Читать интересную книгу ""Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том"

Был ли Подольский любезен, что он чувствовал на самом деле, Клим не знал. Но одно он знал точно, Михаил Подольский мелочен и труслив настолько, что не вступился за собственную женщину, когда ее начали травить глупые людишки. Так стоит ли жалеть, что она в одночасье стала чужой невестой?

– И этим чудесным вечером я хочу все исправить. – Теперь будет не лишней драматическая пауза, а запястье новообретенной суженой следует сжать покрепче, чтобы, не дай бог, не сбежала. – Анна… Анна Федоровна, я прошу вас стать моей женой!

Бриллиант в колечке был небольшой и заурядный, но ничего лучшего в единственной на весь Чернокаменск ювелирной лавке Клим не нашел. Главное, чтобы с размером угадал.

За столом случилось оживление, послышались аплодисменты, словно бы он и в самом деле принимал участие в театральной постановке. Осталось только воспользоваться этим оживлением.

Пальцы Анны побелели от напряжения, да и колечко с бриллиантом явно пришлось ей не по вкусу. Это могло все испортить. Пришлось импровизировать:

– Успокойтесь, миледи! – шепнул он ей на ухо. – Я не собираюсь на вас жениться. Я всего лишь спасаю ваше доброе имя. Или вы хотите сегодня же вечером с позором покинуть Чернокаменск?

О том, что у девчонки в городе есть свой собственный интерес, Клим скорее догадывался, чем знал наверняка, но слова его достигли цели. Побелевшие пальцы разжались, позволяя ему надеть колечко, а на губах Анны заиграла почти натуральная, почти искренняя улыбка.

А аплодисменты тем временем становились все громче, все неистовее. Гостям понравилось представление. Жаль только, что не всем. Подольский потемнел лицом, очочки его профессорские запотели от негодования. Было время все изменить, назвать Клима негодяем и прохвостом, вернуть себе суженую, но… было и ушло. Подольский так и остался недвижим, лишь льняную салфетку сжал посильнее. Ну и кто после этого негодяй?

Матрена Павловна тоже казалась потрясенной, смотрела то на Анну, то на Клима, то на Подольского. Во взгляде ее читалась досада. Зато Натали повеселела и на Клима поглядывала теперь по-иному – радостно и одобрительно. По всему выходило, что маменькины матримониальные планы ее весьма тяготили.

Всеволод Кутасов улыбался изумленно и, пожалуй, растерянно. Климу подумалось, что от старинного товарища о графине Шумилиной он знал поболе остальных и этакий поворот его весьма озадачил.

Был еще один человек, которого Климово признание и вовсе ошарашило. Дядюшка, старый плут, отбросил в сторону личину безобидного пьянчужки, лицо его сделалось едва ли не каменным, но смотрел он при этом не на счастливых обрученных, а куда-то поверх головы Клима. Во взгляде его было нечто такое, от чего сердце Клима замедлило бег, и кровь в жилах сделалась вдруг опасно вязкой. Потянуло холодом, как тогда, в номере графини. Захотелось обернуться, отмахнуться от чего-то неведомого, вполне возможно, что и невидимого, но он не стал, вместо этого заговорщицки подмигнул дядюшке. А тот скривился, словно бы от зубной боли, и принялся выбираться из-за стола.

– Все это, конечно, весьма эффектно, – сказал он незнакомым, сиплым каким-то голосом. Его неискренняя улыбка казалась нарисованной на морщинистом лице, – но кое-чего не хватает.

К Климу он подходил по-крабьи, бочком, будто бы опасался за собственную шкуру. Или боялся упасть от выпитого вина. Но не дошел, остановился напротив Анны, сказал уже совсем иным, ласковым тоном:

– Деточка, я знавал ваших родителей. Очень жаль, что в столь светлый день их нет рядом с вами, но я готов… – Он всхлипнул, а потом так же театрально и так же бездарно, как до этого Коти, прижал к груди ладонь. – Я готов заменить… и поддержать… – Он больше не всхлипывал, но икал громко и отвратительно, так, что ни у кого из сидящих за столом не осталось сомнений, что перед ними горький пьянчужка, вдруг возомнивший себя благодетелем. – Дайте-ка вашу руку, деточка!

Деточке не хотелось. Деточка уже отдала руку – да и сердце до кучи! – негодяю и прохвосту, а тут еще один… чудак. Но и другого выхода у нее не оставалось, разыгрываемая пьеса ни в коем случае не должна была скатиться в фарс.

