— Я понимаю, — ласково ответил он. — Но маму задабривать придётся. Лучше тебе приехать к нам. Вряд ли она пойдёт на контакт по телефону.
— Я и так собиралась. У меня воду горячую отключили.
— Тогда купи мяса. Устроим шашлыки.
— Хорошо, — кивнула я и, попрощавшись с папой до вечера, поехала в магазин с чуть более лёгким сердцем.
В супермаркете я закупалась так, словно зашла в магазин в последний раз в жизни или собиралась засесть в бункере на несколько месяцев как минимум — и плевать, что в корзине были в основном скоропортящиеся продукты. Чтобы вы понимали всю патовость ситуации, кассирша, женщина преклонного возраста, когда я выгружала продукты на ленту, смотрела на меня круглыми глазами, в которых так и читалось «до Нового года ещё полгода». Однако когда я выставила ещё и торт, она радостно просияла и спросила:
— У вас, наверное, день рождения? У нас скидки для именинников!
— Увы, но нет. Поминки, — ответила я, вытаскивая тяжёлую коробку с маминым любимым шампанским на ленту. — Мои.
Кассирша, кажется, воздухом подавилась и пискнула:
— Соболезную.
Наверное, решила, что я смертельно больна и решила покутить в последний раз — с таким грустным взглядом она пробивала мои товары. И только проверяя в машине чек, я увидела, что скидку на день рождения мне всё-таки сделали. Мелочь, а приятно. К тому же сумма в чеке была далеко не маленькой.
За походом по магазину я благополучно пропустила вечерние пробки, которые у нас были не настолько глобальными, как в Москве, но стоять в них было всё равно неприятно. А так как на улице было уже темно, я решила не ехать домой за вещами. В деревенском доме мы с братом хранили всё, что не носили в повседневной жизни, так что я подумала, что уж одну ночь как-нибудь перекантуюсь. А шампунем со мной поделится бабушка, если мама встанет в позу.
На самом деле, называть родительский дом «деревенским» не совсем правильно. Подгорное — а именно так когда-то называлась деревушка — с одной стороны практически слилось с городом, а другой уходило в древний сосновый лес, который считался каким-то заповедником.
Вообще, если быть честной, я всегда считала, что у людей, которые давали названия нашим деревням, явно были проблемы с фантазией, потому что только по нашей области я насчитала пять или шесть Подгорных. А Никольских? Их по стране вообще несчётное количество. Ну и верхом гениальности является добавление какого-то эпитета к уже имеющемуся названию. И так мы получаем целую кучу верхних и нижних, новых и старых деревень.
Именно об этом я подумала, когда увидела поворот на Подгорное, в котором не то что горы никогда не было, так там даже холмика не существовало. Возможно, тут когда-то давно жил какой-нибудь Гор — местный авторитет — и он всех крышевал, вот оттуда и пошло, мол, все под Гором ходят. Но это уже мои додумки.
Дом у родителей был большой и современный: с освещёнными верандами и красивой кирпичной кладкой, большими окнами и покатой крышей. Однако смотрелся несуразно рядом со старыми низкими домами, некоторые из которых были и вовсе заброшены, а на некоторых только начиналась стройка.
Папина машина уже была припаркована на подъездной дорожке, и я вздохнула от облегчения. Амортизатор уже на месте, можно выходить. Припарковавшись и захватив с собой коробку шампанского то ли в качестве защиты, то ли под видом взятки, я пошла к дому.
На открытой веранде, где мы обычно проводили совместные вечера летом, горел свет, а в небо уносились облачка дыма, и по участку плыл аромат горелого дерева. Значит, папа уже раскочегарил мангал, и остаётся только надеяться, что меня, как неблагодарную свинку, на нём не поджарят. Благо, мангал у нас маленький. Вот только есть ещё огромное кострище на границе с лесом, где мама проводит свои, так сказать, курсы по поднятию женской силы… и вот это меня не радовало.
