Читать интересную книгу Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого - Константин Радов

Я оделся и зарядил пистолеты. Что, если Светлейший, рассудив, что арестовать меня в Персии навряд ли удастся даже дивизией, именно для того и выдернул в Москву? Так хрен ему! Кроме кучи трупов, ничего не получит.

— Ундер, с солдатами, от губернатора! — Полуодетый мажордом никак не мог попасть дрожащей пятерней в рукав. — Открывать?

Привычный напор боевой злости стер во мне остатки неуверенности.

— Поди прочь, не крутись под ногами.

Холуй исчез в недрах особняка. Спокойным шагом я подошел к воротам:

— Кто таков? Назовись, как положено. Ты соображаешь, что генерала в неурочный час разбудил?! Давно, сукин сын, шпицрутенов не пробовал?!

Командный рык вернул незваного гостя к правилам вежливости:

— Подпрапорщик Филофеев, Ваше Превосходительство! Губернатор велит приехать, срочно!

— Не по чину ему мне велеть. Просить — еще куда ни шло. Какого хера Алексею Львовичу надо? Не далее, как в обед с ним виделся!

Пришелец замялся. Уже по-иному, неуверенным молодым голосом:

— Секрет, Ваше Превосходительство. Не велено говорить.

В землю вобью сопляка. За моей спиною притаился лакей с дубиной.

— Ну-ка, открой.

Створка отворилась, явив тянущегося во фрунт фузилерного подпрапорщика. За ним жались солдаты.

— Ты что о себе возомнил, вошь гарнизонная?! Какие у ТЕБЯ от МЕНЯ секреты?

Юноша оказался крепок, штаны не намочил. Только голос его сел до шепота:

— Ваше Превосходительство, курьер из Санкт-Петербурга прискакал. Ее Величество Императрица Всероссийская Екатерина Алексеевна скончались.

Сим началось безумное лето двадцать седьмого года. Словно Великий Некто по ту сторону небес взглянул на шахматную доску истории, счел позицию неинтересной — и смахнул ее. Ферзи и короли полетели на землю и ниже.

Для меня череда значимых смертей началась с Ньютона. Человек, всю жизнь искавший в мире гармонию и порядок, тихо ушел из него, избегнув грядущего хаоса. По воле судьбы, я узнал об этом вдогонку петербургским известиям — и вписал, вопреки здравому смыслу, в православный поминальник раба Божьего Исаака.

Завещание императрицы оказалось для многих неожиданным. Что может быть естественней, чем оказать предпочтение собственным дочерям? Но нет! К радости народной, на престол взошел одиннадцатилетний сын Алексея. Невнятная возня вокруг порядка сукцессии разрешилась опалой и ссылкой тех самых людей, которые в прошлый раз показали себя вернейшей опорой Светлейшего. Указано было "Девиера и Толстого, лишив чина, чести и деревень данных, сослать: Девиера — в Сибирь, Толстого с сыном Иваном — в Соловки; Бутурлина, лиша чинов, сослать в дальние деревни; Скорнякова-Писарева, лиша чина, чести, деревень и бив кнутом, послать в ссылку". Загадка прояснилась, когда стало известно о предстоящем обручении юного императора с княжною Марией Меншиковой. Воистину, честолюбие этого человека не знало границ.

Пока семейство Меншиковых радовалось, цесаревна Елизавета лила слезы. Ее нареченный жених Карл-Август фон Шлезвиг-Гольштейн-Готторп, двадцатилетний светловолосый юноша, умер в Петербурге от оспы ровно через две недели после предполагавшейся тещи. Эти две смерти вышибли опору из-под ног голштинской партии. Всевластный теперь Светлейший относился к Англии и ее союзникам гораздо более примирительно.

В те же самые дни в далеком Париже посланцы Карла Шестого согласовали прелиминарные статьи, унявшие вражду между Священной Римской империей и Ганноверским союзом. Центральный пункт — приостановка хартии Остендской компании. Малодушие императора позволило сохранить мир ценой предательства интересов подданных. И моих интересов, вместе с ними. Компания продолжала снаряжать корабли в далекие моря, но теперь желающий оные ограбить мог не опасаться возмездия.

Видя себя оставшимися, как в прошлую войну, в одиночестве против половины Европы, испанцы пошли на попятный и сняли осаду проклятой скалы. Продолжать ее не имело смысла еще и потому, что испанские власти не смогли на собственной территории обеспечить коммуникации осадного корпуса, в то время как англичане доставляли все необходимое за две тысячи верст без малейшей помехи.

Накануне окончания осады, будто исполнив земной долг, в Оснабрюке от сердечного приступа умер курфюрст ганноверский и король английский Георг.

