Читать интересную книгу Язык, онтология и реализм - Лолита Макеева

Таким образом, согласно Патнэму, человек, понимающий значение некоторого термина естественного класса, безусловно, имеет в своем сознании определенную репрезентацию этого класса, однако подобные репрезентации никоим образом не определяют референцию терминов естественных классов. Вместе с тем именно референция, по мнению Патнэма, играет ключевую роль в отношении между языком и миром: «сущность этого отношения такова, что язык и мысль асимптотически соответствуют реальности, по крайней мере в определенной степени. Теория референции является теорией этого соответствия» [Putnam, 1975 b , p. 290]. Благодаря референции осуществляется корреляция между «параметризацией мира» и «параметризацией языка», причем таким образом, что формулируемые нами «предложения имеют тенденцию в далекой перспективе коррелировать с реальными положениями дел (в смысле параметризации)» [Putnam, 1975 b , p. 289–290]. Понятая в этом ключе референция лежит в основе трактовки истины как соответствия реальности (пусть приблизительного и отнесенного к «далекой перспективе»). Эти два тезиса — о референциальном характере научных терминов и о приблизительной истинности зрелых научных теорий — и составляют, как считал Патнэм, существо научного реализма, для обоснования которого он разработал свою теорию референции. Однако довольно скоро (уже в 1976 г. в статье «Реализм и разум») он отказался от подобной трактовки научного реализма, обозначив ее как «метафизический реализм» и противопоставив ей концепцию «внутреннего реализма». В результате Патнэм оказался в рядах философов, развернувших наступление на научный реализм под лозунгом его «метафизичности», «догматичности» и «наивности».

Произошедшая метаморфоза в философской эволюции Патнэма свидетельствует о том, что он признал свое прежнее обоснование научного реализма с помощью новой теории референции несостоятельным. Это не означало, однако, что он убедился в ошибочности своего взгляда на референцию; скорее, наоборот: сохранив основные положения теории референции, он пришел к выводу, что правильно понятая референция требует иного представления о связи между языком и миром, об истине и реальности, чем предлагаемое научным реализмом. Что же послужило поводом для столь радикального вывода? Наиболее развернутый ответ на этот вопрос Патнэм дал в книге «Разум, истина и история» (1981), где он обвинил метафизический реализм в создании неразрешимых философских трудностей, которые легко устраняются во внутреннем реализме. Он сформулировал несколько аргументов против метафизического реализма (аргумент о «мозгах в сосуде», теоретико-модельный аргумент и др.), которые вызвали очень широкое обсуждение, но прежде чем их рассматривать, следует отметить ряд обстоятельств, которые, на наш взгляд, повлияли на решение Патнэма.

Как мы видели, описывая действие природного фактора в установлении референции, Патнэм опирается на допущение о том, что естественные классы конституируются присущей им внутренней необходимой природой. По этой причине многие критики обвинили его и Крипке в эссенциализме, расценив это допущение как возврат к «давно дискредитировавшей себя» локковской (или даже аристотелевской) идее реальной сущности. В отличие от Крипке Патнэм всерьез воспринял эти обвинения. Представление о том, что в мире объективно существуют естественные классы, что природа сама «сортирует» вещи по родам, безусловно, составляет важный аспект научной картины мира, но чем оправдывается и оправдывается ли вообще это представление? Если же мы откажемся от данного допущения, то что взамен объективной и необходимой внутренней природы может конституировать естественный класс? В поисках ответа на этот вопрос Патнэм обратил внимание на то, что не существует независимого от теории способа представления внутренней природы того или иного естественного класса, и сделал отсюда выводы, о которых речь пойдет ниже.

Новая теория референции показала, что к определению референции (и, стало быть, значения) термина имеет отношение не столько концептуальный анализ, сколько эмпирическое исследование, в ходе которого происходит каузальное взаимодействие с тем или иным представителем естественного класса. Одно время Патнэм даже увлекся идеей «физикалистской» теории референции, предложенной Хартри Филдом (см.: [Field, 1972, p. 347–375]). Исходя из того, что референция только тогда имеет место, когда использование термина говорящим стоит в определенном каузальном отношении к той вещи, на которую говорящий имел намерение указать, Филд выдвинул гипотезу, что это отношение должно быть установлено эмпирической наукой в том же смысле, в каком наука установила, что вода — это Н2О; иначе говоря, согласно этой гипотезе, референция имеет физикалистскую природу. Однако против этого предположения говорит тот простой факт, что, употребляя термин, человек может ссылаться как на тех представителей естественного класса, с которыми он имел каузальное взаимодействие, так и на тех, с которыми его не связывают никакие каузальные отношения. Таким образом, размышления над природой референции привели Патнэма к выводу, что каузальные связи между говорящим и тем, о чем он говорит, не раскрывают этой природы, поэтому каузальная теория референции, являясь описанием того, как устанавливается референция, не может дать ответа на вопрос, что такое референция, «фактически она предполагает понятие референции» [Putnam, 1978, p. 58]. Поскольку же референция и истина — это центральные понятия в нашем осмыслении связи между языком и реальностью, постольку задача определения референции приобретает кардинальное значение.

