мальчик, но первые месяцы материнства все же полны радости для нее.
Она, конечно, знакома с Бьянкой Каппелло – эта женщина, представленная ко двору, жена государственного чиновника Пьетро Буонавентури. На придворных церемониях принцесса приветствует ее улыбкой и кивком, точно так же как любую другую даму.
Но наступает день, когда Иоганна узнает, почему ее муж всегда мрачен с ней, узнает, где он бывает счастливым и кто такая на самом деле Бьянка Каппелло. О, как повезло, что роды уже прошли, а то Бог знает, что случилось бы от этого потрясения с младенцем! Три дня Иоганна тихо плакала, запершись в своих покоях. Муж ее отсутствия и не заметил – во дворце он не появлялся.
К Петрову дню еще более бледная и худая, чем обычно, Иоганна, наконец, выходит из своих комнат, расписанных лучшими художниками Флоренции. Синяки у нее под глазами чернее дантова ада. В сад к ней медленными шагами спускается старый Козимо. Он садится рядом с невесткой и молча держит ее за руку. Ему стыдно перед ее отцом, покойным императором. Старик знает, что скоро встретится с ним на том свете.
Идут годы. Иоганна, глубоко оскорбленная, продолжает нести свое бремя. Франческо продолжает возделывать поле, а потом отдыхать душой на мягкой и душистой груди возлюбленной. Он дарит ей одну виллу за другой и осыпает драгоценностями, пока Иоганна рожает еще двух девочек – Анну и Ромолу.
Да, кстати: как-то на рассвете обнаглевшего дурака Пьетро Буонавентури по прозвищу «Золотые Рога», находят заколотым кинжалом на пороге дома, подаренного его жене Франческо. Его самого в эти два дня в городе не было.
Это второй труп в этой истории.
* * *
Старый Козимо присоединился к отцу Иоганны в 1574 году. На похороны приехали все те из пятнадцати его детей, которые еще были живы, стало быть, пятеро. В их числе были Фердинанд (по-домашнему, на испанский манер, «Эрнандо») – второй по старшинству за наследником, и Пьетро – самый младший из сыновей их матери, бастарды ведь не в счет. Оба они, на зависть старшему, проблем с женами не имели: Эрнандо был священником, а Пьетро свою двумя годами позже задушит собачьим поводком.
«Зачем же так явно? – журили Пьетро при встрече старшие братья. – Разве нельзя было понезаметней, мышьяком?» А Пьетро лишь жмурился и довольно улыбался.
Этого Пьетро Иоганна не любит: с Леонорой ди Гарсия, которой суждено будет погибнуть от поводка, а пока она просто страдает от постоянных унижений, они подруги. Зато кардинал Эрнандо всегда находит у нее наитеплейший прием. Он шумный, веселый и жизнерадостный, с его уст не сходит улыбка человека, который любит все радости жизни, от фалернского до фелляций. В своем искреннем интересе к людям кардинал – полная противоположностью угрюмому старшему брату, новому герцогу.
Ян ван дер Страт. «Лаборатория алхимика». 1570 г.
