Читать интересную книгу Учебник по химии (СИ) - Ключников Анатолий

В конце-концов, я решил съездить в гости к отцу Ведит. Где они жили, — девчонка мне по дороге подробно рассказала: скучно ей оказалось просто молча ехать. Я был ему нет никто, но не прогонит же он человека, который несёт ему весточку от родной дочери? Эта встреча должна была подтолкнуть меня к определённому решению — и будь что будет.

Что ж, нашлась достойная цель, и нет причин торчать дома, как волк в клетке. Купил я себе новую лошадку и собрался снова в Нихелию.

Границу пересёк по кружной, «крестьянской» дороге, которая шла по деревням, и до нихельской столицы по ней добираться и далеко, и нелегко. Наёмники по ней, понятно, никогда и не ходили; невзрачный мостик через пограничную Рогану даже не охранялся. («Вообще они там от радости расслабились, что ли?») Более того: даже путников не ней встретить оказалось непросто, а если и встречался кто, так это крестьяне, которых не то, чтобы грабить — даже взглянуть на них жалко: одеты почти что в лохмотья, за изнурёнными тяжёлой работой и несытной кормёжкой лошадками тащатся хлипкие полупустые телеги.

Скоро, кстати, колёсный ход закончится: земля уже подморожена, и зима всё смелее и смелее засевает землю белой крупой. Леса стоят чёрные и голые; на остановках я расстилаю на земле скворогову шкуру: у этого крупного лесного хищника мех очень тёплый — даже в снегу спать можно, в его шкуру завернувшись.

Ночевал я в нихельских деревнях почти безбоязненно: во-первых, с момента начала моего розыска прошло несколько месяцев, и, если кто и получал указание о моём задержании, то уже и забыл о нём под ворохом новых приказов, а, во-вторых, ловить меня должны в области где-то между столицей и Божегорией, но никак не в этих далёких краях. Так что путешествовал я, одетый как простой горожанин, только с одним длинным ножом, не привлекая особого внимания. Хотя война моей страны с Нихелией закончилась только что, никакой злости к себе от местных жителей я не ощущал: видать, не больно-то и хотелось нихельцам завладеть этим междуречьем, а само нападение на нас они воспринимали как акт «высокой политики», к их мелким повседневным хлопотам никакого отношения не имеющий, — только добавляющий новых проблем, забот и горя.

В городке (или очень большом селе), где родилась и жила в детстве Ведит, я спросил у пожилой женщины, не похожей на болтушку, «где проживает мой старый друг Брага, — сто лет его не видел?» Она показала мне рукой, и я вежливо ей поклонился. Я не случайно выбрал именно такую собеседницу: к отцу Ведит наверняка заходили стражи державы, и его могли даже арестовать — я же не знаю всех тонкостей обращения в Нихелии с родственниками неблагонадёжных. Мужчинам свойственно анализировать, сопоставлять, искать подвохи — женщины в этом смысле более простые создания. К тому же, в них меньше жестокости и страстной жажды немедленно «сообщить кому надо». Сделай ряху попроще, улыбнись женщине открыто — и спрашивай, что хочешь.

Я подошёл к указанному дому и тихонько сказал «ого!» Домик хоть и небольшой, но зато каменный, а это, уважаемый читатель, что-нибудь, да значит. Впрочем, я никак не ожидал, что отец Ведит будет простым ремесленником или ещё каким мастеровым: не та у девушки порода, не та… Но иметь ТАКОЕ жильё не по чину и мелкому конторскому работнику. Поднимай выше.

Никто не будет держать в доме засаду несколько месяцев, поэтому я почти безбоязненно и внешне как будто совершенно расслабленно постучал к крепкие дубовые ворота.

Залаяла собака. Стукнула дверь, послышался одобряющий окрик, тяжёлые шаги — и в воротной створке открылось окошко, показалось лицо нестарой женщины, явно экономки:

— Вам кого?

— Хозяин дома? Кроман Брага?

— А кто его спрашивает?

— Скажите — старый знакомый пришёл, привет от Лисёнка передать.

Только родной отец называл Ведит лисёнком, и только без посторонних: вообще-то, девчонкам в Нихелии (да и у нас тоже) давать клички не принято, — вот и осталась она в узком кругу семьи, для своих.

