Что он может посчитать сантиментами? Наверное, то, что тысячи людей живут в черт знает каких халупах, бараках и подвалах, и у них нет не то что какой-то надежды, но даже мечты выбраться из этих бараков в нормальное жилье, купить квартиру даже через двадцать лет, если не себе, то детям… Это нормальные люди, не алкаши, не безработные, не больные, просто заработки у них — как раз на то, чтобы не голодать и не ходить голыми-босыми, а квартиры нынче, даже самые дешевенькие, никак этими заработками не предусмотрены. И есть квартиры — бывшие коммуналки, например, — которые стоят пустыми и засвиняченными до последней степени каким-нибудь оставшимся в одиночестве жильцом-алкоголиком, который не сегодня завтра продаст свои разрушенные до основания сто пятьдесят метров жилой площади каким-нибудь прохиндеям за ящик водки, а потом пропадет. И есть одинокие старики, больные, нищие и беспомощные, которые по-настоящему бедствуют, голодают и даже не могут за квартиру платить. И вообще есть тысячи вариантов, которые не всплывают на рынке, потому что никому просто в голову не приходит, что они представляют хоть какой-то интерес для этого рынка. Нет этим вариантам ни учета, ни коммерческого анализа, потому и перспектив нет. Если не считать перспективой тех же шустрых прохиндеев, которые одни только и интересуются такими вариантами. Потому что если не брать во внимание судьбы людей, то такие варианты — огромная прибыль. А если судьбы людей во внимание все-таки брать, то о прибыли говорить не приходится. Но ведь и убытков не будет! Если, конечно, все эти варианты грамотно вписать в схему.
— Ага, — согласился Юрий Семенович без особого энтузиазма. — Конечно, если грамотно вписать. Тебе-то это зачем нужно?
— Нужно, — упрямо сказала Тамара. — Дело-то великое. И никто этим системно не занимается. А я хочу.
— Ну да, великие дела, я так и думал, — пробормотал Юрий Семенович и надолго замолчал.
И она молчала, расстроенная его реакцией, молчала и прикидывала про себя, сможет ли она сделать что-нибудь без него. Наверное, что-нибудь сможет. Не так, как планировала, и с большим трудом, но все равно сможет. И все-таки как жаль, что он не хочет ей помогать…
— Я тебе помогу, — наконец сказал Юрий Семенович и почему-то засмеялся. — Планы у тебя совершенно сумасшедшие, но, говорят, это признак гениальности. Я тебе помогу, мать Тереза, а то ведь ты одна что угодно натворить можешь. Начнешь всем бездомным за свой счет жилье покупать.
— Юрий Семенович, ты молодец! — закричала Тамара и чуть не заплакала от радости. — Спасибо тебе большое! Я верила, что ты поймешь! Вот увидишь — все получится! Особенно если с тобой!
— Конечно, — согласился он. — Особенно если со мной… Но вообще-то обговорить все надо поподробнее. Знаешь что, давай-ка через недельку у меня на даче… Ты пока подумаешь еще, посчитаешь… А я, может быть, успею найти эту… серьезную помощь. Встретимся и сравним результаты. И шашлычков заодно пожарим. И на солнышке погреемся. А то ты вон какая зеленая, смотреть противно. Работа работой, а отдыхать тоже иногда нужно.
Тамара обрадовалась, на «смотреть противно» не обратила никакого внимания, горячо согласилась с тем, что отдыхать иногда нужно, и заверила Юрия Семеновича в том, что за неделю она не только все пересчитает, перепроверит и продумает, но и план составит, и приедет к нему с цифрами, с фактами, с черновой сметой и списком возможных спонсоров.
Эта неделя оказалась самой трудной и самой интересной за все последние годы. И не только последние. Наверное, за всю ее жизнь у нее не было такого безумно трудного и одновременно безумно интересного периода. Потому что это было ее дело, ее настоящее дело, ее предназначение, даже, можно сказать, миссия. Она обязана была выполнить эту миссию, может быть, именно для нее она и на свет родилась. А Юрий Семенович обязан ей помочь. Может быть, он именно для этого на свет родился. Посмеиваясь над собой за «высокий штиль» и волнуясь едва ли не сильнее, чем когда-то перед рождением Анны, к вечеру пятницы она сидела в офисе, в сто шестьдесят восьмой раз перебирая подготовленные бумажки и про себя репетируя речь, которая его обязательно убедит. Юрий Семенович позвонил как раз в разгар ее репетиции.
— Я завтра с утра за тобой заеду, — откуда-то издалека, сквозь непонятный шум и треск, сказал он. — Там вчера дождичек брызнул, дорога такая, что ты на своей не пролезешь… В восемь заеду, чтобы готова была.
И отключился.
Тамара в двести тридцать пятый раз проверила свои бумажки, сложила их в папочку, папочку аккуратно уложила в портфель и всю дорогу до дома несла свой портфель так, будто в нем не папка с бумагами лежала, а открытая банка с живой водой, которую ни в коем случае нельзя расплескать ни капли, а то вся волшебная сила пропадет… Пришла домой, рассеянно похвалила туфли, которые Наташка купила к выпускному вечеру, немножко поговорила с Анной по телефону, на бегу проглотила ужин, приготовленный Наташкой специально для нее, потому что они с отцом поужинали еще три часа назад, и тут же нырнула в свой «рабочий кабинет», чтобы еще разок просмотреть свои драгоценные бумажки — просто так, на всякий случай, один-единственный разок, последний… Во втором часу ночи решила, что надо бы все-таки поспать, а то завтра, чего доброго, еще проспит, — и устроилась тут же, в своем «рабочем кабинете», в бывшей огромной кладовке, которая ей понравилась с первого взгляда, а превратившись в «рабочий кабинет», стала любимым помещением в квартире. Спала она плохо, несколько раз за ночь выползала потихоньку на кухню покурить, а в шесть утра уже сушила после душа волосы феном, варила кофе, жарила гренки и смотрела на часы: есть у нее время еще разок просмотреть свои любимые бумажки? Один разок, теперь уж точно последний.
Она уже минут десять торчала у подъезда, вертя головой и бережно прижимая к груди портфель, когда рядом остановилась совершенно незнакомая машина, светло-серый джип угрожающих размеров, из незнакомого джипа торопливо выскочил знакомый Юрий Семенович и демонстративно уставился на часы.
— Без пятнадцати восемь, а ты уже на боевом посту, — весело заметил он. — Я думал, мне тебя будить придется.
— И тебе доброе утро, — сварливо откликнулась Тамара, нетерпеливо дергая ручку дверцы устрашающего джипа. — Это еще вопрос, кого кому будить надо. Я тебя уже сто лет жду. Поехали уже, а то разговоры, разговоры… И на дорогу незнамо сколько времени уйдет. Так весь день на глупости и потратится.
— А ты все взяла? — спросил Юрий Семенович, не трогаясь с места, не делая ни малейших попыток помочь открыть ей дверцу и с сомнением глядя на ее тощий портфель.