На мою поднятую вверх руку прыгнул кузнечик и, доверчиво зашевелив усиками, растворился в зелени.
— Ты проспал два дня, — тихий голос Николаса.
— Ведь что-то случилось? — сразу понял я, не имея в виду ту ночь.
— Елана не в себе, я нанял человека, чтобы постоянно присматривал за ней. Последствия оказались серьезнее, чем я думал. Была попытка покончить с собой. — В голосе бесконечная печаль.
Я резко сел, намереваясь встать. Голова закружилась, мне пришлось закрыть глаза и подождать, пока вертевшийся мир не остановиться.
— Как она?
— Уже все хорошо, ей прописали сон и настои с успокаивающими травами.
И все же я видел, насколько ему сложно дается спокойствие.
— Ты должен быть с ней, она в тебе нуждается, — мне не хотелось его отпускать, но я знал, так будет правильней.
— Я только что от нее, она недавно уснула. — Николас лег на траву и подкатился ко мне, приминая зеленые стебли к земле. — Пойдем со мной, я нашел потрясающее место на холме.
Друг помог мне подняться и, поддерживая за руку, — самочувствие мое желало лучшего — повел вверх по холму.
Место, подобранное Николасом, располагалось на вершине холма, закрытое с одной стороны скалой в человеческий рост, отлично защищающей от ветра. На земле оказалась брошена пара шкур.
Эта картина навеяла воспоминания из далекого детства, когда мы с мамой ходили в сад. Наговорившись и наигравшись, мама доставала из большой плетеной корзины фрукты, хлеб, мясо, и я с удвоенным аппетитом ел на свежем воздухе.
— Ты улыбаешься, твоя улыбка исцеляет меня.
— Вспомнил кое-что. — И все-таки добавил: — не хватает корзины с едой.
Николас недоуменно поднял брови, правда, не спросив ничего.
Я вновь посмотрел на огромный желтый диск луны, зависший прямо над нами на темном звездном небе. Давно мне не удавалось вот так понаблюдать за мерцанием светил.
— Знаешь, раньше я больше всего любил наблюдать за небом, а сейчас все чаще ловлю себя на мысли, что ненавижу ночь. И я боюсь, что мне не удастся найти выход из сложившейся ситуации.
Мне было сложно что-то посоветовать, я сам запутался в своих желаниях.
— Все чаще я задумывают о прошлом, о том, что сделал и не сделал, так ведут себя старые люди, ты ведь знаешь об этом?
— Да. Стареешь, — я усмехнулся над ситуацией, хотя мне было совсем не смешно.
— Похоже на то. — Он лег на шкуру, заложив руки за голову. — Смотри, там созвездие Цефея, помнишь, я рассказывал легенду, связанную с ним? — Николас продолжил: — Позавчера я неспроста показал тебе свою жизнь, близиться день нашего расставания, хочешь ты того или нет. Уверен мои знания пригодятся тебе. Теперь можешь спрашивать.
По небу пронеслась сверкающая точка, прочертив яркую дугу.
— Ты обращался за разрешением к Совету?
— Этот вопрос волнует тебя больше всего? — Николас посмотрел на меня, в его глазах блестели искорки веселья. — Ну, хорошо, отвечу. Да, обращался. Ты будешь удивлен, но и на обращение в себя подобных также требуется их разрешение.
Я представил, как неиссякаемая очередь просящих стоит у их дверей.
— Необязательно личное присутствие, достаточно уметь связаться с ними. Граф Экшелен самовольно превратил тебя, и мне, как создателю, приказали его убить.
Я привстал на локтях.
— Приказали убить? — не поверил я.
— На превращение установлены большие ограничения, кроме того, что обратить можно не каждого, еще требуется получить согласие Совета. Без этого количество вампиров стало бы заметным. Те, кто придумал эти правила, поступили очень мудро. Когда я убил его, то не был уверен, что ты мне нужен, и все же укрыл тебя от его смерти, чтобы граф не забрал твою жизнь вслед за своей. Тебе интересно, что это значит? Когда погибает кто-то из близкого окружения: подопечный или обративший, то это чувствуется и, если новообращенный слаб и его не закрыли, он может погибнуть.
— Что значит, «не закрыли»? Не совсем понимаю.
