Читать интересную книгу Приключения Весли Джексона - Уильям Сароян

Всему, всему, мой Бен, скажи "люблю",

А лучшее - боготвори.

Мы долго молчали, потом Джиль подошла к Джо Фоксхоллу и поцеловала его в щеку, и мне так понравилось, что она поняла красоту того, что высказал Джо своему сыну и что мы с Джиль передали нашему - словами Джо. Я уверен, что обращение Джо дошло до нашего сына, ибо оно дошло до сердца Джиль и она поцеловала Джо. Не знаю, насколько хороши стихи Джо - может быть, они никуда не годятся. Но мне кажется, я знаю, что он хотел сказать в этих стихах своему сыну, и я люблю людей, которые так хорошо во всем разбираются, что могут разговаривать с сыном, когда он даже еще не зачат. Мне нравятся люди, которые, говоря о лесе, умеют вам рассказать, что в мире так много разных людей и у каждого своя цель, великая или малая, и что все их усилия могут кончиться ничем, но если только они полюбят, то добьются многого. Любовью можно достичь всего.

Некоторые считают, что стихи пишут одни дураки, но ведь это не так: люди обсуждают стихи, люди дышат ими, мечтают о них, а Джо Фоксхол сам написал стихи. Он написал стихи, которые ему захотелось показать друзьям. А затем он отправился к своей "трепещущей девице".

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Весли узнает, что нет истины ни в чем, кроме любви, а писатель получает письмо на мимеографе, которое приводит его в ярость

Вскоре после этого я получил письмо от отца.

"Я только что встал с постели, среди ночи, - писал он, - потому что вдруг вспомнил то, что обещал тебе сказать в свое время, но никак не мог вспомнить в Огайо. Вот что я хотел сказать: ни истины, ни красоты, ни справедливости, ни неба, ни бога нет ни в чем, кроме любви. А теперь я снова ложусь спать".

Это было все. И я над этим призадумался. Вот, например, я с моей Джиль. Разве не благодаря ее нежной любви я становлюсь наконец человеком? Или Виктор Тоска с его прелестной женой и чудесной матерью - Виктор, так настойчиво убеждавший меня писать о любви. Или Джо Фоксхол с его стихами, где сказано:

Пусть люди говорят и делают все то,

Что говорят и делают, а я

В оцепенении священном повторяю:

"Люблю тебя".

А тут еще эта мудрая мысль, которую отец сберег для меня со времен прошлой войны. Ведь к той же мысли пришел и я своим особым путем, и Виктор своим, и Джо Фоксхол - своим. Все мы пришли к одному: "Нет истины ни в чем, кроме любви". И все тут. Это не какая-нибудь случайная мыслишка, пришедшая в голову одному мне, - это у всех на уме, это чувствует каждый. И Олсон в его поисках истины. И писатель, который ищет добра во всех и во всем. И женщина, которую я встретил в Нью- Йорке, и та, другая, из Огайо. И даже те сукины сыны - да простит им бог, - которых я ненавижу. Даже им это присуще в той или иной форме. Но мысль об этом меня испугала, я видел, что наступили тяжелые времена - горькие, унылые, жестокие, - и они могли оказаться не по силам любви.

Все так же томила нас неизвестность. Дни проходили за днями, и никто из нас не знал, что его ждет впереди. Мы сидели и ждали, и каждый размышлял о своей собственной судьбе. Мы разговаривали, смеялись, пили пиво, веселились и были счастливы, но мы ждали. Мы не знали, что с нами будет. Может быть, идут наши последние денечки. Уж это-то мы все понимали. Об этом никто из нас не мог забыть ни на минуту. Времена пришли тяжелые, но избежать их было нельзя. Бомбы настигали славных жителей Лондона и многих из них унесли с собой, а они ведь этого не хотели, они были застигнуты врасплох, им еще так много предстояло сделать - столько любви еще жило в них.

Как-то утром писатель показал мне письмо, отпечатанное на мимеографе, которое он только что получил со специальным курьером. Время вторжения все приближалось: все говорили об этом, все были уверены, что оно начнется со дня на день, - и вот из Бюро военной информации примчался посыльный и вручил писателю письмо, отпечатанное на мимеографе. Писатель с перекошенным от гнева лицом протянул письмо мне.

Я прочитал письмо и нашел его замечательным. Тот, кто его написал, был, должно быть, великий человек. Ей-богу, оно было похоже на послания святых апостолов!

"В эти дни, когда действия неприятеля лишили нас возможности встречаться в "Пи-Ай-Пи клубе" что у нас вошло в обычай, ряд участников наших ежемесячных обедов подали мне мысль устроить маленький сюрприз Роберту Сэмсону, нашему неутомимому секретарю, в знак высокой оценки его организаторской деятельности по устройству наших обедов. Я принял это предложение и уверен, что и Вы непременно откликнетесь. Не могу сказать с уверенностью, какой именно подарок явился бы наиболее подходящим к случаю, но я убежден, что, если каждый из нас, американцев, кто участвовал на равных паях в превосходных обедах нашей радушной группы, внес бы, скажем, по три шиллинга, мы совершили бы поистине благородный поступок.

