девчонками. Но мать верно мне сказала: «свобода интересна, пока тебе есть, что пожрать». Тогда мне показалось, что из уст леди слово «пожрать» звучит, как приговор её статусу, но потом всё же поняла — лучше и не скажешь. Низменные потребности называются низменными словами.
— А вам не кажется, что мать сказала вам это, чтобы это у неё было, что пожрать, а никак не у вас? Ведь если бы вы сбежали от неё, вы бы прекрасно справились, в отличии от неё…
Светская львица обнажила клыки.
— Какой вы негодяй, мистер дознаватель тридцати двух лет от роду. И почему я с вами разговариваю? Ведь могла бы попросить Броуди просто вас выкинуть. И совесть моя была бы чиста — ни одна женщина не выдержит пьяницу в собственном доме.
— Просто вы тоже — очень добрая. Вас так и тянет совершить хорошее дело. Например, дать кому-нибудь средство от похмелья.
— И кто же бы это мог быть?
— Ох, не знаю… — я отлип от тазика и уселся на пол. Рядом со мной топала восхитительная ножка аристократки. — Знаете, у вас замечательная кожа.
Дворянка подняла бровь.
— Не поймите неправильно! Просто это редкость, когда у дам, даже у аристократок, сохраняется такая текстура и цвет…
— А вы видели много женских ножек, мистер детектив? — хозяйка дома смотрела меня сверху вниз, но с каким-то особым, покровительственным чувством.
«Конечно, я видел много женских ног — я ведь пытал людей»
— А какая разница? Ведь ваши ноги показались мне самыми прекрасными…
Раскрылась дверь, и в комнату вошёл Броуди де Вис. Застав меня где-то под диваном, он злобно засопел.
— Что тебе нужно, Броуди? — с неудовольствием спросила Жозефина, резко встав с дивана.
— Госпожа, уже почти восемь часов вечера! А детектив — валяется в гостиной. Не пора ли ему…
— Я сама решаю, кому пора, а кому не пора!
«Чёрт, уже восемь!»
Я поднялся с пола и, стараясь не стонать от боли, обратился к великосветской даме:
— Извините, я записан в крематорий на девять вечера.
— Ч-что?
— Ох… В общем, мне пора.
Я за секунду выпорхнул из душного дома и весело побежал по лужайке. Вдогонку мне неслись всяческие пожелания удачи…
Глава 25
Всегда грустно расставаться с теми, с кем только что познакомился. С отсутствием старых друзей можно легко примириться. Но даже недолгая разлука с теми, кого только что узнал, почти невыносима.
Как важно быть серьёзным. Сесили Кардью. Оскар Уайльд
На улице я столкнулся с уже знакомым по прошлому посещению Королевского района рыцарем: он вальяжно шёл по проспекту и с аппетитом вкушал яблоко. Стоило ему заметить меня, как он немного посерел лицом и, резко сменив курс, направился ко мне.
— Добрый день, товарищ рыцарь! — я отвесил подошедшему прилипале реверанс.
— Добрый-добрый, — недружелюбно ответил страж, покусывая фрукт. — И что же мы здесь делаем?
Я пожал плечами.
— Стоим, болтаем.
— Нет-нет, — мужчина отрицательно закивал. — Когда я говорю «мы», это означает, что я имею в виду конкретно вашу персону, а никак не нас двоих.
— Простите, я иностранец и не знаю всех тонкостей вашего языка… Получается, когда мы с вами встречаемся, и если я хочу сказать именно про нас двоих, мне нужно говорить «вы»?
Охранник непонимающе на меня уставился. Мне с трудом удалось сохранить серьёзное выражение лица, и мужчина, кажется, немного обозлился.
— Вы издеваетесь?
Я поспешил опровергнуть сие утверждение:
— Нет, вы не издеваемся, ведь нас здесь всего двое, и нам, в общем-то, не над кем издеваться.
Боец вздохнул, поправил дорогой, красный, как его яблоко, плащ и, по-видимому, успокоившись от этого щегольского действия, спокойно спросил:
— С какой целью ваша персона гуляет по Королевскому району?
— Представляете, вновь заблудился, — неловко пробормотал я и затем невинно рассмеялся. — Бывает же такое? Не соблаговолите ли вы проводить меня к фонтану Брандемарка?
— Что-то вы часто теряетесь, господин иностранец. — пожаловался стражник, так и не ответив на мою просьбу. — Ваш друг, кажется — Рубиус, совсем вам не помогает?
Я призадумался и по прошествии пары секунд ответил:
— Знаете, Рубиус очень занятой человек, — и наклонился поближе к рыцарю. — Сегодня мы договорились встретится с ним у Грейвского крематория. Как мне добраться до туда?
Страж порядка взялся за кисточку шляпы, сияющую на закатном солнце, и как бы невзначай спросил:
— Кхм… А зачем ваш, с позволения сказать — друг, назначил вам встречу у Крематория? — и прильнул ко мне, как любопытная булочница.
— Эм, видите ли… У него умер… друг?
— Ах, какой ужас! — рыцарь элегантно снял шляпу и с жаром прижал её к груди. — Мир его праху.
— Мир его праху, — точь в точь повторил я, весьма тронувшись состраданием благородного рыцаря.
— Ну-с, теперь я вас понимаю, — мужчина сочувственно закивал. — Вам нужно забрать урну?
— Да-да, верно, — моментально согласился я. — Так как я могу пройти к крематорию?
— Пройдёмте со мной! — страж порядка схватил меня за руку и со знанием дела повёл вдоль богатых столичных улиц. Я особо не сопротивлялся.
По-видимому, подобные нам парочки — стражник и иностранец, были не редкостью, потому как многочисленные прохожие не обращали на нас никакого внимания и лишь изредка улыбались, как улыбаются люди, всегда гостеприимные к таким глупым, но всегда таким добродушным иностранцам.
Вскоре мы вышли к знакомому фонтану. Значимая деталь перекрёстка, подсвеченная последними лучами заходящего солнечного круга, заимела цвет приятной охры и покоряла невольных зрителей своим величием.
— Видите фигуру, стоящую справа от Преймона? — стражник прихватил меня за плечи и повернул в сторону какого-то мраморного бородача. — Улица, которую она охраняет, называется проспектом свободы. Три сотни лет назад по ней проходили освободительные войска императора Оливия… К слову, это он и есть. Видите, какой гордый!
Я посмотрел на статую императора Оливия. Она мне не понравилась — правитель показался мне взяточником и тунеядцем.
— Даа, просто замечательная статуя. Наверное, император Оливий очень важен для имперской истории?
— Вы очень прозорливы, — рыцарь улыбнулся. Его богатые белые зубы засверкали в солнечных лучах, как рассыпной жемчуг. — Император Оливий спас страну от кочевников, захвативших государство на границе империи — Тулоне, и освободил саму Тулонскую столицу от гнёта. За это ему ещё при жизни поставили памятник…
— Замечательный человек!
— В высшей степени замечательный! — с радостью согласился рыцарь. — Так вот, пройдёте по проспекту свободы до ресторана с названием