Читать интересную книгу Траектория чуда - Аркадий Гендер

Глава 12. Huck them all!

Воскресенье, ночь

Я не замечал большой разницы между бизнес-классом, которым мы летели в Женеву, и первым, которым я возвращался, пока не выяснилось, что пассажирам первого класса французский коньяк положен без ограничений. После безумной гонки по альпийским серпантинам сердце у меня колотилось часто и неровно, а ведь известно, что в таких случаях надо выпить коньячку! Да вот беда, — дозировка в народном рецепте не указана… В общем, на момент, когда лайнер коснулся колесами бетона взлетно-посадочной полосы я больше походил не на пассажира, а, скорее, на бессловесный багаж. Однако нежные и сильные руки швейцарских стюардесс аккуратно поставили меня на ноги, а прохладный ночной воздух родины и вовсе привел меня в чувство, так что, хоть и нетвердыми шагами, по трапу на бетон родной Шереметьевщины я спустился сам. Я еще поспал в извозчичьей "Волге", так что когда уже глубокой ночью мы подъехали к моему дому, я был уже вполне как огурец.

Хотя, естественно, в квартире было пусто, я вошел тихо, стараясь не шуметь, думая, что именно так делал бы, если бы Галина и Юлька были дома. Но их не было. Я прошел по темной квартире и, не зажигая света, сел в кресло, в котором любил всегда сидеть, когда редким вечером возвращался с работы пораньше, и мы с Галиной вполне идиллически смотрели по телеку какой-нибудь сериал. Как много я сейчас бы дал, чтобы прямо сейчас предаться этому пустому, как я всегда считал, времяпрепровождению — семейному просмотру телепередач! Да, что имеем, не храним… И я заплакал, как в детстве, хлюпая носом, и не сдерживая слез. Потом немного успокоился, вздохнул и — заснул.

Воскресенье, первая половина дня

Меня разбудило тревожное ощущение, что что-то не так. Я открыл глаза, осознал себя сидящим одетым у себя дома в кресле, и все сразу понял. Не так было по крайней мере четыре вещи. Первая, что ночью я совершенно не подумал о том, что теоретически за моей квартирой на предмет моего появления могли наблюдать, а я приперся сюда даром, что не с оркестром. Второе было то, что я же собирался сразу же по прилету прямо из аэропорта позвонить себе на мобильный, чтобы выяснить, какая отвечает система. Но коньяк спутал мои планы, и я не позвонил ни из аэропорта, ни из дома. И третье был то, что стрелки часов показывали уже одиннадцать утра. Во сколько вчера звонил Голос — в двенадцать, в начале первого? Но ведь сегодня он мог позвонить и пораньше. Правда, немного успокаивало, что в Женеве сейчас всего девять, но все равно я вскочил, как ошпаренный, и схватил мобильный. Его экранчик был пуст и сер, — аппарат я выключил еще перед вылетом из Женевы. Я нажал, удерживая, красненькую кнопочку, но Сименс включаться не хотел. "Low Battery", — только и высветил мне на секунду он, сообщив о том, что аккумулятор пуст. Ну да, когда я последний раз ставил телефон на зарядку — позавчера, третьего дня? У меня все внутри захолонуло, потому что зарядное устройство осталось гостиничном номере. Черт! В "десятке" есть автомобильный адаптер, но ты же вчера в полете позволил себе расслабиться, и за машиной теперь надо тащиться в Шереметьево! Вот, урод! Ладно, что же делать? Так, второе зарядное устройство у меня на работе. Ехать туда? А, может, заскочить в первый попавшийся салон сотовой связи, да купить зарядку? Хотя, время, вроде, еще терпит, — в случае чего можно вполне правдоподобно отболтаться, что, мол, спал и не заметил, что телефон выключился. К тому же в офисе можно спокойно посидеть и подумать над тем, что же делать дальше, а то находиться дома, где все навевает тоскливые мысли о своих, невмоготу. Даже не умывшись я, не дожидаясь лифта, через две ступеньки скатился вниз по лестнице. И только выскочив уже из подъезда, вспомнил про четвертую вещь, которая меня беспокоила — то, что я так и не знаю, что с теткой Эльмирой.

На улице, тихо шепча о том, что лето кончилось, шел мелкий дождь. Я вышел на обочину, и поднял руку, уповая на какого-нибудь частника, воскресным утром выехавшего подзаработать. Кто-то мне говорил, что время ожидания с поднятой рукой на московских улицах не превышает одной минуты, но мне не пришлось ждать так долго. Почти сразу же с диким визгом тормозов рядом со мной остановилась "копейка" чудовищного оранжевого цвета, на которых по Москве разъезжают практически исключительно бомбилы — "хачики". И точно, за рулем автораритета времен советско-китайской разборки на полуострове Даманский сидел немолодой уже сын армянского народа с унылым выражением лица и носом, по сравнению с которым "рубильник" незабвенного Фрунзика Мкртчяна совершенно не казался чем-то выдающимся. Я открыл дверь.

— Куда эдэм, камандыр? — спросил он, словно то, что я захочу перемещаться именно на его раздолбанном пепелаце, было вопросом решенным.