Веранда у нас из сруба, красивая и уютная, занимающая почти всю заднюю сторону дома. И вид на лес мог бы быть просто невероятным, если бы не ряды бабушкиных грядок и теплицы, его загораживающие. Повезло, что, когда шла реконструкция дома, папа убедил бабушку снести сараюшки из старых окон и брусьев, которые она упряма называла теплицами, и поставить новые поликарбонатные с системой автоматического полива. Убедить её, что мы не едим столько овощей, сколько она выращивает, не получилось и вряд ли получится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Марфу Васильевну и Василису Николаевну, так звали мою бабушку, я увидела сразу же. Они сидели на диванчике, который по сути своей являлся широкой деревянной лавкой со спинкой, мягкости которой придавали матрасики и подушки в водоотталкивающих чехлах. Мама с бабушкой были совершенно не похожи: одна — ярко-рыжая и высокая, другая — низкая, пухленькая и седая настолько, что любая пепельная блондинка слюной подавится, лишь бы заполучить такой цвет. Жёлтый свет от уличных ламп слегка скрашивал острые углы маминого лица. И, кажется, она была не настолько злой, как мне показалось по телефону.
Меня они не видели, так как смотрели на тяжёлое предгрозовое небо и увлечённо обсуждали, будет гроза или нет и стоит ли закрыть теплицы и укрыть грядки. Да, вы правильно поняли — все грядки в бабушкином огороде были оснащены конструкциями с укрывным материалом.
Зато меня заметил папа, который как раз махал лопаточкой над мангалом, чтобы угли быстрее разгорались, и ободряюще мне улыбнулся. Ещё и большой палец показал, подмигивая, мол, не переживай, всё будет хорошо. А я улыбнулась в ответ. Ох, папочка, надеюсь, ты прав…
— Прекращайте играть в гляделки, — неожиданно приказала мама, и я вздрогнула. — Я всё вижу.
— Да мы в твоих умениях и не сомневались, — выдала я и тут же прикусила язык. Нет, ну честно, когда я уже сменю речевой фильтр? Старый явно барахлит.
Мама выжидающе посмотрела на меня, постукивая указательным пальцем по щеке. Сделав глубокий вдох, я поднялась на веранду и, поставив коробку с шампанским, чмокнула маму в щеку.
— Я просто разбила телефон, — принялась объясняться я, сев на небольшой зелёный пуфик рядом.
— Я в курсе.
— В командировке. Поэтому не могла его сразу починить.
— И это я тоже знаю, — мама говорила скупо, но не сказать чтобы зло, скорее устало. — Дрия, скажи, пожалуйста, ты по детскому садику заскучала? Мне что, снова надо писать на ярлыках твоей одежды номер телефона и просьбу позвонить, если увидите?
— Ма-а-ам! — возмущённо протянула я.
— Что «мам»?
— Все не настолько плохо!
— Да ладно! — всплеснула руками Марфа Васильевна, встав на ноги.
— Девочки, прекратите, — взмолилась бабушка, переводя влажный взгляд с меня на маму и обратно.
— Мам, не лезь, пожалуйста! — отрезала Марфа Васильевна, и я была с ней солидарна, хоть и молчала. Если вы не поняли, то мы не ругались — мы пока просто разговаривали. Даже голоса ещё никто не повысил. — Дрия, ты понимаешь, что я два дня из-за тебя не спала? Уехала в командировку и пропала. А о том, что ты в командировке, я узнала только от Дара, которого ты додумалась попросить поливать твои цветочки. Я тебя даже на картах смотрела, хотя обычно этого не делаю. Понимаешь?
— Да, — ответила я и решила слегка переключить её с опасной темы. — И что карты сказали?
— О, — протянула мама и как-то даже нервно хохотнула, вскрывая коробку, — говорят, любовь пришла и увела. Я уж подумала, что на тебя напал маньяк, и у тебя скоро разовьётся стокгольмский синдром. Одно радует — судя по картам, пускай хоть и с психическим отклонением, но ты будешь счастлива.
После маминых слов повисла поистине гробовая тишина, которую прервал мой дикий ржач. Мама аж покраснела от возмущения:
— Александрина! Это не смешно!
— Нет, мам, — отсмеявшись, всё-таки пискнула я. — Это очень смешно! — и, заметив недоумевающий взгляд мамы, добавила: — Просто карты твои в точку попали. Мне Психчинский предложил встречаться.
— Это фамилия такая? — мама достала бутылку из коробки и одобрительно кивнула. Взятка принята.