Палаццо Веккьо (Флоренция)
ОДНА ИЗ КАРТИН, УКРАШАЮЩИХ «СТУДИОЛО ФРАНЧЕСКО I» В ПАЛАЦЦО ВЕККЬО – КОМНАТУ, В КОТОРОЙ ГЕРЦОГ ЛЮБИЛ УЕДИНЯТЬСЯ И ЗАНИМАТЬСЯ ИСКУССТВАМИ И НАУКАМИ. НА НЕЙ ИЗОБРАЖЕНО ЛЮБИМОЕ ХОББИ ФРАНЧЕСКО – АЛХИМИЯ. ПРИЧЕМ НА КАРТИНЕ ПРИСУТСТВУЕТ И ОН САМ – ЭТО МУЖЧИНА В ЖЕЛТОМ В ПРАВОМ НИЖНЕМ УГЛУ. ЭТО ВКЛЮЧЕНИЕ ПОРТРЕТНОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ В ЖАНРОВУЮ КАРТИНУ ДЛЯ ДАННОЙ ЭПОХИ ИМЕЕТ СОВСЕМ ИНОЙ СМЫСЛ, ЧЕМ АВТОПОРТРЕТЫ И ПОРТРЕТЫ «В ТОЛПЕ» ПРЕДЫДУЩЕЙ ЭПОХИ. В XV ВЕКЕ ЭТО БЫЛО ВЫЗВАНО БЕДНОСТЬЮ ПОРТРЕТНОГО ЖАНРА В ВЫРАЗИТЕЛЬНЫХ СРЕДСТВАХ, СЕЙЧАС ЖЕ – НАОБОРОТ, ЭТО СИМПТОМ ИХ ИЗБЫТКА, ПРИЗНАК СЛОЖНОЙ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ИГРЫ. ТАКЖЕ ПРИМЕЧАТЕЛЬНО, ЧТО ЭТО НЕОБЫЧНОЕ ПОЛОТНО НАПИСАЛ ХУДОЖНИК ИЗ ФЛАНДРИИ, ГДЕ ТРАДИЦИИ ЖАНРОВОЙ ЖИВОПИСИ БЫЛИ БОЛЕЕ РАЗВИТЫ. А ЕЩЕ В КАРТИНЕ ЕСТЬ КОТ, ПОД ЛОКТЕМ ЦЕНТРАЛЬНОГО ПЕРСОНАЖА. ЭТО ТОЖЕ РЕДКОСТЬ.
Франческо интересуется лишь Бьянкой и своими техническими приборами. Он расследует секреты восточного фарфора и ставит алхимические опыты, воплощая александрийские тетрасомию, хризопею, да иозис (непременно оловом, свинцом и железом) в своей уединенной лаборатории. Эрнандо же волнует, почему на глазах у пожилой младшей горничной слезы, и отчего его секретарь расстался с любовницей, и как сделать так, чтобы Орсини помирились с Колонна, и что подарить поэту Чезаре Капорали, чтобы его следующая поэма была еще лучше предыдущей. Он был везде, видел все и все любил. Иоганна расцветает в его присутствии.
Эрнандо же испытывает к ней ту симпатию, которую громкие и солнечные мужчины часто питают к ледяным и хладнокровным женщинам, ради них пренебрегая вулканически прекрасными раскрасавицами, потому что в глубине души гордятся тем, что они – единственные, кто может заставить их улыбнуться.
На холодность мужа Иоганна кардиналу не жаловалась – да Эрнандо все видел сам. Уже десять лет, как Франческо, если кардинал был в городе, заставлял брата после обеда у Иоганны ужинать у Бьянки. Уже десять лет кардинал не уставал сравнивать обеих женщин и удивляться; уже десять лет Франческо не переставал любить, а Иоганна ненавидеть. Одна Бьянка сохраняла спокойствие.
Зато Иоганна постоянно жаловалась на супруга брату – императору Максимилиану. За десять лет в ее сердце не осталось ни любви, ни верности долгу – одна лишь ненависть. Ее единственным утешением стала церковь; она не была способна ни читать, ни сочинять, ни музицировать – так выжгла и осушила враждебная страсть ее и без того сухую натуру.
Когда супруг соизволял прийти к ней во дворец, Иоганна встречала его немигающим взглядом и оскорбительными фразами – у нее не было другого способа сделать ему больно в ответ.
В ответ Франческо ненавидел ее с той же силой – и по контрасту с любовницей, и обороняясь от жениной злости. Печальная необходимость сделать сына, которую герцог исполнял без жалости или ласки, заставляла Иоганну страдать еще сильнее.
В своих письмах брату она описывала позор, на который ее выставляло пренебрежение мужа. Брат-император пересчитывал подати, доставляемые ему мужем Иоганны, и писал ей утешительные письма. Муж Иоганны увеличивал налоги, чтобы выплатить долги императору, и проклинал всех Габсбургов – и мужчин, и женщин. Подданные выскребали последнее, ропща на рост налогов и проклиная его и его венецианскую шлюху и жалея законную супругу Иоганну.
Эрнандо тоже сочувствовал невестке. Но череда девочек, приносимых ею на свет (к Элеоноре, Анне и Ромоле постепенно прибавились Изабелла, Лукреция и Мария), все так же пока оставляла место наследника Тосканского герцогства за ним. Кардинал не сильно рассчитывал на этот престол, но все же его брат уже двенадцать лет как женат, а сына все нет.
В один жаркий летний день кардинал сидит в своем римском кабинете с видом