Читать интересную книгу На руинах - Галина Тер-Микаэлян

– Во-первых, все выполнимо: я тебя прописываю у себя и ухожу к брату – он мне сам предлагал к нему переехать. Во-вторых, совесть тебя вообще не должна мучить – если меня посадят, то жилплощадь мне уже не пригодится. Так как?

– Ну, я не знаю, ты так сразу начал…

– Потому что времени нет. Ну? Соглашайся, другого такого шанса у тебя уже не будет.

Вася молчал, красные пятна на его лице сменились бледностью. Внезапно он решительно поднял голову, и глаза его сверкнули.

– Согласен, я помогу. Как только мы уладим это дело, ты меня к себе пропишешь и уйдешь. Но этого мне мало.

– Хорошо, я дам тебе денег – в долларах, естественно. У Алексея есть, и он достанет еще, если будет нужно. Сколько ты хочешь?

– Мне не нужны деньги, я хочу Зойку.

Невзирая на трагизм ситуации из груди Коли вырвался веселый смешок.

– Ты обалдел? Эту шлюху? Да заплати ей по таксе – она и без того станет твоей.

– Ты не понял – я хочу, чтобы она была только моей и больше ничьей. Ты говорил, что она для тебя готова на все – так вот, объясни ей, что от ее согласия зависит твоя жизнь.

– Ладно, договорились. Теперь о деле – ближе к ночи вывезем труп на твоем допотопном драндулете. Привяжем к ногам что-нибудь тяжелое, чтобы не всплыла, и бросим в Дон – я знаю безлюдное место за мостом, там достаточно глубоко.

Вася отрицательно мотнул головой.

– Не пойдет.

– Почему?

– Потому что по всему берегу сидят рыболовы, у всех лодки – меньше, чем через две недели ее обнаружат, и тогда…

– Ладно, ты прав. Тогда что – закопать?

– Где – на детской площадке или на газоне возле горсовета?

Коля устало откинулся на спинку стула, прежние решительность и напористость, казалось, оставили его, он как-то весь сразу обмяк и махнул рукой.

– Ладно, Васек, я иссяк, говори, что ты предлагаешь.

Вася словно дожидался такой реакции приятеля – тон его сразу стал решительным, взгляд холодным, речь уверенной и отрывистой.

– На вашем комплексе сейчас точно никто не работает?

– Да нет, он ведь закрыт – только сторож сидит на вахте. Я там был два дня назад, проводку проверял – на всякий случай, чтоб не случилось возгорания, – так ни единой души. Но туда ее везти нельзя – Алеша в любой день может вернуться, и комплекс откроют.

– Там, кажется, рядом с салоном какое-то большое помещение – с кранами, а на окнах жалюзи. Я запомнил, когда в прошлый раз к тебе туда заходил.

– Косметический кабинет – там дамы до пояса раздеваются, поэтому окна и закрыты.

– Ну и отлично, там я и установлю свою машину – мне один момент ее собрать и подключить к водоснабжению и сливу.

Коля опешил.

– Погоди, какую машину?

– Мясоразделочную, она у меня в машине. Сама потрошит, сама рубит, сама пакует, сама себя потом промывает. Разрубит тело, выпотрошит, даже одежду отделит. Потом расфасует все по пакетам, мы уложим их в морозильную камеру, и пусть лежат себе – если кто-то и заглянет, то ему даже в голову не придет, что это человечье мясо. А я без всякой спешки в несколько заходов вывезу все на комбинат – там у нас есть высокотемпературная печь для сжигания органических отходов.

– Что за ерунду ты городишь, Васек, представляешь, сколько возни будет со всем этим? Придумай что-нибудь попроще.

– Попроще не получится – если заметать следы, то труп должен исчезнуть полностью и навсегда, иначе на наш след обязательно выйдут. Мне этого не нужно, тогда делай все сам.

– Ладно, – Коля с досадой пожал плечами, – но на комбинате бытовое напряжение, двести двадцать вольт, это я только для фенов трансформатор на триста восемьдесят перемотал.

– Сгодится, у меня на входе повышающий трансформатор,

– А общая мощность какая?

– Пять киловатт. У вас в комплексе сеть наверняка рассчитана на гораздо большую мощность, если учесть сауну, салон и прочих потребителей.

– Ну, хорошо, а как мы довезем тело до комплекса? Вдруг на мосту милиционер остановит, когда будем Дон переезжать? Вдруг они захотят проверить машину, что тогда?

Вася усмехнулся и пожал плечами.

– Если все твои «вдруг», то тогда будет плохо, тем более, что у меня нет прав. Но, думаю, не остановит – на моем драндулете сбоку написано «МЯСОКОМБИНАТ», а к мясу сейчас все относятся трепетно. Ну, так что – решаешься?

