– И это все?! – изумился Артем.
– А ты что хотел? – спросил Альфред.
– Я думал, действительно часовня. То есть маленькая церковь, а это смех! Да наша бомба от нее камня на камне не оставит Куда только ее засунуть?
– За икону, – сказал Дима. – Самое подходящее место.
– А если кто зайдет?
– Разнесет на куски, – мрачно сообщил Альфред.
– Обратите внимание, – театрально повел рукой Артем, – здесь похоронены три мученика за демократию Погибли в августе 1991 года на московских баррикадах.
– Идиоты! – презрительно произнес Альфред. – Нашли, за кого гибнуть Скорее всего по пьяному делу залезли под гусеницы Знали бы они, как дальше дело обернется, вряд ли второй раз дурака сваляли.
– Нормальные ребята, – заступился за героев Дима, – побольше бы таких; о себе не думали…
– А о ком? – не сдавался Альфред. – Об этих нынешних, что ли, которым бы только хапать?.
– Они погибли не за конкретных личностей, а за идею, – как маленькому, начал втолковывать Дима, – а идея, какова бы она ни была, – дело святое
– Святое! – засмеялся Альфред. – Разворовали страну, отдали на откуп всяким жидам, продали все, что только можно продать, и радуемся, таращась на рекламу прокладок и памперсов. А сейчас вот святую часовенку рвануть готовы Ради чего? Тоже идеи? Какой, спрашивается?
– Снова начал? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросил Дима.
– Ничего я не начал! Просто констатирую. И вообще с вами связался только ради борьбы с ненавистным мне строем, и взрываю эту часовенку исключительно для того, чтобы уверились в моей решимости Для дела готов и через себя переступить, но только раз. К тому же я монархистам симпатизирую.
– Ты за царя, что ли? – с ехидцей спросил Артем.
– Не за царя, за монархию.
– Так это же одно и то же, дура!
– Ты мне политграмоту не читай, жидок, – с угрозой произнес Альфред, придвинувшись к Артему
– А он все прет, здоровый черт!.. – с иронией произнес пухлый парень, отодвигаясь в сторону.
– И Высоцкого цитировать не надо, тоже мне, кумир! Очень подозрителен по происхождению ваш Владимир Семенович.
– По-твоему, выходит, все евреи? – насмешливо спросил Артем.
– Все не все, но многие
– А кто не еврей?
– Есенин, например К нему не зарастет народная тропа.
– Это Пушкин сказал Про тропу
– Пушкин ваш тоже… того… Из черномазых Эфиоп какой-то
– Ты Пушкина не трожь!
– Ладно вам, – недовольно произнес Дима, – надоело! Других разговоров больше нет, что ли? – Он взглянул на часы. – Сейчас народ выставлять будут, пойдемте вглубь.
Троица медленно побрела по кладбищенской аллее.
– Хорошо, – мечтательно произнес Артем, – лето наступило, соловьи вон как наяривают.
– А светло как? Долго нам тут болтаться? Может, я возьму бомбу и пойду засуну?
– Рано еще, там наверняка люди. Погоди, давай еще погуляем Тут действительно очень мило. Даже не предполагал, как хорошо на кладбище по вечерам.
– Все это ненужная лирика, – подал голос Артем
– Лирика, конечно… – Дима вздохнул. – Иногда мне приходит в голову: вся наша возня, этот так называемый террор, – просто игра Мир движется сам по себе, и подталкивай его, не подталкивай – крутиться быстрее не станет. Все идет своим чередом, об этом еще в Библии сказано.
– Впадаешь в пессимизм, товарищ, – насмешливо сказал Артем
– Наверное Ладно, хватит бродить среди памятников и крестов; пойдемте.
– Давно пора, – обрадовался бритоголовый Альфред.
Еще не совсем стемнело, когда революционная троица подкралась к месту намеченного теракта.
– Всей гурьбой идти негоже, – заметил Артем.
– Давайте я, – настойчиво предложил Альфред.
– Ну, если хочешь… – Дима достал из пакета адскую машину. – На сколько заводить таймер?
– Ставь на полчаса За это время успеем уйти в глубь кладбища
– Я не понимаю твоего рвения, – с деланным удивлением спросил Артем, – то вроде был против взрыва православного храма, а теперь рвешься в бой.
– Не все же жидковаты, как ты
– Иди, – сказал Дима, вручая бритоголовому бомбу. – Как и договорились, положишь ее за икону.
Дима и Артем спрятались в тени массивного обелиска и наблюдали, как тень шмыгнула к часовне.
– Что-то он долго возится, – заметил Артем.
Дима промолчал, глянул на светящийся циферблат часов. Вернулся Альфред
– Часовня закрыта на замок, – шепотом сказал он.
– И что ты предпринял?
– Положил бомбу у стены Не совсем рядом, а поодаль. Там какие-то людишки шастали. Ты же сам сказал… Главное, взрыв
– Ну и молодец! – неожиданно прореагировал Дима. – Пошли отсюда. Ты дорогу знаешь?
– Знаю, – повеселел Альфред. – Через сколько рванет?
– Минут через двадцать.
– Самый раз Побежали!
– Да ни к чему особенно спешить.
– Тогда ладно Доверяю чутью руководства.
Артем фыркнул.
– Ты вот все время ругаешь евреев. Лично тебе они что-то плохое сделали? – с любопытством спросил Дима.
– Евреи-то?.. – Альфред задумался. – Да, честно говоря, нет. Откровенно, у меня и евреев знакомых почти не имеется. Правда, в коммуналке нашей жил один – Рабин, хороший старик, фронтовик. Мы его Соломоном Плешивым звали. Обязательно гостинец на праздник даст, печенье там или шоколадку. А так, близких знакомых, в общем-то, не имел Попадались… разные, некоторые противные, другие – так себе. Люди как люди. А почему ругаю? Нужно же кого-то ругать. Вот я жидов и поношу А все почему: с детства меня все тюкали. Жали, гнули… Вот я и озлобился Мать у меня… несчастная женщина, между нами Все мужиков меняла… Она, как что, за ремень хваталась или так… рукоприкладствовала… Помню раз, где-то купила коробку конфет шоколадных Красивая такая коробка Вся расписная. «Сказки Пушкина» Ну, мы с братцем Пашкой вокруг нее кругами ходили. Я первый не утерпел… Съел несколько штук. А Пашке не сказал Мать пришла с работы, что-то ей взбрело в голову посмотреть Открыла коробку, а там недостача. Она Пашку схватила за вихры: «Ты?» Он молчит И давай его, бедолагу, трепать А он и вправду был бедолага, через год от дифтерита помер: прививку вовремя не сделали Отметелила пацана за милую душу А я так и промолчал Потом себя корил, особенно после того, как он умер… И до сих пор спокойно вспоминать не могу. – Альфред тяжело вздохнул. – Пригнули душонку… Сколько там до взрыва осталось?
– Пять минут
– Давайте где-нибудь присядем, послушаем…
– Да хотя бы вот тут, – Артем указал на едва видную в полумраке большую скамью возле какой-то могилы
Ребята уселись и стали напряженно ждать. Прошло пять минут, потом еще пять…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});