– Вот… – На раскрытую ладонь Анны легло кольцо, простенькое, ничем не примечательное, но Климу вспомнилось, что кольцо это он видел на толстом дядюшкином пальце. – Подарите, деточка, своему… жениху. – Дядюшка снова икнул. – В знак крепости ваших чувств… А то он вам – бриллианты, а вы ему – лишь руку и сердце… Непорядок…

Она послушалась, словно завороженная потянулась к кольцу, посмотрела на Клима взглядом одновременно беспомощным и решительным, и в глазах ее Климу на мгновение почудились серебряные искры, такие яркие, что он поневоле зажмурился. А когда открыл глаза, кольцо уже было на его безымянном пальце. Село как влитое, приласкало разгоряченную кожу освежающей прохладой, а холод, Клима окружающий, прогнало.

* * *

Сорвался с крючка шельмец! Как есть сорвался! Выпутался из расставленных сетей! Матрена Павловна тяжко вздохнула, одним махом опрокинула в себя стопку вишневой наливки. Сердце заныло, сбилось с ритма, а потом снова заухало ровно и размеренно.

Тяжко. Кто бы знал, как тяжко женщине замужней, но в вопросах бизнеса совершенно одинокой, этим самым бизнесом заниматься! Особенно нынче, когда кризис – чтоб его! Когда давние партнеры отказываются от сделок, ищут иных поставщиков. Сева, любимый сынок, говорит, что виной тому устаревшее производство, что нужна модернизация, да не абы какая, а тотальная. А где же набраться денег на эту модернизацию? К банкирам идти с поклоном? Так знала Матрена Павловна этих хапуг, понимала, сколько придется потом отдать своих кровных. Хорошо еще, если модернизация пойдет производству на пользу, но даже в этом случае окупятся затраты далеко не сразу, годы уйдут, чтобы встать на ноги, утвердиться на прежнем месте. А деловые партнеры ждать не станут, уже сейчас смотрят в сторону англичан и немцев. Там, видите ли, чугун дешевле и качественнее. Замкнутый круг, ей-богу… Так все хорошо было, а тут на тебе! Нет, деньжат-то у нее поболе, чем у Тошки Кутасова будет, есть чем пыль в глаза пустить, но от прежних капиталов хорошо, если четверть осталась. И всего за каких-то пять лет…

Но видать, не до конца отвернулась от Матрены Павловны фортуна, подкинула в тяжкую годину покупателя на поместье. Столько лет замок этот чертов стоял, никому не нужный, а тут нате – нашелся дурачок. Да не просто дурачок, а с деньгами. Матрена Павловна справки-то навела, все, что могла, выяснила о мальчишке. Выяснить получилось не так чтобы много: молод, собой хорош, лих без меры, деньгами сорит, и денег тех у него в достатке. А деньги – это самое главное по нынешним-то тяжким временам. Денежка к денежке, под рачительное Матрены Павловны управление – глядишь, и получится модернизация. Наташенька вон уже совсем заневестилась, а чем Туманов не жених? Чай, поможет финансово любимой тещеньке, чай, не откажет.

Матрена Павловна уже все распланировала, с Наташкой беседу провела, в идее своей утвердилась окончательно, а тут такой удар: у Туманова, оказывается, уже имеется невеста, вот эта самая, государственного преступника, каторжанина дочка. Как так вышло? Отчего Викеша не доложил? Отчего все думали, что девица – Мишки Подольского невеста? Не оттого ли, что Туманов, негодяй этакий, жениться на ней удумал вот только что? Была полюбовницей, станет женой…

Ничего, как удумал, так и раздумает. Время еще есть. Матрена Павловна тоже что-нибудь придумает. На то она и мать, чтобы интересы родного чадушки блюсти. Ну и свои собственные, коль уж получится. Молодых рассорить – дело пустяковое. Небось мальчишка о темном прошлом своей невестушки знает далеко не все. Вот и узнает! Надо только Викеше сказать, чтобы расстарался.

От мыслей этих на душе полегчало. Не привыкла Матрена Павловна отступать. Но и идти напролом тоже не любила, потому что считала себя женщиной разумной. Вторая стопка вишневой наливочки окончательно утвердила ее в правильности принятого решения, а ласковая улыбка Анатоля так и вовсе вернула прежнюю радость бытия. Анатоля Матрена Павловна любила. Не так сильно, конечно, как деток, но уж точно посильнее Петруши-покойника. С муженьком у нее не вышло ни любви, ни сладу. Слабохарактерный был, в делах мягкий, что пуховая перина. Точно как Антошка Кутасов. Одна порода! Савва тот иной был, хваткий и злой, вот за него бы Матрене Павловне замуж выйти, глядишь, и жив бы остался. Уж она бы присмотрела. Но теперь уж что? Теперь не о покойниках думать надо, а о живых. Вот об Анатоле, о голосе его ласковом да губах сахарных. Надо же, до степенных лет дожила, а не знала, что с мужиком может быть так хорошо, так сладко. А что ума молодому мужу боженька пожалел, так это ничего. У Матрены Павловны ума на двоих хватит.