И сейчас она тоже примет Вашу сторону. Ваши условия. Лишь бы Вы ее простили. Но при этом Вы совсем не думаете о ней. О том, чего она хочет. Вы принимаете ее пока она действует по Вашему плану. И едва она приняла свое собственное решение, как Вы ее тотчас задавили ультиматумом.
Папа свирепо молчал, поэтому Страм продолжил:
– За все это время, я ни разу не обидел Луну. Не сказал ни одного грубого слова. Не сделал ничего, чтобы ей навредило. Я следил за ее здоровьем. Помог ей наладить питание, колю ей витамины по предписанию врача. Потому что она совершенно не умеет о себе заботиться. Она умеет только загонять себя.
Очевидно, информация о том, что Страму приходиться заботиться обо мне с такой позиции, немного сбила папу с толку. А Александр заговорил более уверенно.
– Колоссальная разница между нами в том, что я позволяю Луне быть ребенком, но при этом вижу в ней взрослую умную и амбициозную девушку. Я уважаю ее. Забочусь о ней. Вы же видите в ней ребенка. Но при этом Вы даже не знали о состоянии ее здоровья и о том, что она живет на одних энергетиках и шоколадках. Вы потакали ее стремлениям все время казаться взрослой, но потакали ей как ребенку, развив в ней комплекс детства. И сейчас, когда я даю ей прожить те моменты, которые она могла бы прожить в детстве, я делаю ее этим счастливой.
– Нет, – неизвестно на какую именно реплику Страма ответил папа. – Если ты еще хоть один раз появишься в жизни Луны, я заявлю на тебя за преследование. А сейчас Луна поедет домой!
Я тут же встала с дивана, готовая идти за папой и ко всем вытекающим из этого последствиям.
Сейчас главное не думать о Страме. Иначе будет еще больнее. Я должна вернуть расположение папы! Должна теперь еще больше работать, чтобы загладить свою вину! Я должна стать самой идеальной дочерью, чтобы ему больше никогда не было за меня стыдно!
– Живо домой! – рявкнул папа.
Я сделала шаг в сторону выхода, но из-за того, что я не смотрела вперед, я врезалась в Александра. Он тут же обнял меня за плечи.
– Присядь на минуту, – тихо сказал Страм, а затем заявил громче, чтобы папа услышал его. – Я просто попрощаюсь.
Мужчина вновь усадил меня на диван, а сам опустился передо мной на корточки.
– Маленькая моя, – едва слышным шепотом позвал меня Страм. – Посмотри на меня.
Я отрицательно мотнула головой. Если я посмотрю в глаза Александру, то точно разревусь как девчонка.
Тогда Страм обхватил мои кисти и оставил на моих пальцах невесомый поцелуй.
– Ни о чем не беспокойся, – все также тихо говорил он. – Я уже сказал, что никогда не отпускаю то, что принадлежит мне. Ты – моя. Я все решу. Но сейчас спорить бесполезно. Вечером я приеду к тебе.
Я резко подняла на мужчину глаза, одарив его жалобным взглядом.
Второй раз из дома я не сбегу! Я не смогу!
– Я все решу, – повторил Страм. – Иди.
Я снова встала, но мужчина не поднялся за мной и не выпустил моих рук из своих.
– Господин Шварц, – вновь обратился к нему Страм. – Пожалуйста, проследите, чтобы Луна хорошо кушала. Даже несмотря на то, что она очень расстроена.
Наконец мужчина поднялся и пошел нас провожать, хоть папе наверняка было возмутительно само присутствие Страма рядом со мной.
Когда же я села к папе в машину и допустила слабость взглянуть на Страма, мне так захотелось остаться с ним! Выбежать к нему и зарыться в его объятья.
Наверное, моя решительность была так явно прописана на лице, что Страм все понял. Но он лишь строго мотнул головой, приказывая мне этим самым оставаться на месте.
Может он уже передумал? Зачем ему такая проблемная любовница, как я?
Лучше больше никогда не думать в его направлении.
Всю дорогу мы с папой ехали молча. Мне казалось, что он больше никогда не захочет со мной разговаривать. Какой бы здравомыслящей я ни была, но сейчас мне думала, что вся моя жизнь закончилась. Папа больше никогда не простит меня, не поверит, не будет мной гордиться и больше никогда не будет любить. Я больше никогда не буду счастлива потому, что вся моя жизнь, что была так старательно мною выстроена оказывается никому не нужна. Я не нужна была ребёнком своему папе, но и взрослой я тоже ему не нужна. Я опозорила его. Разбила все его надежды на мой счет. И скорее всего, теперь я ему противна.
Что мне дальше делать?
Продолжать работать? Ради чего? Чтобы выслужиться перед папой? А смысл? Какой смысл делать теперь хоть что-то, если в моей жизни больше никогда не будет прежних отношений с папой и… не будет Страма.
При мысли о Страме я не удержалась и всхлипнула. Одинокая слеза скатилась по моей правой щеке, но я не стала ее вытирать. Папа все равно ее не заметит, а шевелиться лишний раз в его присутствии означало напомнить ему об опозорившей его дочери.
Папа сокрушенно выдохнул, и я поняла, что он увидел мои слезы через зеркало бокового вида. Однако он ничего не сказал.
Он сказал лишь единственную фразу, когда я переступила порог дома, и ко мне направилась мама с обеспокоенным взглядом.
– Не трогай ее! – папа запретил маме даже прикоснуться ко мне. – Пусть идет к себе и подумает над своим поведением! Подумает, а не сделает выводы. Выводы, я смотрю, она делать разучилась.
Еще больше сгорбившись, я послушно пошла наверх, а затем заперлась в своей комнате.
У меня не осталось никаких сил. Хотелось только лечь поспать и хоть ненадолго отключиться от этого кошмара. Но, подойдя к кровати, меня вдруг охватило такое яркое чувство собственной ничтожности, что я поняла: я не заслуживаю даже спать на мягкой кровати. Поэтому я просто села на пол и уткнулась лбом в высокий матрас.
Свет солнца пробивался сквозь огромные окна и очень раздражал. Поэтому я дотянулась до пульта на тумбочке и, нажав на кнопку, опустила непроницаемые жалюзи. Моя комната погрузилась во мрак. Как и моя жизнь.
Я проспала весь день. Впервые в жизни я спала так много и после каждого пробуждения чувствовала себя еще более обессиленной, чем прежде. И только к семи вечера я тяжело