Окошко захлопнулось, и женщина зашаркала в дом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Через некоторое время послышался шум, мужские уверенные шаги, удивлённый гавк пса на такую молодецкую резвость хозяина, грохот железного засова — и створка распахнулась настежь. В проёме стоял мужчина, ещё стройный и уверенный, но уже с чертами житейской усталости на лице, сединой на висках, горькой складкой возле губ, первыми морщинами, мешками под глазами. Солидная жилетка-душегрейка в клеточку, войлочные домашние туфли — как был, так и сорвался. Но усиленно пытается себя сдерживать при посторонних.

Властным взглядом он походил на ректора из Божегории, но домашняя одежда его внешний вид сильно портила. Однако, благородная кровь определённо сказывалась. И, конечно, ощущалось сходство с Ведит — меня даже в сердце кольнуло.

— Ты от Лисёнка?

Я кивнул.

— Проходи, — он отступил и показал взглядом во двор. — Верна, принеси нам с гостем кувшинчик из винной кладовки. Тот самый — ну, ты знаешь…

Я завёл лошадь внутрь и повёл в сарай, куда хозяин, опять-таки молча, указал глазами. Я наполнился такой самоуверенностью, что мигом снял с неё седло и потник и отложил рядом со стойлом. Вдруг переночевать придётся, ведь Брага прямо говорил про кувшинчик? А где один — там и другой-третий…

Мы сидели в большой комнате с камином. На стенах висело самое разнообразное оружие, оленьи рога, а на полу валялась незатёртая ещё скворогова шкура. Мне всё быстро стало понятно уже после первой кружки:

— Она жива?

— Да.

— Она в безопасности?

— Как за спиной самого Пресветлого.

— Ну, и слава Ему! Я только это и хотел знать… Я тут егерем служу, давно уже. Жена моя померла, детишки тоже перемёрли — один Лисёнок и остался. Я её с собой в леса брал, когда подросла — как ей дома одной сидеть, без мамки? Мы с ней все здешние чащобы вдоль и поперёк исходили, я обучал её повадкам всех зверей — вот и получилась она у меня мальчишкой. Хоть костёр разожжёт, хоть кролика свежует. Сколько раз летом с ней в лесу ночевали — и не сосчитать. Когда побольше выросла — обучил я её верхом ездить.

А потом учиться её захотелось, к наукам потянуло. Что ж, деньжат мне на оплату её учёбы хватало: не бедствовали мы. Я ведь и одним лесом могу прокормиться, мне много не надо — вот своё содержание я ей и отдавал…

Брага замолчал, разлил по глиняным кружкам ещё. На столе стояла деревянная миска мяса с вертела — да уж, егерь голодать не будет, это уж точно.

— Она сейчас в Божегории, преподаёт в Славоградском университете. У неё через несколько месяцев ребёнок родится, так что ты скоро будешь дедушкой, — сказал я после того, как мы выпили.

По щеке Браги скатилась одна слезинка, он даже утирать её не стал. Он почему-то мне верил, каждому слову, хотя видел первый раз в жизни. Я ему рассказывал, как мы познакомились, как пробирались в Божегорию (про то, как Ведит простудилась, я умолчал), а он слушал, попивал вино, изредка закусывая мясом.

— Дедушка, значит… — сказал Брага задумчиво. — Вот ведь как, а? И кто же отец ребёнка, не ты ли часом, парень?

— Нет. Она сказала, что это постарался её помощник в секретной лаборатории.

Мы пили ещё и ещё. Стало темнеть; Верна принесла медные подсвечники. Мы при разговоре усиленно жестикулировали — неровные огоньки дешёвых свечей трепетали, и по стенам метались призрачные тени от ветвистых рогов.

— Меня державники сразу забрали, как только она сбежала. Я и понятия не имел, чем она там занимается, и ничего им не сказал, даже если бы и хотел. Меня не били, но и не выпускали. Думал — всё, пропал с концами. Но обошлось, отпустили. Когда домой вернулся, мне соседи рассказали, что в доме целый месяц засада сидела, но потом убрали её.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Да, сразу видно, что отца пытались морально сломить и доконать. Но молодец мужик, не поддался. Хотя, если бы взялись за него всерьёз — то сделали бы инвалидом малахольным, запросто.

Я рассказал свою биографию, кружка за кружкой. Отец Ведит — свою: он тоже воевал когда-то, но потом местный лорд предложил ему должность помощника егеря — и он повесил оружие на стенку. Через несколько лет старый егерь умер — Кроман выкупил его дом и поселился в нём.