Впрочем, для Патнэма, отстаивавшего до этого корреспондентную теорию истины, не менее проблематичным стало и понятие истины. Во многом его сомнения в трактовке истины как соответствия реальности были вызваны проблемой существования эмпирически эквивалентных теорий, т. е. теорий, имеющих разное теоретическое содержание и постулирующих разные теоретические объекты, но в равной мере подтверждаемых имеющимися эмпирическими данными. При выборе между такими теориями ученые не могут основываться на эпистемических соображениях, а должны руководствоваться прагматическими критериями (экономичностью, простотой и т. п.), поэтому многие философы вслед за Г. Рейхенбахом сочли эмпирически эквивалентные теории сильным аргументом против понимания истины как соответствия реальности, поскольку, устанавливая совершенно различные концептуализации одной и той же совокупности наблюдаемых фактов и считаясь одновременно истинными, эти теории разрушают саму идею соответствия. Полагая, что «реалист в XX в. не может игнорировать существование эквивалентных описаний» [Putnam, 1978, p. 50], Патнэм пришел к необходимости создания такой концепции реализма, которая опиралась бы на более адекватное понимание истины.

Придя, таким образом, к выводу, что «нельзя серьезно решать реальные философские проблемы, не будучи более чутким и внимательным к своей эпистемологической позиции» [Putnam, 1983, p. vii], Патнэм подверг резкой критике позицию, которой раньше придерживался сам и которой продолжают придерживаться многие его коллеги, обозначив ее как «метафизический реализм». Итак, что же представляет собой метафизический реализм в его понимании и в чем его главные недостатки?

В теоретической реконструкции Патнэма метафизический реализм сводится к следующей совокупности тезисов. 1. «Мир состоит из некоторой фиксированной совокупности независимых от сознания объектов», т. е. имеется один вполне определенный мир, существование которого не зависит от сознания. 2. «Существует только одно истинное и полное описание „того, каким является мир“». 3. «Истина представляет собой особое отношение соответствия между словами и мыслями-знаками, с одной стороны, и внешними предметами и множествами предметов, — с другой» [Putnam, 1981, p. 49]. Эта совокупность тезисов имеет под собой ряд допущений, которые, считает Патнэм, будучи представлены в явном виде, показывают несостоятельность данной позиции. Во-первых, в метафизическом реализме сознание, перцептивно реагирующее на мир и репрезентирующее его в своих ментальных образах и концептах, оказывается наблюдателем, помещенным «вне» этого мира, ибо только с такой позиции можно претендовать на знание реальности, как она есть сама по себе, независимо от сознания. В результате мир и сознание оказываются разделенными «эпистемической пропастью», через которую сторонники метафизического реализма пытаются перебросить мостик в виде идеи соответствия. Патнэм следующим образом описывает проблему, с которой они при этом сталкиваются: «вовне находятся объекты, имеется сознание/мозг, осуществляющее(ий) мышление/вычисление. Каким образом знаки осуществляющего мышление человека вступают в единственное соответствие с объектами и множествами объектов, находящихся вовне?» [Putnam, 1981, p. 51]. Шансы решения этой проблемы, с его точки зрения, ничтожны. Во-вторых, утверждая возможность единственного истинного и полного описания мира, как он есть сам по себе, метафизический реалист приписывает познающему субъекту позицию, которую может занимать только Бог и которая, говоря словами Томаса Нагеля, дает нам «вид из ниоткуда» [130], поскольку только таким образом можно было бы преодолеть ограниченность и контекстуальную обусловленность каждой конкретной точки зрения и «объективно» сравнить объекты, находящиеся в мире, и их репрезентации в сознании человека. Люди же, как известно, не боги, и утопичность такого эпистемологического подхода должна быть очевидной. Впрочем, Патнэм не только выявляет философские допущения метафизического реализма, но и демонстрирует его несостоятельность в решении многих философских проблем.