В дверь постучали, и я вздрогнула и отшатнулась к стене. Потом с усмешкой подумала, что мой муж стучать не станет. Зашла служанка.
— Господин приказал, чтобы вы собирали вещи. Вы должны быть готовы через час.
— Готова к чему? — в недоумении спросила я.
— К вашему отъезду. Вы с господином уезжаете сегодня в Лондон.
Я кивнула и пропустила служанку с двумя дорожными чемоданами. Она принялась складывать мои вещи, перебирая гардероб и не интересуясь мои мнением. Я смотрела, как аккуратно в стопочку ложатся мои платья, чулки, нижнее белье, украшения.
— Положи и брючные костюмы, — попросила я.
— Не велено. Хозяин приказал только платья и перечислил какие.
Черт даже я не знала, что именно у меня есть в гардеробе, а он не просто знает, а еще и может перечислить?
Какое двоякое чувство — он знает обо мне все, а я знаю только то, что мне позволено знать.
Сам он не соизволил мне сказать об отъезде. Хорошо, я согласилась на его условия, но в них ничего не было сказано о том, что он может отправлять меня куда ему вздумается…Было сказано…еще как было…Бесправная кукла…
Я выскочила из комнаты и решительно пошла к нему в кабинет, распахнула дверь.
— Я не собираюсь ехать ни в какой Лондон! — Выпалила с порога и застыла. Он был не один…со своими призраками, они что-то очень тихо обсуждали и замолчали, как только я вошла. Муж медленно повернул голову ко мне, не выпуская из зубов сигару, кивнул своим псам на дверь. Они ретировались, исчезли в считанные секунды. Как хорошо он выглядит по сравнению со мной заплаканной, растрепанной в помятой одежде. Николас чисто выбрит, в новой рубашке светло-серого цвета с закатанными рукавами, оказывается у меня есть мой личный фетиш — это его руки: сильные, жилистые и даже часы на запястье вызвали трепет. От него пахнет моим любимым одеколоном. Впервые я почувствовала себя рядом с ним ничтожной, какой-то жалкой, непотребной.
— Закрой за собой дверь, — голос прозвучал глухо, как эхо. Непроизвольно подчинилась, но с порога не двинулась. Ник затушил сигару в пепельнице, нарочито медленно, пальцами. Я содрогнулась, на секунду представляя себе насколько это больно, а потом злорадно усмехнулась — больно было бы мне, а он не человек. Ему вообще не больно. Я даже сомневалась, знает ли он, что такое боль. Физическая. Или душевная…у него есть душа, помимо оскорбленного самолюбия и дикого чувства собственника?
Он не смотрел на меня, совершенно игнорируя мое присутствие.
— Ты не можешь вот так отдавать приказы собирать мои вещи, не поставив меня в известность.
— Никогда больше не врывайся ко мне в кабинет, пока я тебя не позвал.
Очень тихо сказал, но завибрировал даже воздух.
— Ты поедешь, куда я скажу и когда я скажу.
Наконец-то посмотрел на меня, и мне захотелось исчезнуть, стать невидимой, прозрачной. Взгляд полный презрения, словно я отвратительное насекомое. Нет, не опасное и не ядовитое, а именно отвратительное.
— Я бы мог наплевать на свою семью и вынести тебе приговор лично, я бы мог забить тебя до полусмерти, я могу все…Но ты теперь королева братства. Ты обязана сопровождать меня везде, присутствовать на встречах с моими партнерами, светится перед прессой. И никаких скандалов. В мире смертных предстоят выборы, и я собираюсь их выиграть. Поэтому ты сделаешь все, что я говорю, так как я говорю. И это будет продолжаться пока мне это нужно. Сколько? Не знаю. Возможно год, а возможно и пару месяцев. Мне больше не интересно твое общество, мне больше не интересны твои проблемы и твои желания. Есть мои проблемы и мои желания, и если я считаю, что ты можешь их удовлетворить — значит, ты их удовлетворишь тем способом, который Я выберу.
Удивительно как быстро он мог перевоплощаться, становиться другим. Но в одном он был неизменен — это его жгучая красота и сумасшедшая сексуальность в любой ипостаси. Даже сейчас, когда его голос холоднее жидкого азота, он проникал мне под кожу и заставлял сердце биться намного быстрее.
— Моя семья знает о твоих решениях? — спросила вкрадчиво, пробуя почву.
— Наша семья знает обо всех моих решениях кроме моих отношений с собственной женой, которые никого не касаются.
— Даже если ты будешь меня избивать и насиловать?
Он засмеялся, от души, громко запрокинув голову, повернулся ко мне:
— Насиловать? Мне этого не потребуется. Иди сюда.
Я попятилась назад и прижалась спиной к двери.
— Подойди ко мне, сейчас. По-хорошему.
А как это по-плохому? Дерзкая мысль тут же запульсировала в голове, но мне не хотелось знать, что это значит по-плохому в понятии Ника. Я медленно подошла и остановилась в нескольких шагах от него.
— Ближе, — тон не терпит возражений, я нерешительно сделала еще один шаг, и он вдруг резко дернул меня к себе за подол юбки и задрал его вверх. Я судорожно глотнула воздух, а сердце забилось так гулко, что он наверняка слышал эти хаотичные удары в тишине кабинета.
— Сними, — потянул за резинку трусиков и отпустил. Я попыталась одернуть юбку, но цепкие пальцы удержали меня за бедро, — сними или я их порву, и впредь ты будешь заходить ко мне в кабинет без них.
Наверное, это был тот момент, когда я еще не до конца осознавала насколько, он серьезен в отношении меня. Что это не игра, все по-настоящему. Через секунду он дернул резинку, и трусики упали у мои ногам. Ногой раздвинул мои колени, и я всхлипнула, когда его средний палец неумолимо и резко проник в меня на всю длину.
— Мокрая…горячая…так о каком насилии мы здесь говорим? Ты потекла как сучка, как только вошла сюда. Ты пришла выяснить, почему ты едешь в Лондон или почему я до сих пор тебя на трахнул как обещал?
Оттолкнул меня назад и вытер пальцы влажной салфеткой, словно брезгуя мною.
В этот момент мне захотелось провалиться сквозь пол. Колени предательски дрожали. Я чувствовала себя униженной до такой степени, что на глаза навернулись слезы. Как странно смотреть на него сверху вниз и при этом чувствовать себя ничтожно маленькой и беспомощной.
— Стань на колени, — никогда и ни у кого я не видела настолько тяжелый взгляд. Порой невыносимый своим давлением на волю, психологически ломающий.
— Нет, — нетвердо ответила я.
— Да, я так хочу. Стань на колени, Марианна и удовлетвори меня. Сейчас. Покажи, насколько ты покорна и соблюдаешь условия сделки.