Читать интересную книгу Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Курт Давид

— Нет, этой сказки я никогда раньше не слышал, — сказал хан. — Продолжай!

Тенгери перевел дух и продолжил:

«Шло время. Маленький жеребенок вырос и благодаря заботам Сухэ стал сильным и видным жеребцом. Он был белым как снег, здоровым и красивым. Он нравился всем, кто его видел, а Сухэ — особенно!

Однажды ночью Сухэ проснулся от громкого ржания. Он вскочил со своей подстилки и выбежал из юрты. Сейчас до него донеслось вдобавок и возбужденное блеяние овец в загоне. Когда Сухэ добежал до загона, то увидел, что белый жеребец защищает стадо от крупного серого волка. Стоило Сухэ подбежать, как волк трусливо скрылся во тьме. Вспрыгнув на белого, Сухэ пустился за ним в погоню. Вскоре догнал, набросил на него аркан и задушил. С каким же гордым видом тащил он мертвого серого волка к своей юрте! Его белый весь взмок под ним. А Сухэ прямо исходил любовью к нему за то, что тот защитил овец. Он поглаживал его потный круп, трепал по холке, шептал на ухо ласковые слова. С тех пор Сухэ и его белый стали близкими друзьями, и, когда приходилось надолго разлучаться, оба не могли дождаться встречи».

Тенгери умолк, словно желая перевести дух или вспомнить, что же все-таки было дальше, и щурился на солнце, хотя явственно ощущал, что хан не сводит с него испытующего взгляда. Тенгери знал почему: хан пытается вспомнить, где он мог раньше его видеть.

— Продолжай! — потребовал Чингисхан таким тоном, будто усомнился в том, что Тенгери знает продолжение сказки.

Но тому и в голову не приходило оборвать ее на половине.

«Как-то весной до них долетела весть, что наследник хана его племени устраивает скачки. И победитель этих скачек получит в жены одну из его трех дочерей. Сухэ тоже услышал об этом. Друзья стали уговаривать его участвовать в этих скачках. И вот Сухэ со своим белым отправился в назначенное наследником старого хана место. Все соседи пожелали ему удачи, а некоторые даже отправились на скачки вместе с ним.

И вот начались скачки. В них участвовало множество сильных и смелых мужчин. Они нахлестывали своих лошадей и мчались во весь опор, но у столба все-таки первым оказался Сухэ на своем белом».

В этом месте сказку Тенгери прервали рукоплескания: большинству пришлось по душе, что на скачках победил Сухэ на своем белом. Все смотрели на Тенгери, будто он и есть этот Сухэ, а лошадь, на которой он сидел, — белый жеребец. Даже хан захлопал в ладоши и сказал:

— Хорошая сказка! Но ведь это еще не конец?

— О-о, конечно, нет, мой хан!

— Так что же ты замолчал? — подбодрил его хан.

«Позовите ко мне всадника на белом коне!» — приказал своим слугам наследник старого хана».

— Ах да, — перебил Тенгери властитель. — Он же обещал выдать за него свою дочь!

— Да-да, выдать за Сухэ дочь! Он обещал! — радостно подхватила толпа.

Тенгери поднял руки и, когда снова наступила тишина, проговорил:

«Но когда наследник увидел, что победитель всего-навсего молодой пастух, он сказал…»

— Ну, не томи, что он сказал? — послышались крики со всех сторон.

«…Он словно забыл о своем обещании. И, хитро улыбаясь, приказал своим стражам: «Дайте ему за его лошадь три больших слитка золота, и пусть он уходит!»

— Хууу-хууу-хууу! — завыли все собравшиеся на площади.

«Сухэ охватила ярость, — продолжил свой рассказ Тенгери. — «С чего вы взяли, — спросил Сухэ, — что я соглашусь расстаться с моим любимым белым жеребцом? Я не собираюсь его продавать! Я прибыл сюда, чтобы участвовать в скачках, а не торговать лошадьми». Наследник не на шутку рассердился и приказал своим слугам задать Сухэ крепкую взбучку. И слуги набросились на юношу со всех сторон и били его до беспамятства, а потом швырнули его на обочину главной дороги в той орде. Наследник же забрал белого себе».

Тенгери глубоко вздохнул, наслаждаясь наступившей на площади тишиной. Люди не сводили глаз с его губ: они жаждали узнать, чем же все это закончилось. Однако Тенгери не спешил удовлетворить их любопытство. Он снова поймал на себе взгляд хана.

«Интересно, догадался он теперь, кто я?»

— Разве ты не собирался рассказать, как родилась лошадиноголовая скрипка? — напомнил властитель.

— Я уже подошел к этому, мой хан. «Друзья довезли Сухэ домой. Бабушка выходила его, и вскоре он был уже совсем здоров. И вот однажды ночью, когда Сухэ как раз собирался лечь спать, он услышал, что в полог юрты кто-то стучит. «Кто там?» — крикнул он. Никто ему не ответил, но стук не прекращался…»

— Это пришел его белый жеребец! — догадались в толпе.