— На Николо-Ямскую, — ответил я и, опасаясь, что ему это говорит не больше, чем, к примеру, Рю-дю-Рон, пояснил: — Это по Садовому.

— Да, знаю! — воскликнул кавказец с такой обидой в голосе, что я еще больше заподозрил, что Москва для него — "терра инкогнита".

С минуту, в течение которой я, согнувшись в три погибели у его открытой двери и начиная потихоньку свирепеть, стоял в ожидании продолжения диалога, "ара" что-то прикидывал в уме, шевеля губами и носом, после чего спросил меня с хитрым ленинским прищуром:

— А сколка дашь?

— Двести, — ответил я, чтобы снять все вопросы, прекрасно зная, что нормальная цена такого маршрута — сто пятьдесят рублей.

— А, нэт, ти што? — взмахнул руками "хачик" с такой экспрессией, как будто я предлагал эту цену за маршрут как минимум до Еревана.

Я со злостью захлопнул дверь рыдвана, ругая себя за потерянное время и сожалея, что не знаю по-армянски ни одного матерного слова. "Хачик" с визгом провернув на мокром асфальте лысые покрышки, отъехал с оскорбленной миной на носатом лице, но через пять метров остановился, и сдал задом. Я с видом, что не замечаю его маневров, сделал шаг на бордюр и демонстративно отвернулся, но армянин сам открыл дверь и, распластавшись через пассажирское сиденье, закричал мне, чуть не вываливаясь из-за руля:

— А, ладна, паэхалы!

Теперь он улыбался мне, как родному брату. Ни одной машины до самого горизонта больше не было, и я счел за лучшее не терять еще больше времени и ехать.

— Как паэдем? — спросил счастливый "хачик", со скрежетом врубая передачу.

— Быстро, — раздраженно буркнул я в ответ, демонстративно глядя на часы.

Правда, скоро я успокоился, потому что ехала "копейка", страшно рыча глушителем, на самом деле быстро, да и дорогу "ара", как ни странно, знал. За давешние свои подозрения в некомпетентности потомка Давида Сасунского захотелось даже извиниться перед ним.

— Хорошо ездишь, — поощрительно подмигнул я ему. — За скорость еще полтинник сверху!

"Ара" расцвел, втопил газ ниже пола и "копейка" понеслась, как болид Формулы-1, оставляя за флагом маломощные БМВ, Ягуары и Порше. Через двадцать минут я уже открывал дверь нашего офиса.

Я сразу заметил, что Гоха сделал в офисе кое-какие перестановки, но, слава Богу, мое зарядное устройство было на месте. Я воткнул его в розетку, с облегчением включил телефон, и уже хотел отправиться в наш санблок по давно уже не терпящим отлагательства делам, и тут Сименс, едва закончив поиск сети, залился трелью звонка. Почему-то сразу противно затряслись руки, так что я чуть не выронил аппарат, поднося его к уху. Хотя что я нервничаю, ведь может быть, это просто кто-то звонит Алену? Но нет, звонили мне. Это был Голос.

— Доброе утро, Глеб Аркадиевич, — сказал он, и саркастически заметил: — Долго же вы, однако, спите.

— Почему — долго? Всего десять часов, — забормотал, как спросонья, я, еле догадавшись отнять два часа от времени на циферблате. — Выключать телефон?

— Не надо, — ответил Голос. — Все, что мне было нужно, я уже услышал.

"Ура, с переадресацией и роумингом я все рассчитал правильно!" — возликовал я, а Голос продолжал:

— Вы ведете себя хорошо, и в награду за это слушайте.

Пошли знакомые щелчки, и раздался голос Галины:

— Глеб, это я. Сейчас воскресенье, половина двенадцатого. У нас все по-прежнему, мы с Юлькой живы-здоровы. Нам написали, что во вторник ты нас заберешь отсюда. Ничего, мы продержимся. Юльку не даю, она спит. Береги себя, и до встречи.

Снова раздались щелчки.

— Вы все слышали, — опять заговорил Голос. — Продолжайте следовать моим указаниям, и с вашей семьей ничего не случиться. Я еще позвоню вам. До связи.

И — все, отключился и он. Разговор был настолько коротким, что я не успел ничего толком сообразить. Только показалось мне, что Голос очень торопился. И еще Галин голос мне как-то очень не понравился. Была в нем кроме привычной уже усталости и заторможенности какая-то обреченность. Будто не верила она в то, что говорила, что все закончится нормально. Да и Юлька никогда не спит уже в такое время. Может быть, эти гады дают им не снотворное, а продолжают накачивать наркотиком? Надо срочно, срочно вытаскивать их оттуда! План прост: я нахожу Романа, и мы с Гохой вытрясаем из него, где гад держит мою семью. Осталось только выяснить, где сейчас находится Роман. Кстати, непростой на самом деле вопрос, ведь позвонить никому из тех, кто может на него ответить, нельзя, не рискуя раскрыть свое пребывание в Москве. А кто вообще вернее всего может быть осведомлен о его местонахождении? Да разумеется, жена его Жанна.