догадливой, и успокоится, подумав о запасном выходе. Либо Сакс скажет ей об этом.
Я верил. Верю. И буду верить.
Лила испытывала истерику, и Хейг, откуда только взял, дал ей успокоительного.
У Ви оставалось три минуты. Ведь как только мы вышли за дверь, Виннер выстрелил в камеру. И я не знал, жива ли моя девушка вообще. Мы ждали, и ждали, вдали от дома. Как какого-то приговора. Все тряслись от страха, от боли, от душевных мук.
Я надеялся, что она поймёт мои последние слова о поцелуе, о потайном ходе, о проходах под землёй. Я только это и повторял в своей голове.
Не знаю, существует ли кто-то там наверху. Правда ли есть какие-то силы, которые могут помочь мне в данной ситуации. Но я хотел, чтобы были.
Я никак не мог повлиять на всё это, впервые ощущая себя беспомощным. Моя Ви находилась там, а я тут. Стоял, как полный истукан и просто молился.
И когда наш дом взорвался, я испытал облегчение и испуг одновременно. Я не знал, что мне ожидать. А Лил, даже несмотря на то, что ей дали таблетки, снова заорала и зарыдала. Кортни не издала ни звука, она, как и я, просто тупо смотрели в одну точку. А в наших глазах пылал огонь.
Забавно осознавать, что Кортни моя сестра, даже выражение лица у неё сейчас было такое же, как и у меня. Думаю, она также пыталась сдержаться, до последнего веря в лучшее.
Хейг вернулся из дома Ви, покачав головой. Она не появилась там. Её там нет.
Жар от огня опалял мои глаза, суша все слёзы, которые в них застыли.
Что сейчас бы сказала мне моя Виана?
Злодей я, или герой?
Глава 46
Виана
Начало нашего дня подразумевает рассвет. Конец нашего дня — закат. Можно ли это сравнить с нашей жизнью?
На рассвете мы рождаемся, на закате умираем, а между этим наша жизнь.
Куда мы денем ночь? Наверное, это тот период, когда всё плохое, что происходило с нами, превращается во тьму, заполняясь светлым днём.
Если бы меня спросили при моей жизни, что я больше всего помню. Я ответила бы, что это улыбки близких, их смех, объятия. Удивительно, но я помню даже слёзы, крики и истерики.
Помню какими тёплыми были руки мамы, когда она обнимала меня, в те единственные моменты нашей близости. Как моя сестра Кортни закатывала глаза и улыбалась, отдавая половину конфет, которые мы вместе уплетали под одеялом, обсуждая подружек с улицы и сплетничая о красавчиках.
Моя вторая сестра Лила, излучающая светлую ауру и небывалую нежность, её смех и наивность. Мой брат Хейг, который всегда приходил на помощь своим холодным умом и великолепной логикой. От него всегда исходит уверенность и безопасность, будто он специально создаёт кокон вокруг себя из тепла и уюта. Мой неулыбчивый братец.
Мой друг, наверное, единственный, кто готов был отдать жизнь за меня. Я не проверяла остальных, но именно это и сделал Сакс. Почти сделал. Если бы он был героем книги, и кто-то влюбился бы в этого персонажа, то испытал бы облегчение узнав, что Сакс живой. И, надеюсь, будет жить ещё лет сто. Лила, кстати, действительно выдохнула. Но, к сожалению, так и не оттаяла. Конечно, к сожалению, самого Райвена, но никак не Эдриана.
Кстати, о моём любимом Эдриане Голдене. Моей опоре, моей защите, моего лучика света. Для него всё на свете не имеет значения, кроме семьи. С самого начала я испытывала только раздражение, хотя тяга к этому парню была настолько сильна, что затмевала всё вокруг. Проще было бы взломать какой-нибудь пентагон, чем оторвать нас друг от друга. Я люблю его, любила и всегда буду любить. Думаю, что это такой вид любви, когда у человека просто нет выбора. И, если бы мне постоянно говорили, что выбор есть всегда, я бы постоянно отвечала, то в этом случае у меня его нет. Я просто пропитана Эдрианом. Я пахну им, живу им, даже больше, чем просто живу. Даже после смерти, я буду ждать его везде.
Виннер получил по заслугам, даже на его грабу будет надпись «Никто не любил, никто не жалеет». Наверное, стоит рассказать, что произошло?
Оставшись наедине со своими страхами, мы всегда начинаем в них утопать.
Я боюсь темноты? Нет, я боюсь того, что может в ней быть. Я не боюсь высоты, я боюсь одиночества. Каждый чего-то боится. И это абсолютно нормально. Но в лицо своим страхам нужно смотреть, даже если в конце вы проиграете.
Я смотрю в белое и безжизненное лицо Сакса, его глаза открыты, и в них нет ни капли страха. Зато мои заполнены им за нас двоих. Из его рта, уже течёт маленькая струйка крови, которую я вытираю большим пальцем.
— Прошу тебя, не умирай, — слёзы из моих глаз капают на футболку Рая, смешиваясь с его собственной кровью. Как они ещё не высохли у меня?
Циферблат показывал 4:40. И каждую секунду время предательски уменьшается.
— Ви, — Сакс пытается что-то сказать, но каждый раз булькает и прикрывает глаза, ему было чертовски трудно. И мне хочется ему помочь, чем угодно помочь.
— Тс, — я провела рукой по его голове, нежно поглаживая. Я так хочу, чтобы он жил. Я жила. Все мы жили.
— Ой, ну хватит этой сопливости.
Виннер снова выстрелил два раза, я сжалась в комок рядом с телом друга. Слабачка. Все мы слабы перед неминуемой смертью.
Чуть приоткрыв глаза, я увидела, что Виннер выстрелил в камеру в кабинете, лишив Эда глаз.
На часах 4:01. Целая минута прошла. И отсчёт времени не помогал думать. Он только забирал это у меня. Мне просто больше не хотелось этого делать.
— Ты больной? Нам нужно отсюда выбраться, — Грег начал колотить по стеклу, что-то, пытаясь, вбить в телефоне.
Телефон!
Я достала свой, еле видя и разбирая буквы и цифры на экране из-за пелены на глазах. Связи не было. Ну конечно, они и это учли, чтобы не было никакого шанса вызвать кому-то из них кого-то на помощь. И ещё, Виннера три раза уже назвали больным. Закономерность прослеживается идеально. Он больной, это точно, и, я точно, была готова кричать об этом снова.
— Отсюда нет выхода, — брат Эдриана встал со своего места, разминая мышцы спины и ног. Он выглядел накуренным, расслабленным и отстранённым.
На часах 3:45.
— Раз уж, я проиграл, — Виннер встал со своего места, поглаживая пистолет