Де Голль приземлился в аэропорту в сопровождении нескольких министров. Его встретили генерал Салан и другие представители алжирской администрации. Переезд в 22 километра от аэродрома до центра столицы главы правительства длился более часа. Кортеж машин двигался очень медленно под бесконечными сине-бело-красными знаменами, морем конфетти и серпантина. Вдоль всего пути следования его приветствовала нескончаемая людская изгородь. Со всех сторон доносились возгласы: «Да здравствует де Голль!»
Вечером на Форуме, центральной площади города, генерал выступил перед огромной толпой французов и алжирцев. Когда де Голль появился на балконе «ЖЖ» в сопровождении Салана и Сустеля, жители города встретили его бурной овацией. Собравшиеся скандировали: «Де Голль!», «Сустель!», «Французский Алжир!» Увидевший эту сцену новый премьер воскликнул: «Я вас понял!» Затем он сказал: «Я знаю, что здесь произошло. Я знаю, что вы хотели сделать. Я вижу, что дорога, которую вы открыли в Алжире, — это путь обновления и братства. Я говорю обновления во всех отношениях, в том числе и наших институтов. Я заявляю: с сегодняшнего дня Франция считает, что во всем Алжире есть лишь одна категория жителей — полноправные французы с одинаковыми правами и обязанностями»{431}.
В Алжире произошла небольшая размолвка де Голля с Сустелем. Бывший министр-резидент очень надеялся получить в новом правительстве пост министра Алжира. Но генерал отказал ему и дал понять, что «алжирским вопросом» займется он лично{432}.
6 июня, перед своим отъездом в Париж, глава правительства посетил Мостаганем. Для того чтобы увидеть его, в этот небольшой город на северо-западе Алжира съехалось почти все окрестное население, преимущественно арабское. Генерал приветствовал мусульман краткой речью:
«На этой прекрасной алжирской земле началось образцовое движение обновления и братства. Оно подняло с этой исстрадавшейся земли вихрь вдохновения, который, перелетев через море, пронесся над всей Францией и напомнил ей о ее призвании. Спасибо, Мостаганем. Спасибо от всего сердца человека, осознающего, что он несет одну из самых тяжелых ответственностей перед историей. Да здравствует Мостаганем! Да здравствует "французский Алжир"! Да здравствует Республика! Да здравствует Франция!»{433}
Наконец-то де Голль произнес (в первый и последний раз!) заветные слова "французский Алжир", которых от него так ждали ультраколониалисты. Они на время успокоились, и визит нового премьера в Алжир можно было считать удачным.
По возвращении де Голль стал утверждать свою власть в Париже. 13 июня он патетически заявил французам: «Дорога тяжела, но как она прекрасна. Цель трудна, но как велика. Итак, начало заложено. Идемте же дальше!»{434} Генерал занял Матиньонский дворец — резиденцию премьер-министра — и продолжал консультации по формированию правительства. Ему помогали в этом Жорж Помпиду и Оливье Гишар. Глава правительства стремился включить в кабинет представителей партий, которые в мае помогли ему вернуться к власти. Среди них оказались практически все политические объединения Франции, кроме коммунистического. Министерские портфели получили и многие известные голлисты — Морис Кув де Мюрвиль, Андре Мальро, Жак Сустель, Эдмон Мишле. Важнейший пост министра юстиции занимал Мишель Дебре.
Работающие вместе с главой правительства в эти дни отмечали, как естественно генерал выглядел в новой роли, вернее, в той, которую в последний раз исполнял более двенадцати лет назад. «Он так взял в свои руки бразды правления, — вспоминал Мишель Дебре, — словно отошел от власти только вчера. Это не он был не у дел, это Четвертая республика была не делом»{435}.
Теперь свою главную задачу де Голль видел в том, чтобы разработать новую конституцию. Составление ее проекта он возложил на группу высокопоставленных чиновников — членов Государственного совета во главе с Дебре.
Государственный совет начал работу 12 июня. Разрабатываемый им текст по частям обсуждался Правительственным комитетом под председательством самого генерала. К концу июля проект конституции был составлен, одобрен Правительственным комитетом и передан на рассмотрение Конституционному консультативному комитету. В него вошло около сорока человек, главным образом депутатов бывшего Национального собрания, голосовавших за избрание де Голля. Председателем комитета стал давний знакомый главы правительства, один из лидеров «независимых» Поль Рейно. На его заседаниях присутствовали де Голль, государственные министры и министр юстиции.
Конституционный консультативный комитет заседал около полумесяца. Его представители внесли поправки и дополнения в проект. Во второй половине августа текст обсуждался в правительстве, был одобрен им и 4 сентября обнародован. На 28 сентября правительство назначило референдум, на котором французам предлагалось высказаться «за» или «против» нового основного закона страны. Генерал остался доволен проектом. В нем нашли логическое завершение его идеи о сильном государстве.
Сторонники де Голля в конце лета — начале осени 1958 года направили все свои силы на то, чтобы предстоящий референдум дал положительный результат. А глава правительства, внимательно наблюдая за развитием политической ситуации во Франции, одновременно намечал главные направления внешней политики страны. Он вступил в переписку с президентом США Дуйатом Эйзенхауэром, премьер-министром Великобритании Гарольдом Макмилланом, канцлером ФРГ Конрадом Аденауэром, Н. С. Хрущевым и главами других государств. Де Голль делился с ними собственным видением важнейших проблем мировой политики и роли Франции в развитии международных отношений. Генерал твердо намеревался вернуть своей стране ранг «великой державы», который она утратила в период Четвертой республики.
Первостепенное значение премьер-министр придавал связям Франции с ее ближайшим соседом — Германией. Да, она воевала с Францией на протяжении веков. Генерал сам находился на передовой и в Первую и во Вторую мировые войны. И тем не менее глава правительства не расценивал Германию как заклятого и вечного врага французов. Еще в межвоенный период он говорил: «Немцы принадлежат к той же христианской цивилизации, что и мы. У них такие же, как у нас, соборы, такая же культура. Нет другого, столь близкого нам народа»{436}. Он с восхищением восклицал: «Какая беспокойная у них душа! Она все время вибрирует от своей безудержной любви к порядку»{437}. В то же самое время, когда в Германии нарастали реваншистские настроения, де Голль одним из первых забил в набат. Но фашисты не представляли весь немецкий народ, в котором генералу многое нравилось. А теперь, когда войны остались далеко позади, новый премьер-министр Франции твердо решил, что вековому соперничеству двух стран будет положен конец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});