и ненависти, и вот он — лучший вариант. Осторожно, и как бы в шутку, Энц предложил заглянуть в городскую казну. Глаза хозяина загорелись и он, также со смехом, поинтересовался где же взять ключи и как попасть в саму ратушу. На это у слуги уже имелись вполне себе здравые предложения. Ключи, пока того же ключника будет ублажать одна из шлюх Гора, можно срисовать, а мастер без лишних вопросов сделает дубликаты. Конечно, за молчание и хитрый художник, и жадный мастер получат щедрую плату, но ведь дело того стоит. Выбрать день, когда в ратуше станет пусто, чтобы спрятаться в зале заседаний, — тоже выполнимо. Убить задремавших к ночи сторожей, открыть главную дверь и впустить помощников — это по плечу самому Энцу. Останется лишь открыть сундук и притащить содержимое куда укажет торговец. Внезапно Гор призадумался, а уже через некоторое время совершенно серьёзно спросил слугу, сможет ли тот, кроме шуток, провернуть такое дело. Энц, после недолгих, и конечно же показных сомнений и колебаний, горячо заверил хозяина в успехе задуманного. Желание богача стать ещё богаче перекрыло страх. Уже через пару дней торговец вручил слуге монеты для художника и мастера, после чего назначил день ограбления. Однако он не доверял Энцу, да и не было человека, которому бы доверился торговец Гор. А потому изготовленные дубликаты ключей он забрал себе, а сундук распорядился притащить в один из его сараев у постоялого двора.
Наконец-то наступила ночь. В большом, величественном здании ратуши установилась тишина. Он ещё некоторое время продолжал лежать на холодном, выложенном камнем полу, прислушиваясь к негромкому разговору сторожей. Вскоре слова сменились храпом, а Энц понял, что пора. Медленно, не чувствуя ни рук, ни ног, выкатился из-под стола и какое-то время просто приходил в себя. Так же медленно и осторожно поднялся. Следя за каждым своим шагом, направился в сторону храпа. Оба укутавшихся в накидки стража, спокойно спали, развалившись на лавках. Шлемы, щиты и даже кольчуги лежали рядом, ведь воины чувствовали себя в полной безопасности. Да и с чего им было не спать за закрытыми дверями, в опустевшей ратуше?! Если кто и придёт проверить из ночных командиров, то обязательно разбудит стуком. Однако давно уже никто не проверял запертую на ночь ратушу. Даже Бур да Летар, порой подменявший своего брата в ночной страже, не удосуживался заглянуть сюда. Наличие стражи было условностью, но ради охраны свитков и городской казны, и такая условность была важна. Кроме прочего, они поддерживали огонь в большущем камине, что располагался слева от ведущей в подвал лестницы. В ратушу, с утра пораньше, приходит вершитель судеб горожан Имр да Феро, — крайне раздражительный по любому поводу господин. Холод в этом большом зале может так разозлить судью, что достанется не только осуждённым и приговорённым, но всем и каждому. По сути в заботе о сохранении тепла в зале ратуши и состояла главная служба ночных сторожей.
Поленья уютно потрескивали в унисон похрапыванию задремавших воинов. Энц достав большой, охотничий нож с резной ручкой, навис над своей первой жертвой. Он стольких убил за свою жизнь, что не колебался ни мгновенья. Рука убийцы взметнулась вверх и опустилась. В этот самый момент здоровенный бородач словно почувствовал неладное, прекратил храпеть и даже приоткрыл сонные глаза. Нож, направленный опытной рукой, вошёл под рёбра, прямо в сердце здоровяка. Он как-то удивлённо выдохнул в лицо убийце, пытаясь подняться, но тут же осел обратно на скамью. Энц вытащил нож, а его жертва завалилась набок, уставившись удивлёнными и всё ещё сонными глазами в мирно потрескивающий камин. По накидке очень быстро расползалось кровавое пятно. Убийца обернулся. Второй страж продолжал похрапывать, чему-то улыбаясь во сне. Удар был повторён в точности, а тот, в отличие от товарища, и не проснулся.
«Смерть во сне, что может быть приятнее?!» — с неожиданным восторгом подумал убийца, вытирая свой нож о накидку второй жертвы.
Энц, однако, не стал открывать дверь слугам торговца, а сам побежал к подвалу. Передав одни дубликаты ключей хозяину, он не преминул оставить себе другие. И вот он у столь ценного сундука. Совсем немного времени понадобилось вору, чтобы припомнить последовательность поворотов ключей, которую сумела вытянуть у пьяного ключника опытная шлюха, и открыть сундук. После этого начал нанизывать тугие кошеля на крючки заранее припасённой, особой кольчуги. Энц примерил её, ещё и наполовину незаполненную. Отрицательно помотал головой и, с трудом стянув с себя рубаху на пол, продолжил опустошать сундук.
В это же время в таверне у западных ворот мучился сомнениями наёмник Тодо. Вчера его вышвырнули из дома, где он довольно долго снимал комнату. «Нищим не подаю!» — рявкнула хозяйка, в ответ на привычные просьбы постояльца подождать с оплатой. На ночь он напросился в домик садовников, купившихся на его обещания о щедрой оплате в недалёком будущем. Обращаться к бывшей жене совсем не хотелось, а к её родным тем более. Неплохим вариантом было бы сбежать в родное село, но долги достанут и там. Словно горя ему было мало, всплыли воспоминания об умерших ещё младенцами дочерях и погибшем брате. И если спасти своих малышек он никак не мог, то в гибели брата винил только себя. Желание упиться и забыться было таким сильным, что подавляло и терзавший его со вчерашнего дня голод. Поэтому, без единой монеты в старом, потёртом кошеле, он дремал за дальним столом, и страдал.
— Эй, Тодо, пьянь подзаборная, плати или проваливай! — наконец заметила зря занимавшего место в питейной наёмника молодая и весьма бойкая служанка тавернщика.
Не желая быть вытолканным за двери крепкими слугами торговца Лито, наёмник обречённо поднялся из-за стола и медленно потащился к выходу. По всему не отвертеться ему от опасного дела, предложенного новым «другом».
— О, Тодо, тебя-то я и искал! — внезапно остановил его у самых дверей ввалившийся в таверну здоровяк. — Моя-то близнецов родила, и снова мальчишки!
— Поздравляю, — попытался улыбнуться крайне печальный наёмник.
— Да-а-а! — сочувственно оценил жалкий вид товарища счастливый отец. — Упал ты низко, но всё поправимо. Пойдём, выпьем, поедим, угощаю.
При слове «угощаю» Тодо жадно сглотнул и как зачарованный поплёлся следом за своим спасителем. А тот был и без эля полон радости, да так, что расплёскивал её на всех и каждого.
— Фин, выпей за здоровье моих мальчишек! — крикнул он безмерно разжиревшему святому отцу, который что-то доказывал паре изрядно окосевших мастеров. — Лито, налей моему другу Фину