— Что же мне, вернуться к дикта и сказать им, что лекарство бессмертия есть, но Корбелл потерял его? Это средство надо найти.
— Не может быть. Ведь кошкохвосты... Нет, не может быть! Проклятье, Гординг, кроме укуса кошкохвоста, со мной ничего такого не случалось!
— Ты мог что-то съесть, выпить или вдохнуть. После этого ты мог почувствовать себя странно — больным, например. Или испытать дезориентацию. Или эйфорию.
— Старение — гораздо более сложный процесс. Существуют... Ты вообще знаешь, как люди стареют?
Гординг удобно устроился в кресле, повернулся к Корбеллу. У него был вид человека, который никуда не спешит.
— Если бы я знал все о старении, я сделал бы дикта бессмертными. Я знаю только общие вещи. В организме образуются вещества, похожие... например, на пепел от костра. С частью из них тело справляется само: оно собирает их в специальные хранилища, а потом удаляет. Некоторые вредные вещества можно удалить со стенок кровеносных сосудов и из мозговых тканей с помощью лекарств. Пыль и дым, накопленные в легких, можно просто вымыть. Без больниц мы жили бы гораздо меньше. Но некоторые... вещества собираются в самых крохотных живых участках тела, и ни один орган не может их удалить. Я могу представить себе химическое вещество, которое будет превращать эти вещества в другие, легко растворимые, не убивая при этом...
— Да, не убивая клетку. Но это всего лишь предположения. Мы знаем, где искать бессмертие для дикта, но не знаем, как оно действует. Как это проблему решает организм Мальчиков?
Гординг замахал руками:
— Это неправильный ход мыслей. Бессмертие дикта появилось первым. Оно должно быть более примитивным и действовать прямо. Расслабься, Корбелл. Пока тчипл не остановится, мы ничего не сможем сделать. Пока нам надо отдохнуть.
— Мне очень хочется побиться головой обо что-нибудь твердое. Когда я вспоминаю, как заставил тебя прыгнуть на меня, а потом бросил тебе в лицо злого кошко-хвоста... — Корбелл не знал, как правильно просить прощения на Мальчиковом.
— Ты мыслишь очень странно. Ты же хотел, чтобы молодой, сильный, черноволосый Гординг обнял твои колени, заплакал в твою волосатую грудь и отдал тебе своих женщин. — Пожилой дикт рассмеялся. — Да, примерно так ты и думал. Но эти женщины не мои, а свои собственные. И я тоже принадлежу себе, когда Мальчики позволяют нам принадлежать себе. Ты помнишь, как женщины повели себя, когда ты рассказал, что у вас каждому мужчине была положена одна женщина?
— Помню, но смутно.
— Вы очень странно жили. Разве ты не знаешь, что женщина не всегда желает мужчину? И что ему тогда делать? Пойти и взять женщину, которая заключила контракт с другим мужчиной? — Гординг явно веселился.
Его спокойствие оказалось заразительно. Корбелл откинулся в кресле и произнес:
— Ты сам все поймешь, если мы найдем бессмертие дикта.
— Пожалуй, ты прав. — Гординг был явно удивлен. — Нам придется освободиться от владычества Мальчиков. Тогда мы вырастим бессмертных взрослых из своих детей, и число женщин для каждого мужчины постепенно сократится. Но, — улыбнулся он, — это займет века.
Над полями пшеницы появились дождевые облака. Скоро на машину начали падать тяжелые капли, и Корбеллу пришлось повысить голос:
— А вы когда-нибудь пытались убежать?
— Мы посылали разведчиков. В основном это были молодые мужчины-дикта, от которых отказались Мальчики. Конечно, мудрости им не хватало, но они брили волосы на лице и в паху и становились похожи на Мальчиков. Некоторых возвращали нам со стертой памятью. Остальные вернулись бы, если бы могли. Несколько женщин выходили на разведку во время долгой ночи. Ни одна не вернулась.
Шум дождя перекрывал рокот мотора.
— А вы не пробовали убежать морем?
— А как спрячешь морское судно от Мальчиков? Корбелл, ты приехал из-за моря. Скажи, там есть земля? Растет на ней что-нибудь, или там слишком жарко?
— Там есть жизнь, но растений гораздо меньше, чем здесь, и они другие. Часть из них можно есть — Мирелли-Лира кормила меня овощами. За морем жарко, но жить там все же можно. А по пути в Город Дикта я видел корабли, достаточно большие, чтобы вместить всех дикта. Правда, я не знаю, поплывут ли они.
— Где ты их видел?
— Там, где раньше было дно моря. Один дневной переход от нынешнего берега. Гординг задумался.
— Тут есть три проблемы. Первая: как дотащить корабль до берега? Вторая: что делать, чтобы Мальчики нас не поймали? И третья, самая сложная: что я скажу нашим людям? Что мы увезли их от бессмертия? Корбелл, если мы найдем средство бессмертия, будет проще уговорить дикта бежать морем.
— Я чувствую себя идиотом. Я же все рассчитал! Все сходилось на кошкохвостах. Слушай, ты согласишься снова быть укушенным? Может, бессмертие несут только самцы, или только самки, или только серо-полосатые звери? Это может быть все, что угодно. Все из того, что Мальчики не брали к дикта.
— Да можешь хоть кожу с меня снять. Дело того стоит. Ты бы давно умер, если бы хоть иногда не доходил до истины.
Корбелл поудобнее устроился в мягком кресле и довольно быстро заснул под уютный шум дождя. Во сне он все время куда-то бежал.
III
Что-то резко толкнуло его вперед. Впереди словно взорвалось что-то мягкое и врезалось ему прямо в лицо. Возросшая сила тяжести придавила к сиденью, при этом он бешено вращался. Корбелл попробовал подняться и понял, что не может пошевелить даже пальцем. Хотел закричать — и не смог набрать в грудь воздуха.
Это кошмар! Он бежит по коридорам больницы, ему не хватает воздуха. Вот уже хранилище, там «телефонные будки»... Не работают! Прочь отсюда! Он снова бежит и ищет кабины телепортации, поворачивает за угол, а там — норна! Он парализован так, что не может даже вдохнуть, открыть глаза, закричать; чувство равновесия отказало. Трубка!
На этот раз закричать получилось, и он захватил ртом немного воздуха. На лицо по-прежнему давило что-то пористое, дышать удавалось с трудом. Больница и погоня были давно, вспомнил он. Вращение прекратилось, Корбелл, судя по ощущениям, висел теперь вверх ногами.
Так, он, кажется, ехал с Гордингом... в машине... Давление понемногу уменьшалось. Джером нажал вперед двумя руками, и пористый материал подался. Тогда он протолкнул руку вбок, нашел дверь, потом — ручку двери и с усилием открыл ее. Протиснулся мимо пористой подушки, поднырнул вбок и наконец вывалился наружу — действительно вниз головой.
Машина лежала на мокром пшеничном поле, за ней тянулся след от падения. Гординг стоял сзади машины и рассматривал сломанное древко копья, засунутое под плотно прилегающий кожух на корпусе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});