Это случилось вскоре после моего дня рождения, когда он утром возбужденно объявил: «Появилась новая стройплощадка. Мы сейчас же едем на Холлергассе». Его радость была заразительной, а я срочно нуждалась в разнообразии. Магический день моего взросления миновал, но в жизни практически ничего не изменилось. Меня все так же унижали и контролировали, как и все предыдущие годы. Но во мне как будто щелкнул переключатель. Мои сомнения, что, может, Похититель прав, и под его опекой я нахожусь в большей безопасности, чем снаружи, постепенно исчезали. Теперь я была взрослой, мое второе «я» крепко держало меня за руку, и я точно знала: так я больше жить не хочу. Я провела годы своей юности как рабыня, боксерская груша, уборщица и подруга преступника и приспосабливалась к этому миру, пока не было другой возможности. Но теперь это время миновало. В своем застенке я вызывала в памяти все планы и задумки, взращенные мной, ребенком, к этому времени. Я хотела обрести самостоятельность. Стать актрисой, писать книги и музыку, знакомиться с другими людьми, быть свободной. Я больше не хотела соглашаться быть вечной пленницей фантазий Похитителя. Мне осталось только дождаться подходящего случая. Может быть, его предоставит новая стройплощадка. После всех лет, когда я была прикована к дому, я впервые получила возможность работать в другом месте. Конечно, под строгим надзором Похитителя, но все же.
Я хорошо помню нашу первую поездку на Холлергассе. Похититель поехал не самым коротким путем — через городской автобан, так как был слишком жадным, чтобы платить пошлину. Вместо этого он застрял в пробке на Венском Гюртеле. Дело было утром, с обеих сторон белый пикап теснили последние торопыги утреннего движения. Я рассматривала людей, сидящих за рулем в своих машинах. Из стоящего рядом мини-автобуса на меня смотрели мужчины с усталыми глазами. Вплотную, прижавшись друг к другу, они сидели в автофургоне. Похоже, восточно-европейские рабочие, которых местные строительные подрядчики забирали по утрам с «рабочей панели» на выездных магистралях, чтобы вечером снова высадить на том же месте.
Вдруг я почувствовала себя такой же поденщицей, как они: ни бумаг, ни разрешения на работу, абсолютное бесправие. Это была та действительность, которую в это утро я не могла перенести. Я поглубже вжалась в сиденье и окунулась в дневные грезы. Вместе со своим шефом я еду на нормальную, законную работу — как все остальные водители в машинах рядом с нами. Я — эксперт в своей области, и мой начальник придает большое значение моим советам. Я живу в мире взрослых людей, где у меня есть голос, и он будет услышан.
* * *
Мы пересекли почти весь город, когда за Западным вокзалом Приклопил свернул на Марияхильферштрассе, проехал мимо маленького рыночка, где была занята только половина прилавков, и наконец въехал в небольшой переулок. Там он припарковал машину.
Квартира находилась на первом этаже запущенного дома. Похититель долго ждал, прежде чем выпустил меня из машины. Он боялся, что нас могут увидеть, и выжидал, когда на улице не будет ни души, чтобы я незаметно проскользнула в подъезд. Я окинула взглядом улицу: маленькие авторемонтные мастерские, турецкие овощные лавки, киоски с кебабом и подозрительные крошечные барчики контрастировали с домами старой постройки эпохи Грюндерства, служивших еще в 19-м столетии съемными казармами для бедных рабочих из Кронланда.[46] Да и сейчас район был в основном населен мигрантами. Во многих квартирах до сих пор не было ванных комнат, туалеты располагались на лестничных площадках, и их приходилось делить с соседями. Одну из таких квартир и купил Похититель.
Он дождался, пока улица освободилась, после этого шуганул меня в подъезд. Краска отслаивалась от стен, большинство почтовых ящиков были погнуты. Когда он отпер деревянную дверь квартиры и втолкнул меня внутрь, я не поверила своим глазам — настолько крошечной она была. 19 квадратных метров — ровно в четыре раза больше моего застенка: одна комната с окном, выходящим на задний двор. В воздухе пахло затхлостью, человеческими миазмами, гнилью и старым жиром. Палас на полу, предположительно некогда бывший темно-зеленым, принял неопределенный серо-коричневый оттенок. По одной стене расплылось большое влажное пятно, на котором копошились личинки. Я тяжело вздохнула. Работа обещала быть тяжелой.
С этого дня он несколько раз в неделю брал меня с собой на Холлергассе. Только когда у него были другие заботы, он оставлял меня на целый день запертой в застенке. Сначала мы вытащили из квартиры старую обтрепанную мебель и выставили ее на улице. Когда через час мы вышли из дома, ее уже не было: растащили соседи, у которых было так мало своего, что даже эта рухлядь имела для них ценность. После этого мы приступили к ремонту. Мне потребовалась два дня только на то, чтобы отодрать от пола ковровое покрытие. Из-под толстого слоя грязи показался второй слой паласа. Клей с годами так накрепко въелся в грунт, что мне приходилось отколупывать его сантиметр за сантиметром. В итоге мы положили новую стяжку, а сверху ламинат — такой же, как в моем застенке. Содрав со стен старые обои и затерев стыки и дыры, мы наклеили новые, выкрашенные в белый цвет. В малюсенькой комнатке встроили миниатюрный кухонный блок и крошечную ванную, чуть больше душевой, с новым ковриком перед ней.
Я пахала как ломовая лошадь. Я поднимала, таскала, скоблила, шпаклевала, носила кафель. Наклеивала потолочные обои, стоя на узкой доске, качающейся между двумя лестницами. Передвигала мебель. Работа, голод и постоянная борьба с низким давлением отнимали у меня столько сил, что мысли о побеге отодвигались на дальний план. Сначала я еще надеялась, что наступит момент, когда Похититель оставит меня одну. Но он не наступил. Я находилась под постоянным контролем. Меня поражало, сколько усилий он тратит на то, чтобы воспрепятствовать моему бегству. Выходя в туалет, он придвигал к окну тяжелые балки, чтобы лишить меня возможности быстро его открыть и закричать. Если он знал, что задержится дольше чем на пять минут, то даже привинчивал их друг к другу. И здесь он строил для меня тюрьму. Когда в замке поворачивался ключ, внутренне я опять оказывалась в своем застенке. Страх, что с ним может что-нибудь случиться, и я останусь погибать в этой квартире, не покидал меня и здесь. Каждый раз, когда он возвращался, я вздыхала с облегчением.
Сейчас подобный страх кажется мне странным. Я все же находилась в жилом доме и могла кричать или колотить в стены. В отличие от подвала похитителя, здесь бы меня нашли быстро. Мой страх невозможно рационально объяснить, он пробирался по моим внутренностям наверх, прямиком из застенка во мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});