Однако в одиночестве мне довелось пробыть в своей светелке недолго. Вкрадчивый скрип половиц, как ни старался кто-то незаметно подойти и тайно заглянуть ко мне, выдал непрошеного гостя задолго до его подхода к моей двери. Я затаил дыхание. Кому это я еще понадобился? Отчего-то стало тревожно, и сердце-вещун недобро екнуло в груди.
Вообще-то с хорошими намерениями так тихо не подкрадываются. Это уже не фифти-фифти. Но, с другой стороны, подсылать ко мне убийцу, да еще в собственном доме… Ладно если бы я гостил у царя. У него, говорят, и заздравная чаша может оказаться ядом. Не церемонился Иоанн Васильевич и никого не стеснялся. Но я-то в гостях у Висковатого, умом которого наперебой восхищались все иностранцы.
Меж тем дверь стала осторожно открываться. В отличие от половиц петли на ней были хорошо смазаны, так что никакого зловещего скрипа я не услышал. Вот тоже вопрос: «Смазаны когда?» Может, я и ошибаюсь, но, когда выходил во двор, она вроде бы скрипела. «И что тогда получается?» – лихорадочно думал я, затаившись за приоткрытой дверью и не зная, что предпринять…
Не было там этой Серой дыры. Даже хода туда не было.
Совсем.
Глава 12
ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК ГЛАВНОГО СОВЕТНИКА, ИЛИ…
Отлегло у меня от сердца лишь в тот момент, когда я увидел руку, открывающую дверь. Не целиком, только пальцы, но мне хватило и их, чтобы понять – никакой там не киллер. Даже в наше время не помню случаев привлечения детей к этой доходной профессии, а уж в патриархальные времена Средневековья тем паче.
Когда я хлопнул по пальцам и вынырнул из своего укрытия, продолжая удерживать их на двери, все стало окончательно ясно. Мальчишке, отчаянно пытавшемуся убежать, было от силы лет десять. Ну с учетом того, что они здесь все маломерки, двенадцать, но никак не больше.
Любопытен оказался сынок у Ивана Михайловича. В батьку пошел, не иначе. Разобрался я с ним быстро, и уже через несколько минут он, больше не пытаясь от меня убежать, хотя я к тому времени его и не держал, вместо этого слушал мой первый рассказ. Не избалованный телевизорами и разными научно-популярными передачами вроде того же «Клуба путешественников», не говоря уже о шикарных сериалах Би-би-си, он сидел передо мной, затаив дыхание, и жадно впитывал в себя каждое слово.
«Наступило утро, и Шахерезада прервала дозволенные речи…»
В детстве я обожал сказки «Тысячи и одной ночи», знал их чуть ли не назубок, но никогда не задумывался, каково это – трепать языком от заката солнца до восхода. Только сегодня и понял на практике – трудно. Очень трудно, даже если вполовину меньше по времени, всего с полудня до заката.
К тому моменту, когда хозяин терема вновь въехал во двор, я мысленно уже давным-давно проклинал ту минуту, когда мне в голову пришла весьма неудачная идея заинтересовать сынишку дьяка некоторыми чудесами дальних стран, которые мне якобы довелось повидать во время своих странствий.
Заметив тихонько подошедшего Висковатого, я обрадовался и хотел свернуть очередной рассказ, посвященный пирамидам Египта, на самой середине, но не тут-то было. Дьяк заговорщически улыбнулся, приложил палец к губам и тихонечко присел на самом краю лавки. Юный Ивашка, как представился мне его сын, сидя с разинутым ртом, так и не заметил, что его отец уселся рядом,- внимал.
Лишь потом, когда я с грехом пополам закончил свое повествование и заявил, что на сегодня довольно – Шахерезада тоже нуждается в отдыхе,- дьяк наставительно заметил приунывшему Ивашке, что время уже позднее и гостю надлежит отдохнуть, а вот завтра почтенный синьор Константин Юрьевич, может быть…
Кстати, Юрьевичем величал меня только он. Все остальные охотно соглашались звать меня только по имени, а вот дьяк либо обязательно добавлял отчество, либо вставлял перед именем слово «синьор», либо – в особо торжественных случаях – употреблял то и другое вместе.
Подростку тоже понравилось загадочное словцо, и обращался он ко мне только так – синьор Константино. Наверное, считал, что сказочнику положено зваться несколько загадочно и непременно с титулом. Словом, вежливость в их семействе, как и любознательность, явно передавались по наследству.
Сам дьяк выглядел каким-то изможденным. Вчера такие живые и проницательные, глаза сегодня смотрели устало, а мешки под ними отечно набухли. Он вяло ковырялся за ужином в миске с жареным мясом, но съел, да и то скорее чтобы поддержать компанию, не больше двух кусочков.
– Ныне с послами польского короля Жигмунда речи вел,- пояснил он, поймав мой пристальный взгляд, и небрежно поинтересовался: – А среди твоих знакомцев из числа купцов никто не знаком с кем-нибудь из шляхты? Я имею в виду магнатов.
– Это ты о Радзивиллах с Сапегами? – уточнил я.
Дьяк хмыкнул. Судя по тому, что глаза его вновь оживились, уточнение ему понравилось.
– Тебе и о них ведомо? – полюбопытствовал он.
– Немногое,- деликатно ответил я,- Так, краем уха слыхивал кое-что, но не более.
– Так-так… – протянул он и отложил ложку в сторону.
Томить царского печатника я не стал. Правда, полностью удовлетворить любопытство Висковатого все равно не получилось, но такой уж он человек – сколько ни выкладывай информации, все равно ему мало.
Впрочем, если честно, то ничего конкретного я и не сказал, только вкратце указал причины, по которым большинство литовских магнатов могли и должны были ратовать за мир. Вообще-то хватило бы и одной фигуры – Николая Радзивилла по прозвищу Рыжий. Виленский воевода и литовский канцлер, то есть глава правительства Великого Литовского княжества, да плюс к тому еще и родной брат горячо любимой второй жены короля Сигизмунда II Августа Барбары. Куда уж выше!
То же самое можно было сказать практически обо всех остальных, включая в первую очередь православных вождей – князей Вишневецкого и Острожского – и так далее. В самой Польше настрой был примерно похожий.
Чем хороша история, так это тем, что в ней не обязательно заучивать все наизусть. Достаточно запомнить самые основные даты, а дальше можно и самому выводить закономерности, которые в большинстве стран непременно совпадают. Так и тут.
Чтобы понять общий настрой магнатов и шляхты, надо только припомнить, что еще десяток лет назад последний магистр Ливонского ордена Готард Кеттлер, прекрасно сознавая, что против полков Иоанна Грозного ему нипочем не выстоять, ринулся на поклон к польскому королю. Сигизмунду не очень хотелось связываться с Россией, но соблазн одним разом хапнуть такую большую территорию, к тому же густозаселенную и с обилием городов, оказался столь велик, что он не выдержал. Большую – это применительно к полякам, разумеется. У шляхты глазенки тоже разгорелись – должен же король поделиться,- и они Сигизмунда поддержали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});