Чем больше он говорил, тем английский акцент сильнее выдавал его волнение. Шарль молчал, но глаз не отводил.
– Когда она дала свое согласие, то решила больше не видеться с вами. Но не смогла. Думаю, это просто выше ее сил. Ребенок смог бы что-то изменить, но, к сожалению, нам не было дано этой возможности… И она снова стала думать о вас. Не знаю, почему я только сейчас понял, что вы были не только в ее мечтах, но и в реальности. Вы были не горьким воспоминанием или видением, вы были ее любовником.
Стюарт смерил Шарля с головы до ног.
– Что в вас такого необыкновенного? Такого незабываемого?
Вопросы не требовали ответа, и Стюарт, пожав плечами, продолжил:
– Самое ужасное, что вы даже ее не любите, она разрушила все просто так… Как я понял, вы по-прежнему не собираетесь жениться? А только так, мимоходом, на рандеву, как у вас говорят?
Шарль побледнел, Стюарт с удовлетворением отметил это и добавила:
– Что-то вы все молчите и молчите. А где адвокатское красноречие?
Удивительно, но Шарлю нечего было сказать, и он был не способен защищаться. Обличительный тон Стюарта заставлял его молчать.
– Так вы, правда, ничего не испытываете к ней? Боже, как жизнь бывает несправедлива… Бедная Сильви!
Он вдруг стал агрессивным, и Шарль нарушил молчание.
– Вы хотите просить развод?
– Не знаю. Я настолько глуп, что по-прежнему исполняю все ее прихоти, хочу, чтобы она была не так несчастна. Не знаю, как там с вами, а мне она подарила приятные моменты. Я не хочу быть неблагодарным. А сейчас мне надо побыть одному. Я еду в Париж.
Порывшись в карманах, он вытащил ключ от машины и нервно вертел его в руках.
– Она смотрит на вас глазами маленькой девочки. Видит в вас мужчину, каким вы были до войны. Но вы больше не такой. Я не могу избавить ее от этого заблуждения. Так сделайте это сами! Вы окажете ей большую услугу!
Он быстро вышел из комнаты, хлопнув дверью. Растерянный Шарль стоял неподвижно, потом взял со стола портсигар. Последние слова Стюарта сильно задели его. К пятидесяти годам он выдержал много испытаний, выдержал много битв с самим собой и до сих пор был уверен в себе, и эта уверенность помогла ему все пережить. Что стало бы, если бы он дрогнул, перестал бы себя уважать? Стюарт только что напомнил, что Шарль больше не лейтенант Морван – честный юноша с большим будущим, а мужчина средних лет, который некрасиво себя ведет. Урок был тяжелый, но заслуженный. Обманывать мужа – это не великая заслуга, а жениться на Сильви, если она не нужна, – это просто бесчестно. Уже десять лет он портил жизнь этой женщине, и непростительно, если теперь она разведется, у нее никогда не будет ребенка, она состарится одна.
Сделав две затяжки, он устало загасил сигарету. Ему некуда было сманеврировать, он не мог даже исправить свои ошибки. Не мог быть счастливым. А мешало ему и разрушало его воспоминание о Юдифи. Но от мести не отказаться, он будет вынашивать месть до конца, и ни с кем не поделится своей ношей.
Вечером дети, как всегда, поужинали раньше взрослых, на кухне вместе с няней. Взрослые обычно ужинали на патио; ужин подали только к девяти, когда уже повеяло ночной прохладой. Никто и словом не обмолвился по поводу спешного отъезда Стюарта перед обедом и отъезда Сильви ближе к вечеру: Даниэль отвез ее на вокзал. Шарль так и не вышел из своего кабинета до вечера.
Насекомые тучами кружились вокруг светильников, ночные бабочки липли к фонарям. Жара спадала, с моря дул легкий ветер и приносил дивные запахи.
– На этот раз мне удалась треска по-провансальски, – сказала Мадлен, подкладывая себе еще.
Она предложила блюдо Шарлю, он отказался.
– Вы уверены? Она очень сочная, я не просто так говорю…
Шарль смерил невестку ледяным взглядом.
– И приготовлена с этим замечательным оливковым маслом. Вы его льете во все, верно?
– Шарль, у тебя вечно нет аппетита, – вмешалась Клара.
Ален сидел на другом конце стола и не реагировал на сарказм дяди. Винсен подал свой стакан.
– Налей еще розового вина, я его обожаю… Кузены весело переглянулись и выпили.
– Виржиль хочет, чтобы ты научил его плавать. Он ревнует к Сирилу. Ты только им занимаешься!
– Потому что Сирил – мой крестник, – напомнил Ален. – Но Виржиля я тоже могу завтра взять.
Дети Мари и Винсена были без ума от Алена и буквально дрались за его внимание.
– А он не слишком маленький? – забеспокоилась Магали.
– Ему скоро пять, отличный возраст, – сказал Готье. – Помните, как во время войны мы учили плавать маленькую Бет?
Он понял, что сказал нечто ужасное, и тут же замолчал, за столом повисла гробовая тишина. Было произнесено уменьшительное имя девочки, о которой никто не смел напоминать. Одна Шанталь не поняла причины этой неловкости и повернулась к мужу.
– Кто такая Бет? – спокойно спросила она.
Готье почувствовал на себе взгляд Шарля. Он снова ощутил себя маленьким мальчиком, когда дядя вызывал страх, взрослые о чем-то перешептывались между собой и еще не стихли отзвуки войны.
– Это сестра Винсена и Даниэля, – наконец проговорил он. – Она… умерла.
Шанталь не стала расспрашивать дальше. Шарль демонстративно закурил за столом, хотя знал, что Клара этого не переносит. Он посмотрел на Готье, Алена, потом на Мари. Затем пробормотал что-то невнятное – видимо, извинился перед матерью – и поднялся. В тишине его шаги гулко отдавались на патио.
– У него был трудный день, – вздохнула Мари. Она всегда поддерживала Шарля, и от нее не укрылась глубокая боль на его лице при имени Бет.
– Простите, – сказала Шанталь.
– Нет, я это должен был тебе рассказать, – ответил Готье, качая головой. – Но это было под таким строгим запретом, что все как будто бы забыли. Не знаю, почему вспомнил о ней… Может, из-за детей…
Он мог говорить что угодно, но перед ним отчетливо возникло смеющееся лицо кузины. Ей было пять, ему девять, она держала его за руку, челка падала на черные глаза. Однажды они с Аленом, Винсеном и Даниэлем сделали домик из роз для ее кукол. Мари с высоты своих двенадцати лет смеялась над ними.
– Ее депортировали вместе с матерью, – вполголоса добавил он.
Шанталь вкратце знала историю Юдифи, но ничего не слышала о маленькой девочке.
– Какой ужас, – пробормотала она и крепко сжала руку мужа.
Клара побледнела – Мари испуганно склонилась к ней.
– Тебе плохо, бабушка?
– Нет, нет… все нормально… это произошло так давно!
Пожилая женщина вымученно улыбнулась, преодолевая страх, охвативший ее несколько мгновений назад. Она видела, как Шарль смотрел на племянников, и боялась, что неизбежное, то, чего она так страшится, все же произойдет. Он молчит уже четырнадцать лет, но однажды он все расскажет: в этом она не сомневалась.