Едва вернувшись к дворцовой службе, князь Дмитрий Михайлович должен был пережить новый исторический поворот. 17 мая 1606 года самозваный царь был свергнут, и на престол взошел новый царь — суздальский Рюрикович Василий Иванович Шуйский. Князю Дмитрию Пожарскому, наверное, опять пришлось доказывать свою лояльность, так как прежние службы его самого и княгини Марии Пожарской царю Борису Годунову еще не были забыты. При дворе начинались новые времена, но теперь надежда князей Пожарских была на близость к князьям Шуйским (особенно Скопиным-Шуйским). Родовое гнездо и некрополь последних тоже располагались в Суздале (некрополь в Рождественском соборе).
Первая известная служба князя Дмитрия Михайловича Пожарского при царе Василии Шуйском относится ко времени боев под Москвой в конце 1606 года с повстанческим войском Ивана Болотникова. Впервые в разрядных книгах упоминалось назначение стольника князя Дмитрия Пожарского в полки, а не на придворную службу. Царь Василий Шуйский поставил «за Москвою рекою против воров» полки бояр и воевод князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, князя Андрея Васильевича Голицына и князя Бориса Петровича Татева. Доверие царя, оказанное его молодому родственнику, еще недавно мечнику Лжедмитрия I князю Михаилу Скопи-ну-Шуйскому, было неслучайным. Молодой полководец, чье имя прославится в эпоху Смуты, впервые проявил свой талант. По сообщению разрядных книг, «с ворами бои были ежеденные под Даниловским и за Яузою». Одним из тех, кто командовал дворянскими сотнями и назван в списке «голов» в полку князя Михаила Скопина-Шуйского, был князь Дмитрий Пожарский[374]. В итоге царю Василию Шуйскому, как известно, удалось отогнать войско Ивана Болотникова от Москвы, а затем преследовать и разбить его под Калугой и Тулой.
Помета «под Калугою» проставлена рядом с именами большинства стольников в боярском списке 1606/07 года. Однако это не относится к князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. Существуют большие сомнения, остался ли он в тот момент служить в чине стольника или был переведен в другой чин. Боярский список 115 (1606/07) года сохранился не полностью. Имя князя Дмитрия Пожарского обнаружилось в той его части, которая долгое время считалась утраченной и была неизвестна исследователям. Упоминание о нем попало в продолжение перечня московских дворян[375]. Перевод из стольников в московские дворяне был обычным делом, он не мог считаться понижением статуса — если только речь не шла о представителях знатных родов, которые попадали в бояре и окольничие напрямую, минуя чин московского дворянина. Имя же князя Дмитрия Пожарского в перечне чинов двора оказалось записано рядом с именами московских дворян, служивших до этого чина в стрелецких головах, стряпчих и выборными дворянами в уездах.
Много лучше при дворе царя Василия Шуйского складывалась карьера зятя князя Дмитрия Михайловича, мужа его старшей сестры Дарьи стольника князя Никиты Андреевича Хованского. Он был дружкой «з государынины стороны» на царской свадьбе в январе 1608 года (избранницей царя Василия Шуйского стала княгиня Мария Петровна Буйносова-Ростовская). Сестре Пожарского княгине Дарье Хованской в «чине бракосочетания» тоже отведена почетная роль, она упомянута как одна из «больших свах» новой царицы (вместе с Александрой, женой князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского)[376]. Всё это обещало большую карьеру князю Никите Хованскому при дворе царя Василия Ивановича, однако случилось по-другому. В самом начале лета 1608 года Пожарскому пришлось исполнить печальную обязанность погребения зятя, принявшего перед смертью схиму с именем Нифонт. 4 июня 1608 года князь Дмитрий Михайлович дал вкладом в монастырь деревню Елисеево и половину деревни Черепово в Мугрееве. С этого момента в родовой усыпальнице князей Пожарских в Суздальском Спасоевфимиевом монастыре появилась еще и могила князей Хованских[377]. И даже не одна. Среди надгробных плит из этой усыпальницы, найденных в конце 1980-х годов, имелась и плита с надгробия умершего в младенчестве в том же 1608 году сына князя Никиты Хованского Петра.
На этом злоключения семьи Хованских—Пожарских не закончились. Примерно в это время умер другой младенец — сын самого князя Дмитрия Михайловича Пожарского, названный им в честь своего зятя Никитой[378].
Семейная жизнь князя Дмитрия Михайловича Пожарского скрыта, как и первые шаги его самостоятельной служебной карьеры. Можно лишь назвать имя его жены — Прасковья Варфоломеевна. Однако неизвестно, из какого рода она происходила и когда состоялась их свадьба. Нет сведений и о ее приданом, которое, как обычно это бывало, могло пополнить вотчинные земли князей Пожарских. Историкам приходится развести руками: «как будто его жена была круглой сиротой», — пишет Ю. М. Эскин[379]. У князя Дмитрия Михайловича и Прасковьи Варфоломеевны ко времени царствования Василия Шуйского было еще двое детей — дочь Ксения и старший сын Петр (его возраст вычисляется предположительно — по времени начала службы в 1621 году). Остальные дети, в том числе сыновья Федор и Иван, родились позднее.
Продолжение службы князя Дмитрия Михайловича пришлось на тяжелое время не только для него, но и для всего царства. Вокруг царя Василия Шуйского осталось совсем немного верных сторонников, и Пожарский оказался одним из них, хотя он и не входил в ближний царский круг. Под Москвой образовался Тушинский лагерь, откуда столице угрожал новый самозваный царь Дмитрий. У двух царей — настоящего и мнимого — были свои дворы и приказы. Присягу царю Дмитрию Ивановичу приносило всё больше и больше уездов и городов по всей стране, включая самый ее центр — Замосковный край и близлежащие к Москве города. В конце 1608-го — начале 1609 года столица оказалась почти в сплошной блокаде. Единственная дорога, которую не успели занять сторонники Лжедмитрия II, лежала на юго-восток, через Коломну в Переславль-Рязанский, откуда шло снабжение хлебом. Перерезав эту дорогу, самозванец и его польско-литовские войска («паны») могли поставить москвичей на колени.
Перед угрозой голода подданные царя Василия Шуйского должны были решать, держаться им дальше своей присяги или нет. Законность избрания князя Шуйского на трон с самого начала не признавали многие. Это и питало иллюзии о возможности возвращения ко временам «прежнего» царя Дмитрия. В отличие от Москвы, где каждый, кто хотел, видел растерзанное тело самозванца, лежавшее в течение нескольких дней на Красной площади, в стране могли верить в его чудесное спасение. Тем более что рядом с Дмитрием в Тушине опять появилась царица Марина Мнишек. Но что касается князя Дмитрия Пожарского, то его выбор оказался однозначным. Он служил только законному царю и больше никому
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});