– Леший с тобой, Васька, делай, как знаешь.

Глава восемнадцатая

В течение полугода Жене Муромцеву постоянно мерещилось подозрение в устремленных на него взглядах окружающих, а в самых невинных их фразах чудился скрытый намек. Ему хотелось немедленно все бросить и бежать подальше – туда, где его никто не отыщет и не предъявит обвинения. Поначалу им владело одно лишь желание – дотянуть до лета. В августе Маша пригласила их с Эрнестом к себе в Майами, и Женя сразу же начал оформлять визу – уехав в Штаты, он попробует остаться там навсегда. Сначала сестра немного поможет, потом, конечно, придется устроиться куда-нибудь на работу. Все равно куда – разносчиком товаров, официантом в кафе, курьером. Однако со временем, когда воспоминание о совершенном преступлении ушло в тайники памяти, и страх начал отступать, перспектива стать курьером или официантом в американском кафе уже не представлялась Жене столь привлекательной – нет, уезжать следует, лишь имея деньги и определенный статус в обществе.

Он мыслил трезво: денег, лежавших на его счету в швейцарском банке, было пока недостаточно для комфортной жизни в тех же Штатах или, скажем, во Франции. Воду «Алидэ» теперь покупали не только европейские, но американские и азиатские фирмы, доход Жени был намного выше, чем в первые годы работы, но слишком много, с его точки зрения, приходилось платить совхозному кооперативу, а Аслан Гаджиев на уступки не шел. С досады Женя однажды даже предложил Самсонову насильственно ввезти в совхоз дешевую рабочую силу.

«Там осталось от силы пятнадцать семей, дома пустуют – ввезем туда своих рабочих, что Гаджиев сможет сделать? Совхоз почти отрезан от мира, им давным-давно никто не интересуется».

Босс это предложение отверг с ходу.

«Не будем портить отношения с Гаджиевым и привлекать к себе внимание».

Женя попробовал его убедить:

«Они совершенно обнаглели, шеф, с какой стати мы должны им столько платить? Сколько заплатим, столько заплатим – можно подумать, у них есть выбор, и кто-то другой кроме нас будет покупать их воду!».

«Не будем мелочиться, Женя, – благодушно возразил Самсонов, и глаза его лучились веселой усмешкой, – ты, как историк, должен знать, что жадность сгубила многих великих деятелей, не станем им уподобляться. В конце концов, люди Гаджиева имеют лишь мизерную часть того, что получаем за воду мы».

Это «мы» чуть не заставило Женю вспылить – если уж на то пошло, то ему самому доставались крохи оттого, что бизнес с водой приносил Самсонову. Однако он промолчал, вовремя вспомнив любимую поговорку отца: «Спорить с начальством – все равно, что плевать против ветра».

Бесило его еще и то, что жители совхоза требовали оплачивать их труд на одну четверть в рублях, на три четверти в долларах. Самсонов и на это согласился. Но зачем, скажите, нужны доллары жителям оторванного от всего мира плато – задницу, извините, подтирать? Вначале Женя даже предложил за небольшой процент открыть им счета в зарубежном банке, однако сельчане приняли это с угрюмым недоверием. Получая деньги, они тщательно пересчитывали их, а потом несли на хранение Рустэму Гаджиеву. Тот запирал всю эту «зеленую» массу в огромный несгораемый сейф, где она и лежала мертвым грузом.

В конце концов, Женя решил плюнуть и заняться своими делами, которых у него было предостаточно – нужно было подумать о своем будущем статусе за кордоном, а для этого перед отъездом из Союза следовало получить степень кандидата наук. На Западе не смотрят, кандидатскую ты защитил диссертацию или докторскую – получил ученую степень, и сразу тебя величают доктором, а к приставке D-r (доктор) относятся там с большим почтением. «Доктор Муромцев» звучит гораздо эффектней, чем просто «мистер Муромцев». Ученая степень придаст весу в обществе, а помимо этого позволит преподавать в каком-нибудь захудалом университете или колледже – если не удастся подготовить себе солидную материальную базу.

К лету даже Петр Эрнестович, знавший, что такое аспирантский труд, с тревогой поглядывал на осунувшееся лицо сына – позабыв о сне и отдыхе, Женя проводил дни и ночи за письменным столом или в библиотеке. К началу мая была написана последняя глава, но она не понравилась его научному руководителю – пришлось половину переделывать и переписывать. Марат Васильевич явно искал, к чему бы придраться, и не настроен был в ближайшее время допускать его к защите – по его мнению, аспирант Муромцев в течение двух с половиной лет уделял научной работе меньше времени, чем следовало бы. Не выдержав, Женя попросил отца:

– Папа, ты не мог бы поговорить с Дорониным? Иначе он меня никогда не выпустит на защиту.