Знатока о просвещении. Он остановился где-то здесь, мы должны разыскать его.
— Великий Знаток? Кто это? — спросил Бастиан.
— Его зовут Бастиан Балтазар Букс.
— Тогда вы нашли его, это я.
— Трое Знающих, — поклонились совы, — просят тебя посетить их и ответить на вопросы, которые они не смогли разрешить за всю свою жизнь.
Бастиан задумчиво погладил свой подбородок.
— Хорошо, но я хотел бы взять с собой двух моих учеников.
— Нас шесть, — отвечали совы. — Каждые две могут нести одного.
— Иллуан, приведи сюда Ксаиду и Атрея!
Джинн послушно удалился и вскоре вернулся с Атреем и Ксаидой. Когда Бастиан объяснил им, в чем дело, Атрей тихо спросил:
— Почему я?
— Да, почему он? — вмешалась Ксаида.
— Там узнаете, — ответил Бастиан.
У сов оказались с собой трапеции на веревках. Приглашенные сели на трапеции, как на качели. Громадные птицы подхватили веревки и поднялись в воздух.
Звездный монастырь Гигам был гораздо больше, чем казалось снизу. Становясь монахами Познания, жители Фантазии порывали всякую связь со своей страной и семьей. Жизнь их становилась трудной, полной лишений и посвященной лишь знанию. Сюда принимали не каждого. Вначале надо было пройти жесткий отбор и сдать экзамены. В стенах монастыря оставались только самые умные фантазийцы. Иногда их число снижалось до семи, но от такого недобора жесткость требований не ослаблялась. Сейчас монахов было около двухсот. Когда Бастиана в сопровождении Атрея и Ксаиды ввели в просторный лекционный зал, там собралась целая толпа разновидных существ, схожих разве что своим монашеским одеянием.
Три Знающих имели человеческие фигуры, но звериные головы. Ушту, мать Догадки, была с головой совы. Ширкри, отец Прозрения, имел орлиную голову. А Изифу, сын Разума, — лисью. Они сидели в высоких каменных креслах и казались громадными. Атрей и даже Ксаида немного оробели при виде их. Но Бастиан хладнокровно приблизился. Воцарилась глубокая тишина.
Ширкри, сидевший посредине, — очевидно, старший из всех, указал на пустой стул напротив себя. Бастиан сел.
— С незапамятных времен мы размышляем над загадкой нашего мира, — заговорил Ширкри, и голос его был негромок, но проникал в самое сердце. — Изифу думает не так, как догадывается Ушту, а догадки Ушту далеки от моих прозрений. А мои прозрения далеки от того, что думает Изифу. Поэтому мы и просили тебя, Великий Знаток, прийти к нам и просветить нас. Исполнишь ли ты нашу просьбу?
— Я готов, — сказал Бастиан.
— Слушай же, Великий Знаток, наш вопрос: что есть Фантазия?
— Фантазия — это бесконечная история, — ответил Бастиан после небольшого раздумья.
— Дай нам время обдумать твой ответ, — сказал Ширкри. — Встретимся завтра на этом же месте в то же время.
Все поднялись, гостей монастыря проводили в кельи, где их ждала скромная монашеская трапеза. Постелями тут служили простые деревянные лежанки с грубыми одеялами. Бастиану и Атрею это вполне годилось, только Ксаида хотела наколдовать себе постель поудобней, но оказалось, что в этом монастыре ее чары бессильны.
На следующую ночь в тот же час они снова собрались в зале.
— Мы обдумали твои слова, Великий Знаток, — сказала Ушту, мать Догадки. — Но у нас появился новый вопрос. Если Фантазия есть бесконечная история, как ты говоришь, то где она записана?
Снова Бастиан немного подумал и ответил:
— В книге, которая переплетена в медноцветный шелк.
— Дай нам время обдумать твой ответ, — сказала Ушту. — Встретимся завтра в тот же час на этом же месте.
На третью ночь заговорил Изифу, сын Разума:
— Мы обдумали твои слова, Великий Знаток. И снова перед нами возник вопрос. Если Фантазия — бесконечная история и если она написана в медноцветной книге, то где эта книга находится?
— На чердаке одной школы в человеческом мире, — ответил Бастиан.
— Великий Знаток, — сказал Изифу, — мы не сомневаемся в истинности твоих слов. И все же мы просили бы тебя, чтобы ты дал нам увидеть это воочию. Возможно ли это?
— Увидеть человеческий мир? — Бастиан задумался. — Что ж, это возможно.
Атрей ошеломленно взглянул на него. В разноцветных глазах Ксаиды тоже появился вопрос.
— Встретимся следующей ночью, — сказал Бастиан, — но не здесь, а на крыше звездного монастыря. И вы внимательно и неотрывно будете глядеть в небо над вашей Фантазией.
Следующая ночь была такая же ясная. Все собрались на крыше монастыря и не сводили глаз с неба. Неужто там, за его звездными глубинами, таится непостижимый человеческий мир? Ксаида и Атрей, не зная, что затевает Бастиан, были тут же.
Бастиан взобрался на самую вершину купола. Он поглядел оттуда вдаль и в это мгновение увидел далеко на горизонте мерцающую Башню Слоновой Кости.
Он вынул из кармана Аль-Таир, который слабо светился в его руке. Мысленно он увидел надпись на двери библиотеки Амарганта: «…Коль с конца прочесть случится тайный стих, свет столетний источится в тот же миг». Потом поднял камень и громко произнес его имя с конца:
— Риат-Ля!
В тот же момент вспыхнул свет такой силы, что звезды поблекли и озарился темный космос позади них. И этот космос, окружавший звездное небо Фантазии, был не что иное, как чердак школьного здания с почерневшими деревянными балками; вся Фантазия помещалась внутри этого громадного чердака.
Потом этот миг миновал. Свет целого столетия излился. Аль-Таир исчез без остатка.
Потребовалось время, чтобы глаза снова привыкли к темноте. Потрясенные увиденным, все вернулись в зал. Последним вошел Бастиан. Монахи Познания и трое Знающих склонились перед ним в глубоком поклоне.
— Нет слов, — сказал Ширкри, — какими я мог бы отблагодарить тебя за это просвещение, Великий Знаток. Ибо я заметил на том таинственном чердаке существо, похожее на меня, — орла.
— Ты ошибаешься, Ширкри, — возразила Ушту, — я точно видела, что там была сова.
— Вы оба заблуждаетесь, — вмешался Изи-фу, — существо там было родственное мне: лиса.
Ширкри поднял вверх руки, останавливая Спор:
— Мы снова оказались там же, где начинали. Только ты, Великий Знаток, можешь разрешить наш спор. Кто из нас прав?
— Все трое, — холодно улыбнулся Бастиан.
— Дай нам время обдумать твой ответ, — попросила Ушту.
— Да, — ответил Бастиан. — Времени у вас будет сколько угодно. Потому что мы покидаем вас.
Разочарование отразилось на лицах монахов Познания и на лицах трех