— Да, это и впрямь был он. «Когда Сухэ выбежал из юрты, он увидел своего белого. Тот был весь в поту и пене, а в теле его торчало семь или восемь стрел. Сжав зубы, чтобы не закричать, Сухэ вытащил стрелы из ран белого, но зато теперь из них полилась кровь. На другое утро белый жеребец пал. Но как же это могло случиться?»

Толпа словно застыла на площади перед ханом и Тенгери. Даже птицы прекратили свое неумолчное щебетанье. Солнце, тишина — и все.

— А дело было так. «Наследник был несказанно рад, что ему досталась такая замечательная лошадь, и он задал большой пир для всех своих друзей и приближенных. И для их семей. Ему не терпелось похвастаться перед ними прекрасным животным, и он велел его вывести. Но когда ему захотелось оседлать его, тот сбросил наследника».

Площадь огласилась смехом.

«Поймайте его, поймайте! — едва поднявшись, вскричал наследник. — А если не сумеете, убейте!» И в сторону убегавшей лошади полетела туча стрел. Однако жеребцу удалось все-таки добраться до своей орды, чтобы умереть у юрты настоящего хозяина. Сухэ плакал. Много дней и ночей он не находил себе места. Как-то бессонной ночью, когда он ворочался с боку на бок, ему почудилось, будто его белый стоит перед ним, как живой. Он подошел к хозяину совсем близко, протяни руку — и погладишь. «Не можешь ли ты, мой молодой хозяин, придумать что-нибудь, чтобы я всегда был рядом с тобой, чтобы мы были вместе? — Сухэ качнул головой. — Сделай из моих костей скрипку!» — сказал ему жеребец.

На другое утро Сухэ отрезал от скелета любимого жеребца его голову и закрепил ее на древке — там, где собраны струны. А волос из хвоста жеребца он натянул на лукообразный смычок. И всякий раз, когда он играл на своей лошадиноголовой скрипке, ему вспоминалось, как он был счастлив, сливаясь со своим жеребцом в полете над степью. Но не забывал он и несправедливого наследника старого хана. Со временем скрипка стала как бы голосом людей племени Сухэ; люди любили собираться по вечерам и слушать, как он играет на скрипке и поет. Вот так и родилась лошадиноголовая скрипка».

Людям на площади очень понравилась эта сказка, и Тенгери спрашивали со всех сторон:

— Скажи, кто ты и где научился сказывать такие красивые сказки?

Тенгери, сильно смущенный, отвечал им со светлой улыбкой:

— Я один из вас. Как же иначе?

— А твои родители кто?

— Мои родители умерли.

— Он сирота, как Сухэ! — говорили люди. — Уж не было ли того же, что в сказке, с тобой?

— Нет, ее мне рассказал мой приемный отец! — ответил Тенгери, слезая с лошади.

— А кто был твоим приемным отцом? — продолжали любопытствовать люди.

— Его звали Кара-Чоно, Черный Волк!

Десятник Бат пригнулся, словно его кто-то неожиданно ударил под дых. Однако Тенгери этого не заметил. Он видел только толпу, которая замерла, как будто ее всю целиком огрели бичом. Многие отвернулись от него и пошли восвояси, а те, что остались, не знали, что и подумать, и поглядывали на хана. А тот преспокойно сидел себе на мате, сложив руки на груди, и улыбался. Немного погодя он сказал Тенгери:

— Ты крепкий и очень смелый, но ты не умен — твоя стрела попала в скалу! — Чингисхан повернулся к слугам и оскалил зубы в недоброй улыбке: — Нацедите ему чашку кумыса. Он слишком долго говорил, и теперь у него пересохло во рту. Как он теперь объяснит мне, что заставило его назвать при всех имя человека, от которого не осталось ничего, кроме позора предательства?

Тенгери жадно выпил кумыс. Чингисхан увидел, как дрожат при этом его руки, и сказал окружавшим его, что у кого дрожат руки, дрожит и сердце.

— Может быть, теперь мужество оставило тебя, уступив место страху?

— Нет, мой хан, я сказал правду, и, значит, мне нечего бояться. Все знают, какой вы справедливый!

Чингисхан рассмеялся.

— Правду! Я всегда знаю две правды: ту, что говорят в моей дворцовой юрте, и ту, которую говорят за ее пределами. Обе полезны, а живет лишь та, что приносит пользу! Так вот, когда тебя спросили, кто был твоим приемным отцом, ты назвал имя, опозорившее меня и наш гордый народ монголов! Разве ты солгал бы, ответив лишь: «Он мертв»?

Тенгери покачал головой.

— Вот видишь! — воскликнул хан. — И никто от тебя не требовал, чтобы ты назвал его имя. Наши законы и обычаи запрещают спрашивать имя мертвого. — Стоявшие вокруг него военачальники закивали головами, а стражи стояли, словно каменные изваяния, но были готовы в любую секунду броситься на того, на кого укажет хан. — Ты, Тенгери, получишь пять овец, как я и обещал. Чтобы никто не подумал, что я такой же дурак, как и наследник старого хана из твоей сказки, который не держит перед людьми своего слова.