Эти слова мгновенно вернули ее к реальности.
— Нет, иди сейчас. — Эйврил села и откинула назад волосы резким движением обеих рук. — Чем дольше ты протянешь с этим, тем больше будет у них подозрений, что я не вернусь.
— Да, вы правы, мисс. А он — хороший человек.
— Так и есть. Но он собирается жениться на французской леди. Он все спланировал. Когда Бонапарт будет побежден, он вернется во Францию и снова будет французом.
Грейс пробормотала себе что-то под нос, закрывая за собой дверь. Эйврил снова легла, глубоко вздохнула и сказала себе, что две недели могут показаться целой жизнью, если она проведет их так.
Из-за густой вуали небольшой зал казался размытым. Эйврил подняла вуаль и огляделась:
— Это все для меня?
— Да, конечно.
Люк был все еще в военной форме. Он бросил треуголку на стол, отстегнул шпагу и поставил ее в угол.
— Покажите спальню мисс Смит ее горничной, — сказал он лакею, который открыл им дверь.
В другом конце зала худая женщина присела в реверансе.
— Мисс Эндрюс, мэм. Кухарка. На кухне внизу — Полли, а это, — она кивнула в сторону лакея, — это Питер. Я отнесла покупки наверх, мэм.
— Покупки?
Эйврил посмотрела на Люка.
— Я сделал покупки. Вы можете отправить свою горничную за тем, что я забыл купить, только пусть скроет лицо под вуалью.
— Конечно. Благодарю вас.
И что теперь? Должна ли она предложить ему чай? Рассчитывает ли он на беседу в гостиной? Сердце Эйврил забилось глухо, во рту пересохло. Может быть, она должна подняться по лестнице в спальню?
— Почему бы нам не пойти и не проверить, что я выбрал? — сказал Люк, и в его глазах замелькали веселые искорки, конечно, он точно знает о ее замешательстве. — Ужин в семь тридцать, — обратился он к мисс Эндрюс, не желая смутить Эйврил.
Предположительно он содержал здесь всех своих любовниц, и прислуге не было до этого дела. Придав лицу выражение вежливого безразличия, Эйврил поднялась по лестнице. Когда она достигла верхней ступеньки, Люк коснулся ее руки и показал на открытую дверь.
Внутри лакей собирал оберточную бумагу, Грейс же разбирала покупки. Похоже, он скупил весь магазин. Или несколько магазинов: платья, нижнее белье, обувь, шляпы, множество туалетных принадлежностей.
— Люк, это уже слишком! Грейс…
Но горничная и лакей неслышно исчезли, закрыв за собой дверь.
— Нет, это не слишком, — сказал Люк. — В самый раз и очень вовремя, на тебе слишком много одежды. — Он начал расстегивать китель. — И на мне тоже.
Она видела прежде, как он раздевается без тени смущения. «Я видела его обнаженным. Я коснулась его, — сказала она себе, пытаясь успокоить дыхание. Но тогда это было иначе, и он смотрел другим взглядом. — Пусть я сделаю все как нужно. Доставлю ему удовольствие».
Она подумала, что не должна просто наблюдать. Ему понравилось, как она поправила его шейный платок, и, может быть, он хочет, чтобы она помогла ему раздеться. Когда Люк стал снимать китель, она подошла к нему и помогла освободить плечи, повесила китель на стул возле туалетного столика. Затем принялась развязывать узел шейного платка. Люк стоял не шевелясь, она смотрела в его жаркие темные глаза.
— Продолжай, — попросил он, не касаясь ее.
Платок казался бесконечным, пока она разматывала его. Он склонил голову, но даже тогда ей пришлось стоять на цыпочках. Ее грудь коснулась его груди, руки — тяжелого шелка его волос, иногда, когда она распускала одну из петель, смущалась, будто он целовал ее.
— Продолжай, — повторил он, когда она закончила с шейным платком.
Дрожащими руками она расстегнула рубашку и вынула пояс из брюк. Он наклонился к ней, Эйврил обнажила его до пояса, будучи уже явно возбужденной.
— Прикоснись ко мне.
— Я не знаю как.
— Чтобы доставить себе удовольствие. Мужчины не так уж и отличаются от женщин.
«Его руки на моей груди и между моих ног». Она не думала, что может коснуться его там, пока еще нет. И у мужчин нет груди. Но у них есть соски. Заинтригованная этой мыслью, она легко коснулась пальцем правого соска Люка. Волосы на его груди щекотали ладонь, и она принялась ласкать его сосок. У Люка перехватило дыхание. Эйврил прикоснулась к другому соску — тот же эффект. Ее собственные соски отвердели предельно, дыхание перехватило.
Эйврил сжала его соски большим и указательным пальцами, и он стиснул кулаки, в низу ее живота поднялась волна удовольствия, будто это он ласкал ее.
Она прижалась к нему и подняла лицо, чтобы поцеловать его. Он стиснул ее в объятиях, его рот нашел ее губы.
Поцелуй был требовательным, спешным, его руки освобождали ее от платья, язык проник ей в рот. Платье упало на пол, за ним последовали сорочка и нижняя юбка. Люк поднял голову и отступил назад.
— Прекрасно, — промурлыкал он. — О да.
Она стояла перед ним в корсете и чулках с подвязками, чувствовала себя смешной, уязвимой и обнаженной, как никогда прежде в жизни. Она попыталась вцепиться пальцами в корсетные завязки, но они ускользали от нее.
— Сними его, — попросил Люк и снова обнял ее.
Одна его ладонь легла на ее ягодицы так, что спина Эйврил выгнулась, и она почувствовала животом его эрекцию. Люк освободил ее грудь от тесноты корсета.
— А-ах… — всхлипнула она, когда он стал ласкать ртом ее отвердевшие соски, ее стонущую от желания прикосновений грудь. — Не останавливайся, Люк.
— Не собираюсь, — сказал он, и Эйврил почувствовала удовольствие от того, как дрогнул его голос сейчас, когда он так старался управлять им. — Не думаю, что смог бы, даже если бы захотел.
Она обнаружила, что лежит на кровати, хотя и не знает, как оказалась на ней. Люк, избавившись от бриджей и сапог, стоит над ней, возбужденный. Она подумала, что должна испытывать страх, но ощущала лишь жгучее желание обнять его, впустить в себя и стать единой с ним.
Он встал на колени между ее раздвинутыми ногами, и она прильнула к нему, когда он опустился на неё.
— Эйврил, не бойся.
— Я не боюсь. Я хочу тебя.
Он ответил ей лаской. Его поцелуи раскрыли ее губы, заставив их дрожать. Она закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать его вкус и осязать его.
Ее бедра прижались к его, она вспомнила тот момент в островной лачуге, когда поняла, что имела в виду ее тетя, когда предостерегала, и улыбнулась, когда Люк вошел в нее, улыбнулась через болезненное чувство, которое исчезло в нахлынувшем удивлении и восторге. Она продолжала улыбаться, когда Люк снова стал целовать ее и двигаться в медленном восхитительном темпе, слившем их воедино, в одно стремление, в одно страстное существо, пока Эйврил наконец не разлетелась миллионом искр удовольствия.