задумчивости побрел обратно, так и не найдя фонарь. Спустился к усадьбе и тихо вошел. В глубине выделенного им жилья теплился огонек, Учида дремал в одной из трех комнат, уложив нагинату рядом и касаясь ее кончиками пальцев. Свеча горела не здесь, ее свет просачивался сквозь тонкую фусума, и Хизаши обнаружил по соседству бодрствующего Куматани. Он, правда, сидел с опущенными веками, но дыхание не обманывало – он ждал.
– Все тихо? – спросил Хизаши, усаживаясь напротив. Кента открыл глаза и первым делом внимательно оглядел его. Кажется, увиденное зародило в нем подозрения.
– Что с тобой стряслось? Тебя кто-то преследовал?
– С чего такие мысли? – недовольно откликнулся Хизаши. Он согнул одну ногу и обхватил ее руками, чтобы злой дрожью не выдать чувств. – Там… Было слишком темно. Ты прав, даже с фонарем опасно блуждать по горе ночью. А тут? Что это была за таинственная процессия?
Кента поджал губы и принялся перекатывать агатовые бусины в четках на запястье.
– Юдай ничего не видел, но я своими глазами наблюдал, как они заходили во двор через ворота. Двенадцать человек, Хизаши. Их заметил бы кто угодно.
– Если ему не отвести глаза.
– Ты считаешь, тут замешано колдовство?
Кента наклонился к нему, и огонек свечи между ними затрепетал.
– Ты не дал мне войти в господский дом, но я успел почувствовать барьер, – немного приукрасил правду Хизаши. – Защита очень сильная. Так почему бы не быть колдовству, способному усыпить бдительность Учиды?
– Ты прав…
Кента провел ладонью по лбу, откидывая непослушные пряди. Его лицо было уставшим, а ки, отзываясь на эмоции, циркулировала в теле не так гармонично, как расписывал фусинец. Не заболел бы.
– Ложись спать, – велел Хизаши. – Сейчас мы все равно ни до чего не додумаемся, а вот завтра надо бы вновь подняться на гору. Не дает она мне покоя.
Даже Увабами появилась именно там, но ками, который бы облюбовал себе такое жилище, Хизаши не ощутил. Гора не казалась обитаемой, но ведь расположение она имела самое что ни на есть удачное, чтобы называться рейдзан – священной горой духа.
Кента не стал спорить, сразу лёг на разложенный заранее футон. Хизаши хотел было погасить свечу, но Кента остановил.
– Не надо, пусть горит.
Тут бы и поднять его на смех, спросить, уж не начал ли он бояться темноты, но со свечой и впрямь было спокойнее, и Хизаши оставил ее догорать в плошке, медленно утопая в собственном расплавленном воске.
– На горе точно ничего не случилось? – спросил Кента, когда, казалось бы, уже должен был заснуть.
– Нет.
– Ты вернулся каким-то другим.
– Тебе почудилось впотьмах.
– Но ты же расскажешь мне, если…
– Никаких «если» нет и не будет, – обрубил Хизаши, тоже укладываясь на футон, неприятно пахнущий влажной прелостью. – Лучше следи за собой.
Вышло жестче, чем надо, но извинения все испортят, да и не привык Хизаши ими разбрасываться. Отвернулся, завозился под тонким одеялом, пока не сбил его в ноги и яростно не попинал. То ли мешала свеча, горящая между их футонами, то ли противоестественная жара – не сильно уступающая ночью – прокралась даже в пропитанную тенями и стылой сыростью усадьбу, но заснуть нормально не получалось. Куматани тихонько посапывал рядом, почти не шевелясь, только скинул одеяло до пояса и сквозь сон распахнул нижнее кимоно на груди. Его лоб поблескивал бисеринками пота, но вряд ли от кошмаров. Хизаши не так давно понял, что кошмары снятся только не очень хорошим людям.
Он лежал с закрытыми глазами, а видел невысокие покосившиеся дома бедной деревни, не имеющей своего ками-хранителя. Но тогда Хизаши они мнились настоящими дворцами, ведь смотрел он на них снизу, от самой земли. У сильных ёкаев, разменявших, как он, не одну сотню лет, было три формы: первая – истинная, вторая – та, в которой они являлись людям, что-то вроде парадного одеяния, а последняя – форма человека. Хизаши больше всего любил быть серебряным змеем и наблюдать из травы за тем, как в той безвестной деревне рождаются и умирают, влюбляются и ссорятся. Живут. Он не хотел быть ими – этими недолговечными созданиями, обреченными на век, полный горестей и печалей, – но он почему-то очень хотел быть с ними.
И он нашел способ удовлетворить это странное желание.
Но почему же? Как вышло, что все закончилось… так?
Он крепко зажмурился и постарался убедить себя, что не ощущает вдруг пристального взгляда в спину, который, не понимая ничего, видел столь много.
* * *
Утром за скупым завтраком с неизменной тарелкой битых груш, оставшихся нетронутыми, обсудили минувший день. Учида выглядел подавленным, насколько ему вообще позволяла гордость, ведь он свое задание с треском провалил.
– Мне нечего сказать в оправдание, – честно признал он. – Я не собирался спать и даже не хотел, но, просидев какое-то время, совершенно ничего не заметил. А уже когда Куматани вернулся, понял, что, похоже, заснул.
Хизаши воздержался от колкостей, понимал – на Юдае нет вины за то, что его околдовали. Он взял в руку грушу, пальцы легко надавили на кожицу, и по ним тут же потек мутноватый сок, распространяющий невероятно сладкий аромат.
– Ты любишь фрукты?
Юдай растерянно кивнул. Он был единственным, кто накануне вечером не отказал себе в сладком. Хизаши надавил сильнее, и сок брызнул во все стороны, а груша в его кулаке превратилась в омерзительный комок.
– Я принесу воды, чтобы ты вымыл руки, – Куматани поднялся, но Хизаши кивком велел ему сесть обратно.
– Мацумото хочет сказать, что меня отравили, – мрачно сообщил Учида. – Ослабили внутреннюю ки, если быть точным. Но не думаю, что рассчитывали именно на такой эффект.
– Но подействовало не хуже.
– Ханабэ-сан? – удивился Кента, и тут же уголки его губ уныло опустились. – Больше некому.
– Ну только если она искренне не в курсе, на что способны плоды из ее сада, – успокоил Хизаши и сразу разбил все надежды: – Совмести это с барьером у входа в господский дом, странное поведение, людей, которых она принимает почему-то по ночам, и получишь ответ.
Учида не мог в полной мере оценить насмешку судьбы, но в любом деле, за какое бы Кента ни брался, виноваты оказывались женщины, вольно или же невольно, и всякий раз бедный юноша пытался найти им оправдание. Но, возможно, все-таки смирился.
– Тогда мне стоит поговорить с ней, – решил Учида и покосился в сторону замотанной в тряпье нагинаты. – Узнать причины и отвести ее в ближайшее управление Фусин для дальнейшего разбирательства.
– Это подождет, – остановил его Кента. – Сначала надо выяснить, есть ли эта загадочная болезнь вообще, и, если есть, найти и обезвредить источник. Вот тогда-то и понадобится твой опыт, Юдай-сан.
– Сегодня нам придется разделиться, – Хизаши брезгливо стряхнул сок с руки, – и перед этим дать женщине понять, что мы надумали попариться в их онсэне. Может, это заставит ее