— Ну, Диана, ты поправляйся, а нам пора. При этих словах девочка совсем сникла.
— Но мы тебя завтра обязательно навестим, — неожиданно для самого себя выдал Клим. — Ты любишь шоколад?
Она кивнула, тылом ладошки вытерла слезы.
— Все, завтра будет тебе шоколад…
— Что ты меня пинаешь?! — набросился Клим на Виталика, как только они очутились в коридоре.
— Не надо было при ней про пластические операции, — зло сказал тот.
— Почему?
— Потому что у нее на операцию нет денег.
— А у ее продюсера?
— У нее и продюсера больше нет. — Виталик развел руками. — Кому охота возиться с искалеченной девочкой, когда вокруг полно молоденьких, здоровых, а главное, на все готовых дур?! — Он невесело улыбнулся.
— Кто в таком случае за лечение платит? — осведомился Клим.
— Я.
— Ты?!
— Жалко же девчонку. Только вот на операцию у меня, к сожалению, средств нет.
Клим кивнул, спросил после долгого молчания:
— Ты меня сюда за этим привел? Ведь правда? Ты хочешь, чтобы я ей помог?
Виталик в ответ пожал плечами — понимай как знаешь.
— А ты пройдоха, — сказал Клим ворчливо.
— А ты не так плох, как кажешься. — Виталик улыбнулся.
Они заблудились: вместо того чтобы выйти в холл, очутились в пустынном коридоре с двумя рядами одинаковых стеклянных дверей. У одной из дверей Клим вдруг остановился, точно за руку кто дернул. Там, за прозрачным стеклом, была палата, почти точная копия той, из которой они недавно вышли. Те же приятные глазу оливковые цвета, те же жалюзи на окнах, даже акварели на стенах были похожи. В общем, ничего особенного, если не считать мерно гудевшего аппарата для искусственного поддержания жизни. Клим сразу понял, что это такое, он видел похожие по телевизору. А еще он узнал лежавшую на больничной койке женщину. Аппарат и женщина были связаны пластиковой пуповиной. Аппарат казался намного более живым, чем женщина.
Она мало чем походила на себя, прежнюю. Она вообще мало походила на человека. Некогда смуглая кожа стала тонкой, пергаментно-прозрачной. В черных волосах отчетливо виднелись седые пряди. Лицо как посмертная маска. Руки мертвыми птицами лежат на белой простыне. Зинон… Вот что с ней стало. Вот что пыталась объяснить ему Алиса!
Клим прижался лбом к прохладному стеклу. Как это, наверное, страшно, когда твой самый близкий человек — и не там и не здесь! Когда с этим миром его связывает лишь хрупкая пластиковая пуповина…
— Что тебе тут нужно?! — послышался за спиной вибрирующий от ненависти голос.
Клим резко обернулся — Алиса Волкова буравила его яростным взглядом.
— Как ты посмел?! — Она оттолкнула его от двери, и откуда только сила взялась?.. — Убирайся! И не смей больше сюда приходить!
— Мы навещали Диану, — вмешался Виталик.
— Диану? — Госпожа Волкова растерянно заморгала.
— Ну да, Диану. Ты тоже пришла ее навестить?
— Я пришла навестить Зинон, а не Диану. Я вообще не… — Алиса осеклась, спросила уже спокойнее: — Диана тоже здесь?
— Да. — Виталик улыбнулся. — Она в триста пятой палате, и ей будет очень приятно, если ты к ней заглянешь.
— Да, загляну. — Алиса потерла виски, поморщилась. — Чуть позже.
Ох, не понравился Климу ни этот ее жест, ни внезапно угасшая ярость. Ощущение было такое, словно у Алисы Волковой сели батарейки. Что с ней происходит?..
— С тобой все нормально? — спросил он, заранее зная, каким будет ответ.
— Не твое дело.
— Ясно. — Он усмехнулся, бросил последний взгляд на лежавшую в «застеколье» женщину, сказал Виталику: — Пойдем.
Виталик уходить не спешил, рассматривал Алису внимательно-тревожным взглядом. Ничего удивительного, ему же невдомек, что Клим с госпожой Волковой — заклятые враги. И в тонкости их запутанных отношений он не посвящен, думает, что Алиса — белая и пушистая…
— Что это с ней? — Виталик заговорил только на улице. — Она какая-то странная…
— Это долгая история, — отмахнулся Клим.
— А кто та женщина? — Отделаться от Виталика было непросто.
— Ее подруга.
— С ней что-то случилось?
— Да, с ней что-то случилось! С ней случилась кома! Поехали, у меня еще полно работы.
Клим больше не боялся этого сна. Можно сказать, он ждал его с нетерпением.
На сей раз летучая мышь расположилась на подоконнике, уцепилась острыми когтями за шторы.
— Страшная я, да? — спросила строго.
— Да я уже как-то привык. — Клим пожал плечами.
Летучая мышь вздохнула:
— Обидно, что ты себе именно такой меня представляешь. Нет бы голубкой сизокрылой или сгустком света, на худой конец.
— А кто ты на самом деле?
— А ты не понял? А что ж тогда завис на полчаса перед моей палатой?
— Зинон?!
Летучая мышь хрипло рассмеялась:
— Догадался! Ну, наконец-то. Кстати, за сигареты спасибо. Хоть и не пригодились, а все равно приятно.
— Что ты делаешь в моем сне?
— А мне теперь, понимаешь ли, во сне гораздо сподручнее. — Глаза-пуговицы хитро блеснули. — Вообще-то, я по делу. Послание у меня к тебе.
Мама дорогая! У летучей мыши по имени Зинон к нему послание! И что только не приснится!
— Ну, давай свое послание, — подумав, разрешил он.
— Не могу. Это будет не по правилам.
Клим возмущенно вздохнул — не сон, а сплошная головоломка!
— Ты просто смотри внимательно и сердце свое слушай. Может, и поймешь.
— На кого смотреть?
— На нее смотри, на кого ж еще? Ей сейчас плохо, немногим лучше, чем мне. И времени остается совсем мало. В Зазеркалье время течет по-другому.
— У кого времени мало?
— У всех. — Летучая мышь вздохнула. — Я, наверное, к тебе больше прийти не смогу. Она хочет меня отпустить, насовсем. И ее хочет отпустить…
— Кто?!
— Она…
Клим проснулся с тяжелой головой и твердой уверенностью, что медленно, но верно сходит с ума. Это уже не просто сон, это уже сериал какой-то! Какая-то загадочная «она» собирается всех куда-то отпустить. А он должен смотреть в оба, чтобы это безобразие предотвратить…
В спальне было темно, захотелось солнечного света. Клим подошел к окну и замер — на атласной ткани штор были отчетливо видны следы от когтей… Все, самое время вызывать психбригаду…
Убедить себя, что сон — это ерунда, а затяжкам на шторах наверняка найдется разумное объяснение, ему удалось только ближе к обеду, но на душе все равно было муторно, и Клим решился. Все равно работник из него сейчас никакой. Лучше потратить время с пользой, навестить Диану. «И Зинон», — шепнул внутренний голос.