Он произнес это очень быстро, очень небрежно, но глаза его говорили правду. Его глаза, как обычно, были меланхоличны. Какова цена мести Уэстлина? Конечно, Эшдон заплатил эту цену. Что он сказал? Он должен был стать орудием мести его отца ее матери. Двадцать лет стараний. Эшдону было всего десять лет, когда из него стали ковать это оружие.
Нет, цена была не в счет.
– Похоже, что он не очень умный человек, – сухо произнесла Каро. – Всегда надо учитывать цену. Или, как говорит моя мама, в любом случае следует определить цену как первое условие. Возможно, мелочь, но очень верная.
Эшдон улыбнулся и покачал головой.
– Знаешь, меня учили ее ненавидеть и держали на безопасном расстоянии от нее. Она была словно оспа, как говорил Уэстлин, и ее надо было избегать, пока он не решил, что я готов противостоять ей.
Сердце Каро растаяло и растеклось в низу живота. Она боялась именно этого. Ни один мужчина не захочет ее, если сможет заполучить ее мать. Она ее в этом не винила. София была легендарна и заслуживала такого отношения. Каро оставалось только выйти замуж за человека, которого для нее купили. И вот он перед ней. До свадьбы с лордом Дэлби мужчины платили, чтобы получить Софию. Для дочери Софии мужчину необходимо было купить.
В ней не было ничего очаровательного. Она оглядела стол в поисках подходящей салфетки для своего откровенного декольте.
– Конечно, – продолжил Эшдон, положив ногу на ногу, – Уэстлин был совершенно не прав, как я выяснил.
– Да? – рассеянно произнесла она, осматривая небрежно пол в поисках косынки.
– София уникальна, – сказал он, смотря на нее и заметив, что она избегает его взгляда. – Она мне нравится, но ты женщина, перед которой я не могу устоять, Каро.
Она метнула на него взгляд, позабыв про салфетку и косынку. Он снова это сделал, пронзил ее голубыми глазами.
– Прости, пожалуйста?
– Пожалуйста, – повторил он. – Двадцать лет меня учили противостоять Софии, но никто не научил меня противостоять тебе. Думаю, для этого двадцати лет вряд ли хватило бы. Хочу проверить это. Смогу ли я в течение двадцати лет удержаться от того, чтобы не поднять тебе юбки и не овладеть тобой в нашей столовой. Давай поспорим?
У нее снова перехватило дыхание, сердце опять бешено заколотилось, но на лице расцвела широкая улыбка.
– Думаю, тебе следует перестать спорить, Эш. Ты просто не умеешь этого делать. Не хотела бы тебя разочаровывать.
– Дорогая Каро, – проговорил он, вставая из-за стола и демонстрируя ей свое эффектное возмущение. – Ты уже покорила меня. Весь город говорит только об этом. Ты должна что-то предпринять, чтобы восстановить мое доброе имя.
– Ума не приложу, как это сделать.
Она наблюдала, как он обходит стол и приближается к ней. Внутри у нее все сжалось, соски снова стало покалывать, а он даже не прикоснулся к ней, если не учитывать пронизывающего взгляда его голубых глаз. В голове было пусто. С лордом Эшдоном учитывать надо все.
– Тогда позволь показать тебе.
Он взял ее за руку самым галантным манером и повел к двери, ведущей в белую гостиную.
Теперь он снял сюртук и галстук. На этот раз ее туфельки упали на пол.
Она могла только вообразить, что произойдет в следующий момент, и засмеялась при мысли об этом.
Глава 24
Герцог Кэлборн, леди Дэлби и миссис Уоррен сидели в белой гостиной и слушали ритмичное постукивание и стоны за дверью в столовую. Те же самые звуки слышались из-за двери, когда они были в желтой гостиной всего полчаса тому назад. Из вежливости и хорошего воспитания они предпочли сменить комнату, но ради любопытства решили этого не делать.
– Лорд Эшдон, кажется, потерял всякий контроль над собой, – улыбнулась София и сделала глоток кофе. – Совершенно очаровательно.
– Очаровательно, леди Дэлби? – удивился Кэлборн, теребя край сюртука.
– Конечно же, ваша светлость. Редкая девушка способна удержать мужа в течение часа в состоянии… отчаяния. Боюсь признать, но, кажется, моя дочь превзошла меня, хотя, конечно, я совершенно довольна. Приятно видеть, как твои дети преуспевают в жизни, не так ли, ваша светлость?
– Моему сыну еще нет восьми, леди Дэлби. – Кэлборн неловко ухмыльнулся.
– Да, никогда не поздно подумать о судьбе ребенка, – проговорила София. – Еще кофе, миссис Уоррен?
– Нет, – ответила Анни, вставая со стула. – Благодарю. Думаю, мне стоит подняться к себе и освежиться.
– Ерунда, – сказала София. – Ты выглядишь совершенно свежей, не так ли, ваша светлость?
– О да, – произнес Кэлборн, растерянно осматривая комнату, когда ритмичный стук за дверью участился. – Свежа и прекрасна.
Вздохнув, Анни села на прежнее место.
– Надеюсь, вы понимаете, что нельзя теперь оставлять Каро, – проговорила София. – Необходимы надежные свидетели, но боюсь, что я не в счет. Есть некоторые сомневающиеся неуравновешенные люди, которые могут подумать, что я выдумала все, что произошло сегодня утром.
– Я слова не пророню, – быстро пообещал Кэлборн.
– Ну что вы, ваша светлость. Это может все испортить. Я хочу, чтобы вы произнесли как можно больше слов, чтобы повторили каждую мелочь. На часах теперь второй час. Вы оба подтвердите, что Каро и милый Эшдон забавлялись в столовой более часа? В таких случаях детали чрезвычайно важны. Они просто развеивают разницу между забавным вымыслом и потрясающей правдой.
В столовой что-то упало, и они перестали прислушиваться. Упало что-то довольно большое, возможно, буфет.
Дорогая Каро, что же ты сделала с бедным молодым человеком?
– Двадцать две минуты второго, – произнесла София, глядя на прелестные каминные часы. Интересно, как долго он продержится? – Шокированная Анни просто задохнулась. – Я не в буквальном смысле.
Но, конечно, они ее поняли буквально, да и она именно это имела в виду.
Если существовал идеальный вариант начала семейной жизни, то это был именно он. Бедный угрюмый Уэстлин перевернулся бы в могиле, но, к сожалению, он был все еще жив.
– Ну что же, день только начинался.
День был в самом начале, когда лорд Уэстлин зашел в «Уайтс» в поисках своего сына. Было совсем неприятно узнать, что сделаны ставки на точное время его смерти, после того как он узнает, что его наследник лорд Эшдон женился на леди Каролине Тревелиан. Полагали, что он скончается ровно в шесть пятнадцать вечера.
Граф Уэстлин покинул клуб, яростно ругаясь. Как только он оказался вне слышимости, спор продолжился еще сильнее, чем прежде, но теперь, в три часа пополудни, спорщики посчитали, что он едва протянет до четырех часов. Все, кто видел его лицо, сомневались, что в таком состоянии он проживет больше часа.