— Так их же вела старая вражда к базилею, — возразил Медон. — А нынешние правители, если бы хотели нас перебить, давно бы отдали своим вышивальщицам по коже.
Вздрогнула Калипсо, побледнела, прижала к себе детей.
— Ты-то откуда знаешь о них? — прошептала она еле слышно.
Медон лишь рукою махнул и улыбнулся криво.
— Велик соблазн большого царства, — задумчиво протянул Одиссей. — Но что, если бы рок повернул все иначе? Не я, базилей, по праву Итакой бы управлял, а наместник Приама или его смазливого отпрыска. Но с другой стороны, удача сама плывет мне в руки, вернее, сам я к удаче приплыл!
Он тяжело вздохнул и задумчиво бороду огладил. Арет перестал храпеть, сел, оглядел всех вытаращенными глазами, а потом вскочил и, схватившись за живот, пошел в укромную комнатку. Оттуда послышался шум, невнятные вскрики и глухие удары.
— Что же он такого съел? — удивленно вскинул брови Одиссей.
Но ему никто не успел ответить. Из закутка появился старый воин, да не один к тому же. Арет тащил за собой незнакомца.
— Соглядатая, поймал! — радостно провозгласил Арет. — Есть тут веревка?
Гадирит вдруг извернулся, присел, и в следующий миг Арет оказался на полу, а широкоплечий незнакомец с волосами, заплетенными в косицу, отскочил в угол и выставил руки вперед, защищаясь. Полит встал между ним и базилеем, Медон ухватил за горлышко высокий кувшин, а Филотий, который так и не поднял головы, занятый распутыванием ремешков на обуви, молча ухватился за край ковра и дернул. Гадирит устоял на ногах, но, качнувшись, крепко приложился головой к стене. Тут на него кинулись Медон и Полит, навалились, и вот незнакомец лежит перед базилеем, а Филотий гневно вопрошает, кто ему вернет ремни от сандалий…
— А ведь я его знаю, — сказал Медон, отдышавшись. — Это же беглый раб, вот кто!
— Не соглядатай, значит? — В голосе Арета явственно звучало разочарование. — А то прижечь ему пятки, развязать язычок, а?
— Беглого раба надо вернуть хозяевам, — рассудил базилей и направился в свои покои, а дети убежали за ним.
Калипсо задержалась. Она подошла к пленнику, смерила его взглядом и спросила что-то на непонятном языке. Гадирит разлепил подбитый, глаз, ответил коротко, а потом напрягся, словно желая разорвать путы, и заговорил, быстро сыпля слова, похожие на шуршание сухой листвы. Нимфа уже подходила к арке, идушей во внутренние покои, но внезапно замерла, вернулась и, всплеснув руками, рассмеялась.
— Что он сказал? — В арке прохода снова возник базилей. — Он посмел оскорбить тебя бранным словом?
— Не знаю, как и назвать его, дерзким или безумным, — ответила Калипсо. Он утверждает, что является сыном Плейоны.
В наступившей тишине было слышно лишь тяжелое дыхание раба и детские голоса, что доносились из внутренних комнат.
— Так ведь ты — дочь Плейоны! — воскликнул Арет.
— Истинно так, — согласилась нимфа. — И если мы правду услышали, значит, он мне приходится братом.
Глава девятая
Анналы Торкоса
Пребывание в замке достойного Верта укрепило меня в мысли, что человек и холод противны друг другу. Я догадывался, что Северная Киммерида — место не жаркое, но трудно привыкнуть к стеклам, покрытым льдом, к рычащему пламени огромных печей, от которых тепло, идущее по трубам в стенах, немного обогревало большие залы и крохотные спальни, к плотным одеяниям и тяжелой обуви, а самое неприятное — к знобящему сырому дыханию каменных стен.
Вскоре после нашего прибытия в замок суматоха улеглась и все разбрелись по своим местам. Болк пристроил меня к свите Верта. Мы шли за ним по длинной лестнице, которая вела, как мне показалось, сквозь все строения до самого верха.
Улучив миг, когда к Верту можно было подступиться, Болк спросил, куда меня отвести. Достойный удивился вопросу, а потом узнал меня, хлопнул по плечу и сказал, что я неплохо показал себе в деле, так что в его доме для меня всегда найдется свободное место — на усмотрение Болка. Нукеры, что стояли по обе стороны от Верта и его супруги, не сводили злобных глаз, наверно, прикидывая, как половчее нашинковать меня в стружку, если я вдруг словом или жестом нанесу урон замыслам их господина.
По тому, как вздохнул с облегчением Болк и быстро вывел меня из убранного коврами и гобеленами зала, я понял, что судьба моя, а скорее всего просто жизнь, зависела от того, куда меня отведут. Я напрямик спросил об этом Болка, когда мы спускались по пролетам длинной, сложенной из камня лестницы. Болк хмыкнул, пошевелил неопределенно пальцами, потом все же сказал:
— Господин мог отправить тебя в нижние покои, к грязной прислуге, или же в дальние дома, на пастбища и угодья. Но я устрою тебя в чистых покоях, там, где спят воины и мастеровые. Я отдыхаю всего одним пролетом выше.
— Мне почему-то кажется, — заметил я, — что твой господин мог устроить меня и гораздо ниже, чем к грязной прислуге.
— Это куда же? — удивился Болк.
— Ну, скажем, велел бы бросить в погреб или предать суду и примерному наказанию за то, что оказался на его пути.
Болк рассмеялся и взмахнул рукой.
— Господин может все! — благодушно сказал он. — Чего ему возиться с тобой, закопали бы прямо во дворе и цветы посадили. Но теперь он стал хозяином твоей судьбы, и ему незачем терять хорошего воина!
У меня были иные представления о своей нелепой судьбе, но рассказывать о них Болку не время и не место. Хорошо, что пока не закопали. Решительные люди, эти киммерийцы. Простые… Интересно, куда смотрит блюститель жизни и почему нигде не видно соратников, сотрудников мелких или даже стрекоз-наблюдателей? Я раскрыл рот, чтобы спросить об этом, но тут же захлопнул его.
Знакомый запах смывки, вкрадчиво напоминавший о давних днях! И еще мне показалось, что в полумраке углов с потолка свисают пучки сухих растений. Не удивлюсь, если окажется, что это ромашка, ненавистная тварям ползучим.
Дверь моей комнаты выходила в длинный коридор, там по обе стороны располагались спальни, а в дальнем конце — большая трапезная. На лестницы, ведущие к верхним и нижним строениям, можно выйти, лишь пройдя сквозь узкий проход, где двоим уже было тесно. На каждой лестничной площадке располагались по три перехода, два из которых вели в коридоры и только один выводил на ступени. Незваный гость долго будет карабкаться к верхнему ярусу.
Осмотрев комнату, Болк одобрительно цокнул языком, хлопнул меня по плечу и велел отдыхать.
— Возможно, через несколько дней наш господин удостоит тебя беседы, пообещал он.
— А что Диомед? — спросил я. — Его тоже здесь поместили?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});