пускает плыть дальше вверх по течению. Шум болтовни на неизвестных языках смешивался с журчанием и бульканьем. Дальше вода была либо слишком горячей, либо слишком холодной, но в том месте, где встречались два потока, температура была идеальной. Сначала мы чувствовали себя немножко глупо, сидя по грудь в воде, по сути, в горячей луже на дне долины, среди потоков застывшей лавы, с видом на черный силуэт гор на фоне облачного неба. Но ночь становилась все темнее, теплая вода смывала с нас усталость после долгого переезда, а когда остальные купальщики понемногу разошлись, река снова стала дикой. От темной, похожей на сироп, насыщенной серой воды валил горячий пар, пробираясь сквозь редкую колючую траву на берегу. Мы плавали в неглубоком бурлящем бассейне, бесшумно зависая на поверхности воды, как водомерки, а когда плотная завеса облаков над нами вдруг стала чуть ярче, тусклый свет откуда-то сверху только подчеркнул бурлящие тяжелые тучи над зазубренными горами.
– Ну что, завтра в путь?
– А что, если дождь не прекратится?
– Можем задержаться тут еще на день, время у нас есть.
– Можем просто остаться в реке.
///////
Нужно было мне отказаться. Нет, Мот, Исландия на стыке лета и зимы – неподходящее место для человека со смертельным нейродегенеративным заболеванием. Если мы хотели пойти в долгий пеший поход в надежде, что он так же благотворно скажется на здоровье Мота, как путешествие по юго-западной береговой тропе, мы могли бы присмотреться к треку Пеннайн в Северной Англии или к любому другому из множества пешеходных маршрутов Великобритании. Маршрутов, с которых легко можно было бы свернуть и сесть на поезд, чтобы вернуться к теплу, уютной кровати и другим привычным удобствам. Не надо было тащить его в чужую страну с непривычными пейзажами, абсолютно непредсказуемой погодой и треком, свернуть с которого можно всего в нескольких местах. Или же Мота именно это и привлекло? Что, если ему было важно как раз поставить себя в довольно небезопасную ситуацию? Я помогла ему выйти из палатки под дождь, который барабанил по пологу и отскакивал от него с силой мячиков для пинг-понга. Он неуклюже зашагал в сторону туалетов, крикнув мне на ходу:
– Встречаемся в кухонной палатке! Ставь вариться кашу.
Я слишком хорошо знала его, никакие объяснения нам были не нужны. Иногда он отвечал на вопросы, которые я не только не задавала, но и едва успевала сформулировать в голове. Он начинал петь песню, которую я напевала про себя, или передавал мне нужный предмет еще до того, как я о нем попрошу. Незаметное слияние жизней, проживаемых в унисон. «Ставь вариться кашу» было не просто указанием начинать готовить завтрак. Это означало следующее: «Я чувствую себя дерьмово, но не пытайся даже заикнуться о том, чтоб никуда не идти. Я все равно пойду. Просто поддерживай меня, когда мне это нужно. И ни при каких обстоятельствах не позволяй Дейву и Джули заподозрить, что я не справлюсь».
– Ладно, встречаемся на месте.
///////
Дождь сплошной завесой воды стекал с козырька над входом в кухонную палатку. Внутри толкалась молодежь – зажигала горелки, жевала хлопья, поправляла полные, тяжелые рюкзаки перед выходом. Я разложила овсянку на столике в углу и стала разглядывать публику. Компания молодых финнов разлила последний кофе из общего чайника и убрала его, а за ним и деревянные резные кружки, и оленьи шкуры, на которых ребята сидели. Шкурам я позавидовала. Даже натянув на себя почти всю свою одежду и сидя на скамейке в водонепроницаемых штанах, я все равно чувствовала, какая она холодная. Я ждала, пока закипит вода, передо мной двое мужчин спорили, кто понесет сковородку, мимо прошла девушка в маленьком желтом купальнике. Через толпу с трудом протолкались Дейв и Джули и уселись со мной рядом.
– Так что же, значит, снова дождь? А у нее, видно, либо не осталось сухой одежды, либо она пошла искупаться перед завтраком. Мне куда больше нравилось в темноте, смотреть не могу на эти полуголые тела.
– Да уж, это, наверное, возрастное.
Мот, нагнувшись, прошел под завесой воды, снял шапку и осмотрелся.
– Так что же, вы все отправляетесь в путь нынче утром?
В ответ раздался нестройный многоголосый хор на самых разных языках. Явно все они сегодня отправлялись по маршруту: они натягивали дождевики и затягивали вокруг рюкзаков защитные чехлы. Мот тяжело опустился на скамейку у торца стола, так что вода на горелках подпрыгнула.
– Большинство палаток собраны, они все уходят прямо в дождь. Не знаю, как вы, а я с удовольствием задержусь здесь еще на денек, посмотреть, не станет ли завтра получше погода.
– Согласна, – Джули поддержала его, не задумавшись, а значит, Дейв тоже не будет против – ее рассудительность всегда ограничивала его бурный характер.
– Тогда поедим овсянки?
///////
Исландия расположена на подводном Срединно-Атлантическом горном хребте, который простирается на тысячи километров по дну Атлантического океана. На севере он вздымается там, где встречаются Североамериканская и Евразийская тектонические плиты; в Исландии они выходят на поверхность открытой расселиной, которая заметно сдвигается с каждым годом. В месте столкновения плит давление с силой поднимает их на поверхность; так возникает территория, где грубая, безудержная энергия творит новую землю.
Наступил день, дождь немного поутих, и нас потянуло наверх, исследовать поле лавы. Одну из тех точек, где земля вскипела и выбросилась на поверхность, чтобы заново начать свой цикл. Черная каменная корка раскрошилась на миллионы зазубренных кристаллических осколков, а потом расплавленная магма вновь сплавила их воедино. Теперь, спустя всего несколько тысяч лет после того, как земля выплюнула свое ужасающее нутро, изорванный пейзаж меняется, постепенно успокаивается. Камни и пепел разрушаются под воздействием дождя и солнца. Земля творит себя заново – так медленно, что зафиксировать это невозможно. Пепел и аргиллит почти незаметно становятся основой питательного слоя. А в питательном слое, в этой черной, жирной, похожей на торф массе, прорастают из принесенных ветром спор и семян мох и жесткая короткая травка. Мох одевает камни мягкой ярко-зеленой порослью – стартовый набор для зарождения жизни. Мы аккуратно пробирались по тропинке, которая неустанно вилась то по кругу, то вверх, то вниз, пока не спустилась к плоскому руслу реки, где поток протискивался в узкое ущелье. С одной стороны эту глубокую расселину в земле ограничивал поток застывшей у самой воды лавы, а с другой – сумбурное нагромождение камней, перемешавшиеся друг с другом слои породы, застывшие таким поразительным сплавом разных веков. Черный, отполированный, гладкий обсидиан лежал поверх аргиллита и сланца и под беспорядочными пластами