгун немалую службу всем сослужил!— Князь Яков представил генерал-адмиралу Никиту.

— Так ты, говоришь, князя Сонцева человек?— проговорил адмирал со старобоярской важностью.— Что же, тогда тебе в Москву надобно. Там, по слухам, Сонцев-то!

— Вот вместе в Москву и отправимся, драгун! — Широкая лапа Якова Долгорукого легла на плечо Никиты.— Чаю, и меня в Москве заждались и жена, и дети!

— А ведь я о тебе, драгун, от самого государя слышал!— улыбнулся вдруг адмирал.— Знатно ты ответил шведскому Каролусу, и государь о том знает. Выправлен на тебя офицерский патент, и ждет тебя в Москве награда!

После слов адмирала невская столица стала для Никиты еще краше. Петербург, только что спасенный от нашествия шведского генерала Любекера, словно переживал второе рождение. В городе по случаю недавней виктории было шумно и весело.

— Чаю, тысяч двенадцать природных шведов было у того генерала,— рассказывал Апраксин князю Якову.— Я, признаться, был в немалой опаске — а ну, коль уже перешел Любекер Неву, то и пойдет штурмом на город?! А у нас, сам видишь, даже Петропавловская фортеция и та еще не закончена. Наше счастье, что не решился швед на штурм, обошел Петербург и встал на взморье у Кривых Ручьев. Провианта у него было мало, фуража вовсе нет. Мои драгуны вокруг шведского лагеря, почитай, все травы на десятки верст округ скосили. А тут я обманное письмо для него сочинил: жду, мол, знатного подкрепления из Москвы! Драгуны то письмо подбросили Любекеру! Тут наш «ирой» и испужался! Вызвал в Копорскую бухту весь флот адмирала Оксен-шерны и спешно начал посадку. Да не успел и половины всех солдат.на суда переправить, как я сам с войском объявился. Побили шведа и весь обоз взяли! Одно жаль: сей изувер при отходе лошадям, а их у него без малого тысяч пять имелось, ноги повелел перебить. Жаль лошадей, ох жаль! Веришь, до сих пор их жалобный вопль у меня в ушах стоит!— Чувствительный адмирал сердито отвернулся.

В тот же вечер в Адмиралтействе в честь спасшихся от шведского плена было устроено немалое угощение. Сидевшие за столом капитаны и корабелы строящегося российского флота с жадностью выпытывали у команды Якова Долгорукого: что там и как там, в коронных шведских владениях? И главное — не думает ли швед мириться?