— Ты, как всегда, нетерпелив. Закрыть — значит разорвать связь с умершим. Мы все связаны между собой, эта связь напоминает родственную, только немого другого рода. Люди страдают, когда их покидает родной человек. У нас же, даже если ненавидишь, почувствуешь эту боль, она не зависит от наших чувств. Ты ощущал мою боль вместе со мной в той каменной комнате.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мы, как единый организм, да?
— Правильно, нельзя незаметно отрезать палец. Я тебя закрыл, забрав эту боль себе. Уверен, тебе и без того приходилось несладко. Сейчас я немного поясню те видения, которые показал тебе. Будучи человеком, я был жалок: нищий в грязном тряпье, питающийся падалью, не умеющий читать и писать, не знающий ничего, кроме постоянного голода. Мой учитель спас меня, так мне казалось тогда. Привел меня в дом, накормил, одел, дал обширные знания и ничего не попросил взамен. Я фактически молился на него, он стал для меня богом, идолом в человеческом обличие. Тогда меня удивлял только один факт — он приходил ко мне только ночью. Наши встречи не были продолжительными, особенно первое время, говорил только он, мне оставалось слушать. Позже, пройдя обучение, я смог поддерживать темы искусства, истории и многие другие.
Ему нравилось расчесывать мои волосы, слушая, что нового я узнал за последнее время. Пожалуй, этот период был самым счастливым за всю мою человеческую жизнь. Купаясь в роскоши, вкусно питаясь, красиво одеваясь, мне грезилось, что я неожиданно превратился в принца. На деле меня медленно, день ото дня, готовили к новой жизни. Разговоры часто сводились к легендам разного плана, в том числе и о вампирах. Через четыре года моей фальшивой жизни, в которой мне не было позволено ничего лишнего: одни лишь полеты фантазии в золотой клетке, открыли тайну, к которой готовили меня. Я был поражен, напуган, обескуражен, не взирая на то, что догадывался.
Мне назвали день превращения и велели не покидать владений. Восход и закат, увиденные тобой, были последними в моей жизни. Ты не представляешь, как я их ждал, и насколько они казались прекрасными в тот миг.
— Я не помню ни заход, ни восход, — скорее самому себе сказал я.
— Для тебя все это было неожиданностью, мне же дали время подготовиться и проститься с дневной жизнью, и все-таки правом выбора я не обладал.
— Ты говорил об еще одном вампире…
— Да, я с ним мало был знаком, ему не хватало общения, его держали как собачонку, не отпуская далеко от ноги. Именно поэтому, поделившись с ним своей проблемой, он подсказал возможный выход — пойти и попросить защиту у Совета.
— А почему он сам не воспользовался такой возможностью? — произнес я, поднятой рукой пытаясь поймать мерцающие звезды.
— Страх помешал ему, — он хмыкнул. — Трусливое создание. Я в то время был готов пойти до конца. До того момента, когда меня вывели из зала и отвели в каменное помещение. Членами Совета уже был вынесен вердикт: убить ослушавшегося и отпустить меня, с одной лишь оговоркой, если я смогу выжить, ведь мне никто не собирался помогать. Наша связь рухнула, море боли поглатило меня. Не поверишь, но в те минуты я жалел, что не я умер. Мое положение оказалось в миллионы раз хуже. Я умирал каждую секунду и не мог умереть.
— Скажи Николаус — твое настоящее имя?
— А это, да, я уже про него и забыл. Давно меня так никто не называл. Если честно, ненавижу это имя, у меня осталась устойчивая ассоциация с голодным несчастным детством. Я ведь рано стал сиротой и скитался, побираясь, собирая жалкие крохи. Твое счастье, что ты не сталкивался с такой жизнью, когда борешься за каждый день и не знаешь, наступит ли завтра. И все же, я не хочу забывать себя, поэтому не стал брать другое имя, а лишь слегка изменил свое. — В его глазах отражались звезды, купающиеся в зеленых волнах. Не думал, что подобный вопрос заинтересует тебя больше, чем желание узнать о Совете.
— Эта тема мне ближе, чем далекий Совет, — коротко пояснил я. — Сейчас можно узнать и об этом.
Слышался свист ветра, летящего к нам и разбивающегося о растущие из земли камни. Ночь пела.