чугунке в Россию и сталь, и хлеб, и иные богатств Сибири с Уралом.
Откланялся, получив прежде клятвенные заверения, что подполковник Самойлов, Николай Андреевич, главный кораблестроитель и конструктор серии новейших броненосцев, не сочтет за труд предъявить мне схемы с внесенными изменениями, прежде чем вынесет их на суд инженерной комиссии.
Восемнадцатого мая Регент Российской Империи, великий князь Александр Александрович встретился в Берлине с германским императором, Вильгельмом. Понятия не имею, чего там такого этакого сморозил или наобещал наш Бульдожка престарелому монарху, но уже в понедельник, девятнадцатого, статс-секретарь иностранных дел, Бернхард Эрнст фон Бюлов, объявил послу Французской республики, Анри де Гонто, маркизу Бирону о намерении Германской Империи начать военные действия. Пушки еще не сделали ни единого залпа, а Европа уже содрогнулась. Обывателям казалось, будто бы гром грянул буквально ниоткуда. С чистого неба.
8. Июньские разговоры
С середины мая столица поумерила пыл. Город словно бы впадал в спячку, распихивая прочь наиболее энергичных своих жителей. Гвардия отправилась на маневры, аристократы из тех, что побогаче, в Европу. Остальные, напуганные приближающимся жарким и душным летом, засобирались на дачи или в имения.
Всяческая деятельность в присутствиях гражданского правления теплилась едва-едва. Как бы через силу. В преддверии летних отпусков даже самые простые поручения исполнялись с совершенно невозможными задержками и спустя рукава. Иного же добиться от людей, что называется — сидевших на чемоданах и картонках с летними шляпками, часто оказывалось совершеннейшее невозможно.
Да я и не настаивал. Появилась возможность больше бывать дома. Проводить время с семьей, играть в детьми. Особенно много разговаривать со старшим сыном, Герочкой, собиравшимся этим летом сопровождать юного императора Александра Третьего на все время отдыха в крымской Ливадии. Отправляться куда-либо без друга, Саша решительно отказался, что вызвало ураганный обстрел вашего покорного слуги подозрительными взглядами придворных, но никак не могло повлиять на ситуацию. Тем более что Дагмар, после объявления Берлином войны Франции и оправдывающихся надежд на решительное улучшение финансового положения вдовствующей императрицы, отнеслась к капризу сына с пониманием.
Наденька с Сашенькой тоже должны были оправиться прочь из Петербурга. Этим летом в поместье Манезеев, что у села Березки, Вышневолоцкого уезда Тверской губернии должна была собраться приятная во всех отношениях компания дам с детьми. Туда же была приглашена и Наденька. Мне оставалось лишь сопроводить семью до места назначения, провести в гостеприимном доме несколько дней, и далее заниматься запланированными на лето делами.
Двадцать второго мая отпраздновали именины тещи. Пятьдесят три — в двадцать первом веке возраст даже еще не пенсионный, теперь же — воспринимался чуть ли не порогом сознательной, без выпадения в маразм или в старческий инфантилизм, жизни. Хотя, нужно признать, выглядела Эмилия Вениаминовна Якобсон очень живой и совсем-совсем не старой. Этакой милой тетушкой с хитрыми, до невозможности, глазами полкового интенданта.
После, приняли у себя родственников по линии отца. Младших братьев Карла Васильевича, бессменного секретаря принца Ольденбургского, с домочадцами, и Эдуарда Васильевича с детьми. Ну и конечно же брата Морица, генерал-майора и командира отдельной штурмовой дивизии, чья организация и вооружение имело существенные отличия от принятых в русской императорской армии.
Экспериментальной, так сказать. Много пушек, два пулемета на каждую роту и две дюжины влекомых локомобильными тягачами сухопутные поездов в качестве мобильной базы снабжения. Была идея построить старшему брату еще и десяток бронированных паровых сараев в качестве машин прорыва, но тут уж сам Мориц воспротивился. Он у нас мужчина, конечно же, боевой, орденоносец и герой туркестанской войны, но еще и человек тонкой душевной организации. И в его голове решительно не укладывалось, как может в дивизии механиков и артиллеристов быть едва ли не больше чем простых солдат с винтовками и штыками.
Генералу-майору Лерхе, по правде говоря, было грех жаловаться. Во-первых, не у всякого подразделения в русской армии в качестве шефа-покровителя выступает самолично государь император. Сперва — Николай. Теперь, так сказать — по наследству, юный Александр. Во-вторых, с засильем технических специалистов Мориц тоже погорячился. И пушек у него пока только на две нормальные батареи еле-еле наберется, и пулеметов всего с десяток, и локомобиль только один, который к моменту окончательного формирования дивизии наверняка развалится. Как, впрочем, и пушки с пулеметами. Ибо используют все это высокотехнологическое добро пока что исключительно, как учебные пособия.
Негде нам было взять тысячу толковых пулеметчиков и механиков для паровых тягачей. И артиллеристов, знакомых с теорией прицельной загоризонтальной стрельбы. Всему приходилось учить вчерашних крестьян и выпускников кадетских училищ.
Хорошо посидели. Коньяку выпили по паре бокалов. Обсудили войну, которая вот-вот должна была полыхнуть в Европе. Конечно же — армии стран участниц. Причем тут наши мнения отличались разительно. И дядья, и Мориц были абсолютно и полностью уверены, что прусская армия сильнейшая в мире, и потомки гордых галлов ей не соперники. И что, с момента, когда германская армия начнет-таки боевые действия, и до оккупации Парижа не пройдет и трех, максимум — четырех месяцев. В любом случае, уже осенью весь мир станет гадать, сколь велика окажется контрибуция Франции.
Я же утверждал, что эта война станет совершенно иной, и что бравые марши с развернутыми знаменами, генеральные сражения и лихие кавалерийские атаки отходят в прошлое. Что теперь война станет скорее битвой экономик, и главной силой страны станут считать то, сколь много фабрики могут выдать сапог, снарядов и патронов. И вот если смотреть с этой точки зрения, то превосходство Германии не выглядит таким уж подавляющим. «Накаркал» страшную затяжную — года на три — войну, с горами трупов и миллионами раненых.
Мориц, кинулся было спорить, но меня неожиданно поддержал Карл Васильевич. Рассказал о том, принц Ольденбургский, все еще числившийся неофициальным покровителем семьи Лерхе, так же убежден в особой кровавости грядущей франко-германской войны. Новейшие скорострельные пушки, от которых невозможно укрыться иначе как закопавшись в землю на два-три ярда. Пулеметные митральезы, показавшие себя во время Североамериканской гражданской войны, настоящими мясорубками. Новейшие винтовки и мины.
— Уже после изобретения инженерами Круппа нарезной казнозарядной пушки, всяческие военные действия в Европе следовало бы запретить, — процитировал принца Карл Васильевич. — Как совершенно бесчеловечные и бессмысленные. Победа, в результате которой на ступенях храмов добавится десятки инвалидов, а целые поля придется отдать под могилы, не сделает чести никакой стране!
Тем не менее, Петр Георгиевич, как реалист, понимает, что не в силах остановить кровавую жатву. Но, как гуманист, просто обязан хотя бы попытаться помочь сотням тысяч раненым на полях грядущих сражений. В первую очередь, путем организации добровольных медицинских