— Я подумала, что вы хотите Муську выбросить. — Ольга сжалась совсем комочком и уткнулась лбом в колени.
— С какой стати? — начал Игорь и замолчал. Он вспомнил, что рассказала ему Шурка о пропавшем щенке, и опять словно ощутил в своих руках шею этого Григория. Помолчал, пережидая слепящий приступ ненависти, и неожиданно для себя спросил: — Ты знала, как твой щенок пропал?
— Знала, — не сразу ответила Ольга. — Григорий сам рассказал. Только не признался, куда увез… А то бы я его нашла. А откуда вам известно?
— Шурка рассказала. Только она думает, будто ты не знала.
— А я думала, что она не знает.
Игорь пошарил в углу балкона, нашел еще один раскладной табурет, уселся на нем рядом с Ольгой, обнял ее за плечи одной рукой, а другой обхватил обе ее тонкие холодные ладошки и прижал их к своей горячей щеке. Против обыкновения она не отобрала рук и не отстранилась.
Оказывается, молодая весенняя радость вовсе и не умирала в нем, она просто спала где-то в своем укрытии в области солнечного сплетения, а теперь вот проснулась, высунула нос, захлопала голубыми наивными глазами…
«Заглохни, — приказал Игорь своей молодой весенней радости. — Ничего не происходит. Она просто расстроена, ей сейчас абсолютно все равно, кто ее обнимает». — «Ну да, ну да, — робко согласилась молодая весенняя радость. — Я ничего, я просто так. Я еще немножко побуду, ладно?»
Муська заворочалась у него на плече, спрыгнула ему на колени и, переливчато мурлыкая, перебралась на колени к Ольге. Ольга высвободила одну руку из ладони Игоря и стала гладить котенка.
— И зачем ты за него вышла, — с досадой пробурчал Игорь и тут же спохватился, успокаивающе погладил Ольгу по плечу: — Извини. Это я не подумав ляпнул.
— Да я и сама потом размышляла. — Ольга глянула ему в лицо отсутствующими глазами. В них отражалось все звездное небо. — Галка говорит, сдуру. Решила, мол, что Григорий на отца похож… У меня папа незадолго до этого умер. Он намного старше мамы был… На двадцать шесть лет. Когда они поженились, маме исполнилось двадцать два, а ему сорок восемь, представляете? И они очень любили друг друга, всю жизнь. Я знаю. Когда папа умер, мама осталась одна. То есть с нами, конечно, но все равно одна. Она мне рассказывала, как это страшно, когда одна… Как будто одна половина души умерла, а живая половина — все равно только половина… Инвалид. И ей все время больно. И я всегда боялась, что буду одна. Ну и вышла замуж. Я теперь думаю, что поэтому. Но тогда думала, любовь до гроба… И все такое. Но все равно была одна. Только когда Шурка появилась… Но потом — еще хуже… Я думала, никогда больше ее не увижу. А потом мама погибла. А брат — чужой… Я ему не нужна. Игорь Дмитриевич, вы очень хороший. Я в молодости верила, что такие бывают, а потом как-то…
— В молодости… — смущенно буркнул Игорь. — И давно это было?
— Давно. Это было так давно, что уже и неправда. Целую жизнь тому назад. А теперь оказывается, что — правда. Вы очень хороший человек, очень… И так все получилось с Чижиком, а тут если еще и Шурка приедет… Ольга замолчала, глубоко вздохнув, и Игорь быстро спросил:
— Почему — если? Обязательно приедет, ты не бойся.
— Я боюсь проснуться, — вдруг горячо зашептала Ольга. — Я боюсь: просыпаюсь — и ничего этого… ни Чижика, ни вас, ни Шурки, ни Муськи, ни квартиры… И я опять совсем одна. Ведь не может быть, чтобы все это на самом деле было, правда? Ведь на самом деле так не бывает…
— Посмотри на меня, — велел Игорь.
Ольга качнула головой, и он выпустил ее руку, обхватил ладонями ее щеки и осторожно повернул лицом к себе. Она зажмурилась, пряча от него полные звезд глаза, но звезды тут же поплыли из-под ее ресниц, в каждой капле слезы — все звездное небо.
— Не плачь, — шепнул Игорь, стирая пальцами с ее щек звезды. Потом осторожно подхватил ее, пересадил к себе на колени и обнял. — Не плачь, пожалуйста.
— Я никогда не плачу, — решительно возразила Ольга и зарыдала, уткнувшись лицом ему в грудь и вцепившись руками в свитер.
— Тише, тише, тише, — забормотал Игорь, крепко прижав ее к себе и укачивая, как ребенка. — Не плачь, Оленька… То есть поплачь, это нормально, иногда нужно. Только ты не бойся ничего. Вот увидишь, все будет хорошо. И ты никогда не будешь одна. У тебя все будут — и Чижик, и Шурка, и Муська, и… я. Всегда. Ты ведь не против?
Ольга отчаянно плакала, давя всхлипы и дрожа. Она ничего не ответила. Скорее всего, просто не слышала его слов. Муська завозилась между ними, недовольно тявкнула и полезла на волю, путаясь в кистях шали.
— Вот видишь, — бормотал Игорь, совершенно не думая, что говорит. — И Муська со мной согласна. И все со мной согласны. Все-все-все… Вся наша большая дружная толпа. Я так думаю, если всех подсчитать, нас будет даже больше, чем Калмахелидзе. А когда Шурку замуж отдадим, она нам еще нарожает… Ты только представь, сколько у нас с тобой народу будет! И все свои. А ты говоришь — одна…
— Зачем? — Ольга замерла, не отрывая лица от его груди, и голос ее прозвучал глухо и от этого как-то особенно испуганно.
— Что — зачем? — не понял Игорь.
Ольга оторвалась от него, вытерла лицо шалью, глубоко вздохнула и сипло спросила, напряженно глядя ему в лицо:
— Вот это все — зачем? Вам какая от этого польза? От всей толпы? Вам разве это не мешает? Чужие… Думай обо всех… А потом — расход какой!
— Как это чужие? — удивился Игорь. — Это почему вдруг чужие? Что-то я тебя не понимаю.
— А Инга Максимовна что говорит? — помолчав и повздыхав, спросила Ольга. — Она не против, что вы Шурку к себе перетащили?
— Вот уж кто не против, так это мать. — Игорь засмеялся, вспомнив, как та азартно планировала светлое будущее нового члена семьи. — Ты, наверное, не знаешь… Мать сама всю жизнь всех своих к себе перетаскивала. Катерина Петровна — ее бывшая одноклассница, представляешь? Дружили в детстве очень, а потом жизнь развела. Но переписывались, перезванивались… Когда тетя Катя с мужем развелась, там у нее как-то плохо все получилось… Болела очень, потом дочка в аварию попала, поломалась вся. В общем — мрак. И денег никаких. Мать их обеих к нам перевезла. Потом постепенно все устроилось, все у них сейчас хорошо… А тетя Катя так у меня и осталась. И тетю Марину мать к себе забрала. Тетя Марина тоже ее давняя подруга. И тоже одна осталась с миллионом проблем. А Тамара — помнишь, бухгалтер у меня такой… э-э… колоритный? Тамара — племянница одной бывшей отцовской сослуживицы. Она Тамаре вместо матери была, всю жизнь ей посвятила, а потом — инсульт, парализовало… В общем, Тамара сейчас с ней буквально нянчится. И деньги, конечно, летят. Где она еще столько заработает?… А Саша Большой — сын двоюродной сестры первой жены второго мужа матери.