Но Ахмед даже не приостанавливается нигде, пробираясь к только ему известной цели. Цель приближается. Об этом можно судить по тому, что всё чаще встречаются люди, здоровающиеся с Ахмедом.
— Салям алейкум, Ахмед-ага.
— Салям, Джафар.
— Салям, Махмуд.
— Салям, Ибрагим…
Да сколько же их тут — Махмудов и Ибрагимов? Этак Ахмед со всем базаром перездоровается, если дня хватит. Бег замедлился. Видно, мы уже почти достигли цели. Останавливаемся. Все тот же "салям".
— Как здоровье, хозяин? — пришли, стало быть.
— Спасибо, как торговля, Мустафа?
— Хвала Аллаху, хорошо идет.
— Завтра поговорим.
Батюшки, китайский фарфор! Как ему не идти-то хорошо! Какая прелесть, изящество, тонкость работы! Особенно это видно в искусно и любовно сделанных статуэтках. Просто как живые. Век бы любовался. Но оказывается, что в какие-то владения Ахмеда мы пришли, но до конца еще, как видно, не дошли. Он тянет меня за рукав дальше. Останавливаемся на минуту у большой ювелирной лавки, где Ахмеда тоже признали хозяином. Глаза опять разбежались, созерцая сокровища. Не богатство поражает — в пещере Капитана его намного больше. Поражает человеческое искусство, безграничная фантазия придания форм. Разговор со своим приказчиком Ахмед и здесь отложил на завтра.
Уже медленно идем среди лавок тканей и ковров. Здесь Ахмеду знакомы все поголовно. Мне кажется, он уже устал от бремени ритуала арабской вежливости. Однако нарушать его не собирается. Слава Богу, что он меня не представляет никому. Иначе вообще стояли бы на месте. Тем не менее до финиша все-таки добрались. Это уже не базарная лавка, а целый магазин ковров и тканей в одном из окружающих базарную площадь домов. Заходим.
— Салям алейкум, Ахмед-ага, — подскакивает к нам молодой человек немногим старше меня, а еще двое молча кланяются хозяину из-за прилавка.
— Алейкум салям, Али-Баба. Познакомься. Мой гость Серж. Очень издалека.
— Салям.
— Салям, — соприкасаемся мы с Али-Бабой по восточному обычаю двумя руками.
Проходим внутрь дома. Красиво и уютно. Ноги утопают в таких коврах, что ходить по ним кажется кощунством. Большая комната с большим, но низким столом, и вокруг него расставлены несколько оттоманок. На одну из них, скинув у двери башмаки и бросив чалму в угол, немедленно заваливается Ахмед. Я тоже разуваюсь и располагаюсь напротив.
— Ахмед, а почему мы не разулись при входе в дом, а только здесь? — спрашиваю я.
— Там торговое помещение для всех, а здесь жилое. Моя как бы домашняя штаб-квартира. Не устраивать же ее в своем семейном доме.
— Семейном?
— А что ты удивляешься? — улыбается он. — Восток — дело тонкое. Советую тебе на время пребывания здесь забыть обо всех привычных условностях и традициях. Попробуй поступать так, как все, и снищешь доверие и понимание окружающих. Не надо быть белой вороной. Вот я отдохну немного, и сходим купим тебе рабыню, которая будет тебе прислуживать, пока ты здесь и, если появишься еще, то и потом.
— Рабыню!? Мне? Да ты что, Ахмед! Что я с ней буду делать-то?
— Да что хочешь. Твой ужас лишь от незнания местных законов и обычаев. Я тебе потом все объясню. Ограниченная свобода здесь вовсе не означает полного отсутствия прав. Али-Баба, где ты застрял?
— Бегу, бегу, хозяин. Вот попить и закусить слегка, — Али-Баба ставит на стол поднос со всякой всячиной.
— Скажи-ка, любезный Али-Баба, твоя жена Марджана рабыня?
— Рабыня. Моя, конечно.
— Она горюет об этом.
— С чего бы ей горевать?
— Да вот Серж что-то испугался, когда я предложил купить ему рабыню для прислуживания.
— И что тут страшного? Она ведь войдет в вашу семью.
— Ладно, проехали. Расскажи-ка, что у вас тут новенького произошло, пока меня не было.
— Всё можно рассказывать? — спросил Али-Баба, покосившись на меня.
— Всё. Серж достоин доверия.
— Тогда ладно. Халиф наш тут выкинул недавно славненькую штуку. Отпустил на волю половину своего гарема. Представляете, сколько раз ему пришлось трижды повторять каждой: "Я развожусь с тобой"? Женский рев стоял на весь Багдад. Хотя им предоставлялся выбор: брать или не брать с собой детей. А также давались немалые деньги на обзаведение своим домом, хозяйством. При этом совсем забыли о том, что закон не позволяет бывшим женам халифа снова выходить замуж и вступать в связь с мужчинами. Причем под угрозой охолащивания нарушивших закон мужчин. Пришлось издать фирман[12], снимающий относительно уже разведенных жен халифа означенный запрет и наказание. Тогда уже не во дворце, а в городе начались беспорядки. Сюда нахлынуло неисчислимое количество желающих взять в жены особу из халифского гарема. Даже с детьми. Ведь дело-то небывалое! Не мужчина платит калым за жену, а жена приносит в дом большие деньги. Возникало столько драк между претендентами, что стража не успевала разнимать. В конце концов объявили, что выбирать мужей будут сами женщины. Беспорядки в городе прекратились. В два дня женщины пристроили сами себя и всё вроде бы успокоилось. Лишние женихи убрались из города. Однако когда подсчитали, во что всё это обошлось казне, то оказалось, что втрое дороже, чем содержание всех бывших жен в гареме до конца их жизни. Трое визирей, включая главного, лишились должностей. Ведь этот массовый развод был их советом халифу по уменьшению государственных расходов.
Ахмед, а за ним и мы с Али-Бабой от души расхохотались.
— Видишь, Серж, — чуть не сквозь слезы проговорил Ахмед, — какие чудеса тут происходят. А мы пропустили.
— Но на этом история еще не закончилась, — продолжил Али-Баба, — так что еще есть возможность понаблюдать за ее развитием и повеселиться.
— И что же еще произошло, когда уже всё кончилось?
— Оставшиеся жены все вместе потребовали от халифа, чтобы с ними тоже развелись и притом на тех же самых условиях, что и с предыдущими. И даже в старых законах вроде нашли установление их права на такое требование. Халиф и его советники в полной панике, — и мы опять дружно захохотали.
— Давненько я так от души не смеялся. Да, попал наш Гарун-аль-Рашид в переделку. Как он будет из нее выбираться, наверное, и Аллаху неизвестно, — подытожил Ахмед. — Что еще интересного?
— Вчера приплыл Синдбад. Доставил кашмирские платки, китайский фарфор и шелка.
— Фарфор мы с Сержем видели — очень хорош. А ткани?
— Еще тюки не открывали.
— Пойдем, посмотрим. Что за вино? — спросил Ахмед, наливая себе и мне.
— Местное. Взял на пробу. Мне понравилось.
— В самом деле, неплохое вино. Но мне доводилось пробовать и намного лучшее, — подмигивая мне, осушил кубок Ахмед.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});