Из механизма враждебных альянсов исчезли главные пружины. Мое призвание в столицу утратило смысл. Словно узнав об этом, сама природа начала ставить препятствия. Поздняя и сырая весна сделала дорогу между Москвой и Петербургом почти непроходимой для колесных экипажей. Предоставив слугам сражаться с грязью, я пересел из кареты в седло и плелся неспешно по обочине, свивая бесконечную нить размышлений. Земля, напитанная плодоносными соками, лениво прела под нежарким северным солнцем. Редкие деревни испуганно глядели на путешественника подслеповатыми оконцами курных изб. Непроворотная толща народной жизни лишь колыхнулась от усилий царя-реформатора, подобно болоту, в которое бросили камень, — и тут же затянула свежей ряской безобразную рану.

Часть четвертая. Петр Второй (1727–1729)

Досуги безместного генерала

Третий день просиживал я штаны в приемной. Унылое здание неподалеку от Адмиралтейства, отобранное у кого-то из опальных вельмож, кипело жизнью. Шуршали перьями копиисты, склонялись над бумагами аудиторы, получали предписания гевальдигеры и румормейстеры, сновали туда-сюда курьеры. Секретарь Светлейшего генерал-майор Волков привычно успокаивал: "Генералиссимус непременно будет. Ждите". Я уж пытался застать некоронованного властелина империи на дому, прогулявшись через понтонный мост на остров, им переименованный из Васильевского в Преображенский; но важный дворецкий заявил, что Его Светлости нет, да и принимать во дворце Его Светлость не изволит. Что ж, подождем. Если Меншиков пытается держать под своим непосредственным надзором все дела в империи, как когда-то Петр — то это дело гиблое. Одна Военная коллегия насчитывает ныне три с половиной сотни служителей: посему состоящие при ней канцелярии, экспедиции и конторы рассеяны по разным концам Петербурга. За рекой швейцарец Трезини пятый год строит общее здание для коллегий — но уже теперь видно, что имеющийся приказный люд в него не влезет, хоть сапогом утаптывай.

Чу! Конский топот на улице. Позолоченная карета шестериком, с короной на крыше. Приехал наконец! Все вытянулись по струнке и замерли. Лакеи в полную ширь распахнули двустворчатые двери. В блеске золота и бряцании шпор великолепной свиты князь прошагал в кабинет. Волков, исчезая в сем святилище, успокоительно покивал: дескать, не беспокойтесь, примет.

Тянулись минуты. Незнакомый гвардейский офицер выбежал от Светлейшего и вскоре вернулся обратно; донесся невнятный разговор… Вдруг вся золоченая орда вывалилась из дверей и покатилась обратно к выходу. Скользнул по мне исполненный величия равнодушный взор княжеских глаз. Видел. Узнал. Не снизошел.

Вежливый секретарь выразил сожаление о крайней занятости генералиссимуса государственными делами и посоветовал доложиться вице-президенту. Низко же меня уронили! По традиции полковники, бригадиры и генералы являются к президенту коллегии; ко второму лицу идут всяческие подполковники и секунд-майоры. Вот незадача: готовился противустать злобе Светлейшего — а он противника с трех шагов не видит, за мелкостью величины. Что ж, причины понятны. Без войны я здесь никому не нужен, без войск — не опасен.

С генерал-аншефом Минихом мы были едва знакомы, но заочно друг к другу расположены. Когда генерал Читтанов сидел в крепости, Миних торговался с русским послом о переходе на царскую службу и выторговал в контракте оговорку о приказаниях, несовместных с воинской честью. Возможно, сие послужило одной из маленьких гирек на весах судьбы, поднявших опального из бездны. Потом он как-то раз спросил дозволения осмотреть плотину в Тайболе и похвалил остроумный замысел. В свою очередь, мне внушали уважение его таланты строителя каналов. Мы оба повоевали в юности за испанское наследство (хотя и на разных сторонах). Он провел несколько лет в плену во Франции и прекрасно владел французским языком, для меня бывшим в числе родных. Конечно, я не забывал, что чин подполковника — последний, полученный Минихом на поле брани. Полковником ольденбуржец стал "за полонное терпение"; дальнейшие ступени прошел, не обнажая меча. Смерть Петра застала нас в равных чинах — однако по возвращении моем с войны столичный сиделец оказался выше.

Но вице-президент был хотя бы дельным инженером и трудолюбивым администратором. А сколько чинов, орденов и титулов раздали в дни коронаций, тезоименитств и даже новогодних праздников! Ян Казимир Сапега стал русским фельдмаршалом (за постельные подвиги своего сына). Конечно, ублажать стареющую Екатерину… Да, это требует особого рода геройства! Но лучше бы для такой службы ввести отдельные чины. Скажем, обер-…рь или генерал-фельд. ймейстер. И ордена соответствующие. Кстати, у Петра во Всешутейшем соборе нечто подобное имелось — истинно прозрение великого человека, незаслуженно забытое!