Женщина встала с большого сундука, на котором лежала, сняла с шеи ключ и привычным движением вставила его в замочную скважину. Алан подскочил, помогая ей поднять крышку. Нанни закопалась среди сложенных стопками скатертей, наконец, она торжественно выудила на свет туго набитый мешочек.
— Это здесь хранится моя казна? — удивился конт.
— Нет, что вы, — слегка улыбнулась Нанни. — Это на мелочи, а казна в сейфе в кабинете, за портретом вашей матушки. А ключи от него хранятся у меня и у Рэя. Все не было времени вернуть вам их.
— И не надо, — беспечно махнул рукой конт. — Пусть будут у вас. Это же надо… а я и не знал, что там есть сейф.
— Вы просто забыли, — нежно улыбнулась Нанни.
— Спасибо, матушка.
Конт чмокнул ее в щеку и убежал, а женщина еще долго стояла посреди комнаты, не замечая слез, текущих по щекам. Затем она решительно тряхнула головой и подошла к окну, выглядывая на улицу.
— Значит, ты хочешь моего сына? Шиш тебе, а не Берт! — прошипела она, провожая взглядом бегущую через двор Эльсу. — Не для тебя, пустомели, дубок растили.
Виктория довольно улыбалась и тихонько прикрыла дверь, направляясь в покои Литины. Она действовала по наитию, так, как ей подсказывало сердце, не думая о последствиях. И матушкой она назвала Нанни, точно зная, как это будет ей приятно, ведь именно эта женщина не спала ночами, баюкая на руках чужого ей ребенка. Именно она видела, как у Алана прорезается первый зуб, как он делает первый шаг. Она была рядом, когда он болел, когда плакал от обиды на отца, никогда не любившего королевского бастарда. К ее мягкой груди он прижимался в грозу, ее звал, когда было страшно. И какой бы сволочью не был настоящий Алан Валлид, а Нанни он по — своему любил. Как умел. И за это Виктория почти простила ему все остальное.
Конт тихонько приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Супруга была не одна. Возле стола они стояли втроем — брат Взывающий, мастер по дереву и Литина. Сегодня на женщине было изумрудное платье с расшитой бисером кокеткой, свободное от груди, с узкими рукавами, тоже украшенными мелкими цветными стеклышками. Ксен прижимал к груди вышивку, изображающую лик Ирия и громко вещал:
— Это мы отправим в подарок главе нашего Ордена, поэтому рамку нужно сделать из дорогого сорта дерева! И натянуть ткань на тонкую дощечку! А вот эти три работы, — он ткнул пальцем в разложенные на кровати вышивки, — я повешу в новых храмах, которые, волей Ирия Светлого, скоро откроются в каждой вески владений конта Валлид.
— Кирена, позволите? — улыбающийся конт вошел в покои супруги. — Всем добрый день! Литина, вы очаровательны. Зеленый вам к лицу.
Кирена смутилась, но руку конту подала, к которой он и приложился, едва касаясь кожи губами. Алан окинул взглядом разложенные работы, еще раз подивившись таланту Литины, и ткнул пальцем в картину, изображающую бегущих лошадей:
— Эту работу в тонкую рамку из светлого дерева и повесить в моем кабинете. Кирена, вы талантливейшая из женщин.
Литина покраснела и благодарно кивнула мужу.
— Завтра праздник, и я зашел предупредить вас, моя дорогая супруга, что собираюсь провести его в вашем обществе. Вы ведь не будете возражать? — Алан лукаво подмигнул испуганной жене.
Литина не возражала, она просто не успела произнести ни одного слова, как конт уже выскользнул за дверь.
«Ес! Не спи теперь, мучайся, с чего бы это дражайший муженек стал таким добрым и заботливым! Не думаешь ли ты, моя разлюбезная супруга, что я забыл, кто меня пытался убить?»
У комнаты игуша конт остановился.
— Кто приходил к нашим гостям? — спросил он у стражника, стоящего на посту у двери.
— Мальчишка — раб бегает туда — сюда, служанка приходила убирать, еще Райка приходит. Только она не к игушу, она к ээээ… — воин замялся, не зная, как назвать Дара. В Крови уже все знали, что это сын хозяина, но пока официально не было объявлено о его вводе в семью, он оставался обычным сервом, — к мальчишке. Кормит его, говорит, худой очень.
— Пусть ходит, — махнул рукой конт, постучал в дверь и, дождавшись отклика, зашел внутрь.
Сердце испуганно притихло и, словно взбесившийся будильник, затикало с удвоенной скоростью. Иверт, прикрытый по пояс тонкой мягкой тканью, полностью повторяющей очертания мужского тела, полулежал на подушках и слегка насмешливо смотрел на гостя. Виктория криво улыбнулась, не в силах оторвать взгляд от его лица. Какие красивые глаза! Насыщенная яркая зелень в обрамлении густых коричневых ресниц. Каштановые волосы он собрал в хвост, перетянув его обрезком ткани. Синяки уже приобрели болотно — желтый оттенок, раны покрылись коркой. Да и сам раненный выглядел веселее, чем в последнюю их встречу. Она с усилием отвела взгляд от мужчины, с ужасом чувствуя, как внизу живота что — то шевелится. До сих пор Виктории удавалось избегать возбуждения, и мысль о том, что это может произойти здесь и сейчас, ввела ее в панику. «Гадкое тело! Гадкие ощущения! Брома мне! Брома!» — возопила она про себя.
— Бешеный Алан, зачем стучать в дверь своего дома?
— И тебе добрый день, Иверт. — Алан плюхнулся на кровать Дара, закинув нога на ногу. Очень неудобно, но если что, хоть спрячет последствия. Бедные мужчины, как они с этим борются?
— Вот зашел узнать, как ты, — пробормотал он, вдруг понимая, что совершенно не знает, о чем говорить. Все, о чем Виктория хотела спросить игуша, вылетело из головы.
— Я видел, как ты танцевал в ночи, — вдруг заявил Иверт.
Виктория почувствовала, как у нее заполыхали уши.
— Да? — смущенно пробормотал Алан.
О, черт! Значит, он видел, как она в конце поцеловала его клинок! Стыдно — то как! Что он подумает?
— Если хочешь, я обучу тебя нашему бою. Ты неправильно держал яташ. — Увидев непонимание на лице конта, Иверт пояснил: — Это название моего меча. Вы, чужаки, называете его кривой меч, но это неправильно.
— Ятаган. Я называю такие мечи ятаган, — улыбнулся Алан. — Я буду благодарен тебе, если ты станешь моим наставником. Мне нравится твой меч, он словно продолжение руки. И еще, я взял твой лук, — признаваться, так сейчас, пока Иверт настроен благосклонно.
— Бешеный Алан смог стрелять из нашего семейного лука?
— Если бы ты знал, как мне нравится выражение удивления на твоем лице, — довольно сообщила конт игушу, подтягивая к себе подушку Дара и набрасывая ее на бедра, сидеть, положив нога на ногу больше сил не было. Он поставила локти на подушку, словно для этого ее взял и похвастался, — я убил из него несколько разбойников.
— Сколько? — заинтересованно спросил собеседник, не обращая внимания на манипуляции с подушкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});