Как Вы, вероятно, знаете, ежемесячный обед вошел в практику начиная с 1942 года с целью знакомства заинтересованных вновь прибывающих членов американских миссий с группой британских должностных лиц, которые связаны с американскими делами и регулярно встречаются в "Пи-Ай-Пи клубе". Вскоре стало очевидно, что подобные информационные собрания было бы желательно проводить ежемесячно, с тем чтобы небольшая группа заинтересованных лиц обсуждала важнейшие текущие вопросы, связанные с нашей жизнью и работой в UK (Соединенное королевство). В эту группу вошли несколько представителей американских вооруженных сил. Когда Хенри Стэнтон вернулся в Вашингтон, Карлтон Каммингс и я унаследовали его обязанности по привлечению на эти собрания соответствующих американцев в добавление к ветеранам, которые, так сказать, вступили в дело на правах учредителей в 1942 году, и не кто иной, а именно Роберт Сэмсон спаял нашу группу и превратил наши собрания в полезный, подлинно значительный и всегда интересный форум. Вы, конечно, согласитесь, что это содействие англо-американскому сближению, дружеским дискуссиям и взаимопониманию должно быть оценено по достоинству.

Не будете ли Вы так любезны в случае Вашего на то согласия потрудиться внести мне три шиллинга до конца этой недели. Заранее благодарный, остаюсь искренне Ваш..."

- Очень милое письмо, - сказал я.

- Один из самых гнусных документов этой войны, - возразил писатель.

- Человек просто собирает по три шиллинга на скромный подарок Роберту Сэмсону.

- Я уж десять дней не получаю писем от жены, а тут этот английский мальчишка врывается с подобным посланием.

- А если бы вы не ждали письма от жены, вы бы, наверно, согласились, что это - потрясающее письмо, не правда ли?

- Да-да, в весьма определенном, отвратительном смысле.

- А мне оно кажется таким простодушным и трогательным.

- И это люди, которые призваны содействовать тому, чтобы американцы и англичане понимали друг друга! Очаровательные, милейшие люди! Вы с ними раскланиваетесь мимоходом - и это все, не правда ли? "Пи-Ай-Пи клуб!" Наш неутомимый секретарь! Наша жизнь и работа в "С.К."! Что это еще за "Эс-Ка"? Эскалатор, что ли?

- Вы просто расстроены, что нет писем из дому. Может быть, будут после обеда.

И действительно, после обеда писатель получил сразу семь писем. Он читал их и смеялся, а потом сказал мне:

- Дайте-ка сюда еще раз то письмо, ладно?.

Он прочел его еще раз и вернул мне.

- Вы правы, - сказал он. - Очень милое и простодушное письмо, совершенно безвредное. Я пошлю ему три шиллинга до конца этой недели и надеюсь, что этот, так его растак, неутомимый секретарь насладится трубкой в девяносто восемь центов, которую ему поднесут ветераны за то, что их приняли в 1942 году, так сказать, на правах учредителей. И, так сказать, вы, наверное, догадываетесь, что я ему желаю сделать с этой трубкой.

Он напечатал автору письма ответную записку, где объяснял, почему вместо трех шиллингов может послать только два шиллинга шесть пенсов; а именно потому, что он не был ветераном на правах учредителей с 1942 года, ни разу, насколько он мог вспомнить, не принимал участия ни в одном полезном, подлинно значительном или просто интересном форуме, никогда не встречался с неутомимым секретарем, а следовательно, полагал, что два шиллинга шесть пенсов - это все, что он может пожертвовать на соответствующий подарок этому сукину сыну, да и тех не послал бы, если бы только что не получил семь писем из дому.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

Тайна человека, который разбрасывал письма из окон, раскрыта

В один прекрасный день приносит мне Виктор Тоска экземпляр газеты "Старс энд страйпс" и говорит:

- Прочти-ка это.

Там было написано про одного парня, арестованного агентами федерального бюро расследования в городе Флагстаф, штат Аризона, которого разыскивали три года с лишком, как уклоняющегося от военной службы. Статья мне показалась неинтересной, и я уже хотел отложить газету, как вдруг взглянул на фотографию этого человека. Мне показалось, что я его где-то встречал, да и Виктор, видимо, ждал, что меня заинтересует эта довольно- таки нудная история, - ну я и продолжал читать. Скоро я дошел до места, из которого узнал, кто был этот человек. Это оказался тот самый парень, что бросал письма из окон гостиницы напротив нашей "Большой Северной". Я внимательно рассмотрел фотографию; ну да, это он, точь-в-точь такой, как в тот день, когда я опоздал за письмом на улицу и пытался купить его за доллар у девушки, работавшей в автомате-закусочной.