горючего нет, автомат действующий — один на всех — выдавали раз в месяц на стрельбы. Так что, если уж мы и увидим «украинскую армию в действии», надо понимать, чья это будет армия.
14 марта 2014
Ну, слава Богу, сегодня референдум в Крыму. Чудовищное напряжение последних двух недель во что-то должно переплавиться. Противостояние нагнетается с такой силой, что непрерывно звенит в ушах и подташнивает. Каждый атом воздуха умножил свой вес многократно и плющит, прижимает к земле. Кажется, еще чуть-чуть — и ты сам распадешься на атомы. Маятник войны раскачивается от ужаса к ликованию и обратно. Белый ферзь сделал свой ход. Теперь очередь черных.
16 марта 2014
В маршрутке по дороге в Ковалевку вспыхнул стихийный митинг. Лейтмотив — как отомстить Путину за Крым. Разогретые сердца пульсируют лютой ненавистью. Как всегда, нашлась притаившаяся в уголке бабушка, через которую просачивается в мир никому не нужная Правда: «Глухим глухих услышать тяжко…»
Знакомые присылают видео: по всей стране на восток ползут колонны военной техники, и это уже не старенькие, подкрашенные наспех установки с бутафорскими ракетами, как те, что подтягивали к Херсону. Танки подошли вплотную к Донецку. В Луганск гонят составы с военной техникой.
Время от времени мне кажется, что я сошла с ума. «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка — полушка, да и своя шейка — копейка» (А.С. Пушкин «Капитанская дочка»).
Данные с полтавского сайта «Одноклассники»: около пятидесяти процентов адептов удалили друг друга из друзей за размещенные у себя на странице высказывания за или против России.
Мои друзья только что вернулись в Полтаву. Побывали в Сочи на Олимпиаде. Охваченные радостным духом, выложили восторженные комментарии и сочинские фото в соцсетях. Их тут же вычеркнули из списка друзья и родственники с гневными откликами «Предатели! Наши люди тут кровь проливают, а вы там упиваетесь игрищами клятых москалей!» — «Что происходит?» — спросили они меня.
17 марта 2014
Заглянула ко мне Галя, принесла кофейные зерна — последние лет десять беру только у нее. Галя тоже русская в этом вспыхнувшем вдруг ненавистью к русским мире. Рассказала про свою подругу из Харькова. Муж подруги два месяца стоял на майдане в рядах «Беркута». В те страшные дни и ночи он был среди тех, кто, преданные всеобщей ненависти, поруганию и даже смерти за то, что выполняли долг и присягу, безоружные, держали оборону, подчиняясь приказу не отвечать на провокации. Потом началось месиво. Их предали все. Уходили как могли. За кем-то приехали родители, друзья. Подруга вывозила своего мужа сама. Страшно вспоминать — по полям и дорогам их гнали разъяренные бандеровцы, несколько раз они едва избежали расправы, их останавливали, унижали, били. Потом, дома, в Харькове, четверо суток он лежал в ванной: грязь и копоть с майдана, шок, боль, обида. Не мог ни есть, ни пить, его рвало гарью. Потребовались время и вмешательство врачей, чтобы хоть как-то привести человека в чувство. Родные потребовали немедленно поменять работу, но он твердо сказал: «Нет! Теперь я буду бить их по-настоящему!»
18 марта 2014
На днях зашла к знакомым поздравить годовалого младенца. Крестный отец держит на коленях ребенка и приговаривает: «Вот вырастешь — и пойдешь бить русских оккупантов, отберешь у них Крым обратно!»
Вот краткая выжимка того, что я узнала от Андрея. Практически все шахтеры Донбасса категорически не видят свое будущее в стране, где правит балом «Правый сектор»*. Надпись на заборе стадиона в Макеевке: «Донбасс — Россия!» Постоянными провокациями шахтеры доведены до крайности. С трудом сдерживаемый порыв драться за свою землю грозит прорваться в любую минуту.
Мировая закулиса подогревает ситуацию. На черный рынок выброшено большое количество оружия. В реальной жизни можно за пять минут приобрести Калашникова. Шахтеры готовы за свои деньги вооружиться и встать в строй.
Боже, храни наше Отечество!
19 марта 2014
Те же и Юля Тимошенко. Вся в белом, придет и спасет страну. Прямо из Германии, где в материнском лоне ей обновили тюнинг — телесный и политический. Старая добрая игра в хорошего и плохого следователя? Сначала пустили псов, затем являют Спасительницу, которая отважно сразится с «ужасным» «Правым сектором»*, потом помчится в донецкие степи и целованием утешит пыльного шахтера, прольет слезу на могилах павших в смертельной схватке за свободу, замирит левых, правых, зелененьких и красненьких, все перепутает, так, что невозможно будет понять, из чьих рук в чьи руки в который раз перешли заводы и фабрики — или остались в прежних надежных руках, ноги от которых как были, так и есть за океаном. И заговорит нас гипнотической вязью сладких речей.
…На приеме у врача мама показывает доктору результаты недавнего обследования в Москве. Медсестра, понимая, что мы недавно приехали из России, тем временем шепотом меня допрашивает: «Ну и как там… что говорят? Что будет?.. Путин и вправду будет нас бомбить?.. Что? АМЕРИКА?! Америка это все затеяла?» И — с ужасом: «Что, они там в самом деле так думают? Неужели им до такой степени задурили голову?»
Кажется, никто никогда это не скрывал: у американцев вот уже второе десятилетие действует военная концепция «proxywar», по сути война чужими руками. Можно использовать ВС Украины, наемников и экстремистов всех мастей.
21 марта 2014
Бросился в глаза плакат на стене дома, вынырнул на поверхность — прямо со свалки истории, заиграл свежими красками.
Будь начеку — в такие дни
подслушивают стены.
Недалеко от болтовни
и сплетни ДО ИЗМЕНЫ.
«Я теперь всеми силами избегаю выходить без особой нужды на улицу. И совсем не из страха, что кто-нибудь даст по шее, а из страха видеть теперешние уличные лица» — в который раз потрясают меня бунинские фразы из «Окаянных дней» — точечным соответствием с моими переживаниями. Искаженные ненавистью и злобой — это еще полбеды. А лица равнодушных — моя хата с краю… А лица хамские, которые вдруг явили свой звериный оскал в полную силу, с полным как бы правом: «В свободной стране живем, на… И никто нам не указ!»
Вчера мы с мамой добирались в больницу автобусом. Впереди сидели двое: отец с сыном лет двадцати пяти. Набилось много люду. Вошел старик, еще бодрый с виду, но очень поживший, и завел с ними разговор, нависая над добрым молодцем. Я, как пережиток