– Ну что, сеньор Санта-Кроче, – спросил Инфессура ледяным голосом, – теперь вы уже собираетесь вшестером поиздеваться над римской мещанкой?
– Мещанкой? Ты смеешься, друг? Что делать мещанке в развалинах в такой поздний час?
– Даже жена нотариуса имеет право встречаться со своим возлюбленным. Тебе должно быть это известно, Джорджио Санта-Кроче! Как и то, что стоит мне сейчас свистнуть, и двадцать человек будут здесь через минуту.
Санта-Кроче засомневался, но от легкого нажатия острием шпаги у него на шее выступила капля крови.
– Ты убил бы меня из-за мещанки?
– Без колебаний, потому что папа оправдает меня.
– Ладно! Опусти шпагу и отзови своих псов! Я не хочу, чтобы они разодрали в клочья моих парней!
По правде говоря, из них осталось только двое, те, кого Зевс и Гера удерживали на земле, угрожая им острыми клыками. Трое других предпочли бесславно скрыться, чтобы избежать еще более серьезных неприятностей. По приказу хозяина обе собаки вернулись и послушно сели у его ног. Но один из бандитов, почувствовав свободу, выхватил из-за пояса стилет и ударил им Фьору:
– На тебе, красавица! Объясни сама своему муженьку, где ты это получила!
Он вскочил на ноги и побежал, но одна из собак, пущенная уверенной рукой Инфессуры, настигла его и вонзилась зубами между лопатками. Тот упал на землю вниз лицом без единого крика. Санта-Кроче и его последний товарищ, забыв о несчастном, бросились прочь. Но Фьора уже не видела этого: удар стилетом и пережитый ужас сломили ее волю. Она потеряла сознание.
Очнулась она на мокрой траве с расстегнутым корсажем, а ее спаситель, стоя перед ней на коленях, уже накладывал повязку на ее рану. Увидев, что Фьора открыла глаза, он улыбнулся:
– Тебе повезло. Удар пришелся по ключице, и лезвие не задело горла. И все-таки рану надо подлечить. Куда ты шла одна в такую ночь?
– Во Флоренцию.
– Пешком?! – не поверил Инфессура.
– Я только что совершила побег из дворца Борджиа.
В нескольких словах Фьора поведала этому странному человеку, гуляющему в ночи, обо всем, что она пережила, ничего не скрывая, потому что он внушал ей полное доверие. У нее даже сложилось впечатление, что это был единственный честный человек в городе.
– Я мог бы поклясться, что все именно так и произойдет. Борджиа не бык, с которым он так любит себя сравнивать, а вонючий козел! Он подвергал себя большому риску, помогая тебе убежать из монастыря Сан-Систо ради того, чтобы завладеть тобою. Если бы ты не была так красива, он бы палец о палец не ударил даже ради того, чтобы добиться благодарности короля Франции. К сожалению, у меня с собой нет ничего, чтобы как следует перевязать тебя, боюсь, что кровь снова потечет. Ты сможешь идти, оперевшись на меня?
– Постараюсь, но ты-то что будешь делать со мной? Я себя очень плохо чувствую.
Он попытался поднять ее, но, вставая на ноги, Фьора почувствовала такое сильное головокружение, что Инфессура невольно выругался сквозь зубы. Потом тихо сказал:
– Но надо же отвести тебя куда-нибудь!
Вынув из камзола флакон с серебряной пробкой, он откупорил его, поднес горлышко к губам Фьоры и влил в ее рот несколько капель такого крепкого ликера, что ей показалось, будто она проглотила горящую лаву. Но тепло сразу разлилось по всему телу, и силы стали возвращаться к ней.
– Спасибо тебе, – прошептала она. – Мне уже лучше, и если ты поможешь мне встать, мне кажется, я смогу идти. Конечно, не до Флоренции. Боже мой! А я была так счастлива при мысли, что вернусь туда, увижу там…
– Сентиментальности потом! Тебе сейчас надо как-то выпутаться из этой истории. Лучше всего было бы привести тебя домой, но это очень далеко отсюда. Я живу рядом с Санта-Мария Маджоре. Туда тебе не дойти.
– Что же тогда мне делать? Нет ли здесь неподалеку больницы или монастыря?
– Это было бы равносильно добровольной сдаче. Вот что, я, кажется, знаю, что надо сделать. Я отведу тебя к моей знакомой. Она сможет подлечить тебя, и никто не будет тебя разыскивать в римском гетто.
– Гетто?!
Фьора почувствовала, как напряглась поддерживающая ее рука, а голос ее спутника стал холодным:
– Ты из тех, кто презирает евреев?
– Что за мысль? Я слишком много страдала от презрения других, чтобы самой презирать кого-то. Только ты знаешь, кто я, не так ли?
– Вокруг тебя было много шума, – уклончиво ответил Инфессура.
– Тогда ты знаешь, что меня разыскивает папская полиция, и я не хотела бы, чтобы из-за меня люди подвергали себя опасности. У Борджиа были средства защиты, если бы все-таки узнали, что я жила у него, но еврейская женщина…
– У Анны тоже есть сильные покровители. Кроме того, за те недели, что ты провела у вице-канцлера, розыски стали менее интенсивными. Папа в бешенстве. После того как он четыре раза приказывал обыскать дворец кардинала Детутвилля, он свыкся с мыслью, что ты покинула Рим. Во всяком случае, он делает вид, что свыкся. Ну а теперь в путь!
– А гетто далеко? – с тревогой спросила Фьора, не уверенная в своих силах.
– Почти так же далеко, как и мой дом, но у нас есть способ пройти коротким путем.
Крепко держась за Стефано, Фьора потихоньку дошла до Тибра, протекающего за мавзолеем. Зевс взял в пасть фонарь и освещал дорогу, что позволяло им не натыкаться на кусты и камни. Держа нос по ветру, Гера замыкала группу. Так они добрели до берега, на котором лежали две или три лодки. Инфессура спустил одну из них на воду, усадил в нее Фьору, у ног которой расположились собаки.
– А ты знаешь, чья это лодка? – спросила Фьора с беспокойством.
– Да. Не волнуйся! Никогда Стефано Инфессура не сделает ничего плохого ни одному из своих собратьев. Я верну ее, как только ты будешь в безопасности. К тому же Пьетро поранился два дня тому назад, и пока она ему не нужна.
Пошарив в кошельке Хуаны, Фьора вынула одну из трех оставшихся монет и протянула ее своему проводнику:
– Тогда дай ему вот это. Если он сейчас не работает, то это золото ему пригодится.
Даже в тусклом свете фонаря Фьора увидела, как блеснули его зубы, когда он тихо рассмеялся:
– Я предчувствовал, что придется тебе помочь. Отныне я твой друг! – произнес Инфессура.
Лодка легко скользила по темной глади реки. Так они проплыли большую излучину, в глубине которой находился Ватикан с его башнями, стражей и шпионами, но маленькая лодка, ведомая опытной рукой Инфессуры, не производила ни малейшего шума, за исключением легкого всплеска, не вызывающего подозрений.
От ночного холода Фьора продрогла до мозга костей, а ее рана, к которой она все время прижимала руку, отдавала болью в шею. Но она не чувствовала себя подавленной и даже развеселилась при мысли, что, прибыв во дворец Борджиа с насморком, вновь могла его подхватить, сбежав из него.